Основным природным богатством на территории бывшего Мглинского уезда были леса, богатые всякого рода пушной и пернатой дичью.

Крестьянских лесов в уезде после реформы 1861 года было мало – около 15 % от общей их площади, 85 % лесов уезда принадлежали помещикам. Казенных и удельных лесов не было.

Крупными лесовладельцами на территории Мглинского уезда до национализации лесов после Октябрьской революции были помещики: граф Н.М. Буда-Жемчужников, граф Клейнмихель, граф Гудович, Д.Я. Дунин-Борковский, И.Я. Дунин-Борковский, Могилка-Кашинцев, Куриндины, Н.Н. Лишин, Ясенские, Скаржинские, Зеленский, Ранке, Вериго Б.М., Есимонтовский, Касаткин, Мицкевичи, Сиротенки, Брешко-Брешковские и другие.

На протяжении многих лет помещичьи леса Мглинского уезда подвергались хищническому истреблению лесопромышленниками в погоне за баснословными прибылями. За два десятилетия до Октябрьской революции в Мглинском уезде были вырублены помещичьи леса, снизив за это время лесистость с 33 % до 17 %.

От некогда бывших дремучих лесов Мглинского уезда ко времени Октябрьской революции и национализации их, по данным Черниговского лесоохранительного комитета, оставалось всего лишь 62 тысячи гектаров общей их площади.

Пушная и пернатая дичь стала уже редкостью. Реки Ипуть, Воронуса, Судынка обмелели, рыбы в них значительно поубавилось и природные богатства Мглинщины оскудели.

 

Этому в большей мере способствовали опустошительные рубки лесов. Ярким примеров таких опустошительных рубок может служить так называемая «Ворминская лесная эпопея». О существовании этой эпопеи я узнал при приеме мною в 1918 году от Черниговского лесоохранительного комитета всех дел лесных имений Мглинского уезда, в том числе и имения И.Я. Дунин-Борковского в селе Вормино.

Пронюхав о больших денежных затруднениях владельца Ворминской лесной дачи И.Я. Дунин-Борковского, служившего в то время Вологодским вице-губернатором, в 1899 году к нему в с. Вормино явился бедно одетый совсем невзрачный еврей, в традиционном лапсердаке с пейсами, по фамилии Попильский, и предложил пану Борковскому продать ему – Попильскому на сруб во всей Ворминской даче лес в порядке выборочной рубки деревьев всех пород от 4-х вершков в диаметре на высоте груди человека и выше.

                       

Неврев Н. В. Торг. Сцена из крепостного быта. Из недавнего прошлого. 1866

 

Так как Попильский согласился уплатить половину договорной суммы при заключении договора наличными деньгами, что было весьма важно для Дунин-Борковского, сделка скоро состоялась на этих условиях на всей площади дачи в 6380 десятин, за исключением приусдаебной Ворминской рощи площадью 130 десятин и урочища «Церковщина» площадью 12 десятин, подаренного паном Ворминской церкви.

Продажная цена устанавливалась в 170 тысяч рублей, а срок рубки леса – три девятилетия, то есть 27 лет с перерывами работ по эксплуатации леса и лесохозяйничанья Попильского в даче на 10-м и 20-м годах после заключения договора. По истечении последнего года третьей девятилетки все постройки, заводы и другие сооружения, возведенные Попильским, по договору остаются в пользу Дунин-Борковского безвозмездно. Требовалось только получение Дунин-Борковским разрешения Черниговского лесоохранительного комитета на рубку леса.

Высланный для обследования лесной дачи запасный лесничий Черниговского губернского лесоохранительного комитета Федор Ведь, ознакомившись на месте с состоянием лесной дачи и с условиями предстоящей эксплуатации леса в ней, признал таковую выборочную рубку в течение такого длительного срока опустошительной и сделал свое заключение о невозможности разрешения такой рубки.

На основе такого заключения лесоохранительный комитет в ходатайстве Дунин-Борковского о разрешении рубки отказал. Тогда Дунин-Борковский обратился с личным письмом к черниговскому губернатору, который являлся председательствующим в лесоохранительном комитете, с просьбой, как дословно было сказано в его письме (письмо было приложено к делу): «Выслать для обследования лесной дачи другого лесничего – дворянина, могущего учесть его неотложную нужду в деньгах, а лесничий Ведь, будучи по сословию мещанином, не мог пойти навстречу моим желаниям, как человек далекий от дворянства»…

Просьба И.Я. Дунин-Борковского была удовлетворена. Высланный в порядке надзора лесной ревизор Могилево-Черниговского управления земледелия и государственных имуществ Козьер и старший лесничий Солохненко, получив соответствующие указания свыше, написали заключение о возможности разрешения рубки леса на таких условиях.

Получив при совершении нотариальной сделки половину договорной суммы наличными деньгами, Дунин-Борковский полагал, что Попильский, уплатив ему сразу 85 тысяч рублей, то есть такую крупную сумму денег, не сможет развернуть работы по эксплуатации леса в большом объеме за недостатком у него для этого капитала. Кроме того, лесная дача, расположена вдали от железной дороги, и у Попильского будут большие затруднения в подыскании подходящих потребителей на сбыт заготовленной лесопродукции и пополнения своих денежных затрат по эксплуатации лесной дачи в течение такого длительного периода времени.

Но на деле оказалось иное. Абрам Попильский был только подставным лицом крупных лесопромышленников: Буховских, Рогинских, Нечинских и других, обладавших большими капиталами и орудовавших в лесах Левобережной Украины и Белоруссии, сплавлявших лес по Сожу и Днепру.

Пользуясь их доверием и капиталом, Попильский прежде всего в Ворминской лесной даче построил три лесопильных завода в разных местах дачи, проложил удобные лесовозные дороги до ближайшей, только что построенной в Акуличской лесной даче Мамаевской железнодорожной ветки широкой колеи, и в течение первых двух лет своей деятельности в даче вырубил лишь небольшое количество малоценного леса, которое потребовалось лишь для устройства лесопильных заводов и сплошного бревенчатого наката на протяжении 6 верст по дороге к заводам и железнодорожной лесовозной Мамаевской ветки.

 

 

Мамаевская железнодорожная ветка. Снимок сделан приблизительно в 2 километрах от вокзала станции Клетня. 2000

От 60 километров «Мамаевской ветви», со слов клетнянских железнодорожников, осталось лишь 7 километров (от Клетни до посёлка 7-й километр), все остальные участки разобраны.

 

Следующий год Попильский не проявлял особой деятельности по эксплуатации лесной дачи, а занимался наймом рабочих лесорубов, возчиков, устройством временных помещений для контор и приемом подсобно-административного аппарата: приказчиков, приемщиков, укатчиков и сторожей, сгруппировав вокруг себя целую плеяду будущих более мелких лесопромышленников – лесных жуков – таких как: Левитаны, Шкловеры, Рабкины, Ривкины, Ицхокины, Мнухины и другие. Впоследствии эти лесные жуки сыграли большую роль в истреблении лесов Мглинского уезда.

Настоящая же эксплуатация лесной дачи путем выборочной рубки леса всех пород от 4-х вершков в диаметре на высоте груди и выше началось лишь на четвертый год после заключения договора. К концу первого девятилетия вся Ворминская дача на площади свыше 6300 десятин была пройдена рубкой. Все три лесопильных завода безостановочно работали в две смены.

Пиломатериалы: доски, шелевка, тарная клепка, брусья, шпалы и прочая готовая лесопродукция и днем и ночью безостановочно вывозилась на Мамаевскую железнодорожную ветку через станции Клетню и Жуковку и отправлялись на отдаленный рынок в места, по указанию руководителей компании лесопромышленников – настоящих хозяев этого предприятия: Быховских, Рогинских, Негинских, на капиталы которых производилась эксплуатация лесной дачи, но сами они оставались в тени, прикрываясь именем подставного лица – Абрама Попильского.

 

За пять последующих лет второго девятилетия Попильский вновь дважды прошел выборочной рубкой всю дачу, вырубая деревья, которые за это время достигли толщины 4-х вершков на высоте груди.

Такой опустошительной рубкой и сменой более ценных пород: дуба, сосны, ели малоценными быстрорастущими породами порослевого происхождения: березой и осиной, дача была до предела истощена, опустошена и обесценена.

Тогда Дунин-Борковский, ссылаясь на несоблюдение Попильским правил рубки леса, очистки лесосек от порубочных остатков, обратился в лесной департамент с ходатайством о признании такой рубки опустошительной и о расторжении кабального договора на оставшийся договорной срок.

Вмешательство лесного департамента, да и полное истощение лесной дачи, не могущей уже давать прежней баснословной наживы капитала компании лесопромышленников, заставили Попильского пойти на добровольное соглашение с Дуниным-Борковским о расторжении договора, причем Борковский принужден был уплатить Попильскому отступного 10 тысяч рублей, помимо недополученных им 44 тысяч рублей договорной суммы.

Таким печальным концом для Дунин-Борковского закончилась так называемая «Ворминская лесная эпопея». А Попильский и компания лесопромышленников на каждую тысячу рублей, вложенную в эту лесную эпопею получили пять тысяч рублей прибыли.

Нажились и подручные Попильского – Левитаны, Шкловори, Шульманы, Ицкохины, Рабкины, Ривкины и другие двуногие лесные жуки – истребители лесов в лапсердаках. В этой эпопее они приобрели большой опыт наживы капиталов на безжалостном истреблении лесов Мглинского уезда. Из мелких приказчиков, приемщиков и учетчиков в скором времени они сами стали заправскими лесопромышленниками, идущими по стопам своего учителя Абрама Попильского.

Памятен стал и Дунин-Борковскому этот Абрам Попильский.

Почти одновременно с Ворминской лесной эпопеей сводились леса Хорновской лесной дачи в урочище «Гудовщина», бывшего владения графа Гудовича. Граф Гудович владел большими земельными и лесными массивами в других губерниях, сам жил в Петербурге крупным вельможей, и во владении лесом в такой отдаленной от него и глухой даче, как Хорновская, был мало заинтересован.

 

Особняк В. В. Гудовича в Царском Селе

 

Идя навстречу его ходатайству перед лесным департаментом, он добился разрешения Черниговского лесоохранительного комитета на сплошную рубку в течение пяти лет всей       площади урочища «Гудовщина» в 700 десятин леса за счет якобы «соответствующего снижения размеров рубок леса в других его владениях других губерний», как дословно мотивировалось в решениях лесоохранительного комитета.

В течение нескольких лет «Гудовщину» бесконтрольно истреблял лесопромышленник Негинский, игнорируя элементарные правила рубки леса и интересы естественного возобновления вырубки. Места рубки не очищались от хлама и порубочных остатков, не имеющих сбыта на месте, отчего пониженные места вырубки заболачивались, а в сухих повышенных местах возникали лесные пожары.

Ко времени Октябрьской революции урочище «Гудовщина» было вырублено сплошь, а ко времени национализации лесов и лесных предприятий весной 1918 года Негинский оставил советской власти Хорновский лесопильный завод, кубометров 20 пиломатериалов и около сотни кубических саженей дров еще не реализованных им. В следующем году на захламленной лесосеке возник лесной пожар, от которого сгорел и лесопильный завод.

 

Так от бывшего лесного предприятия Негинского, как памятник дореволюционного хозяйничанья лесопромышленников в Мглинском уезде в Хорновской лесной даче осталась огромнейшая вырубка, безнадежная к естественному восстановлению, а на месте бывшего лесопильного завода – куча золы, да груда металла от сгоревших при пожаре машин.

В Ново-Романовской лесной даче в урочище «Казуты» бывшего владения Д.Я. Дунин-Борковского до революции орудовал лесопромышленник Ицхокин, Ельненские леса помещика Иванова в это время эксплуатировались Шульманом и Рабкиным. Леса в Луговецком Бору бывшего владения Б.М. Вериги, а также в урочище «Малинники» бывшего владения Есимонтовского в течение десятков лет хищнически вырубались Суражской бумажной фабрикой, которая до революции принадлежала акционерному обществу лесопромышленников, где поставщиками леса – еловых балансов и дров были Рывкин и Мнухин, а также другие мелкие лесопромышленники, сплавляющие лес по реке Ипути на средства акционеров.

 

Суражская бумажная фабрика, середина XXвека.

http://www.proletariy.ru/foto_history.htm

Эта бумажная фабрика при реке Ипути в то время ежедневно сжигала до 30 кубических саженей дров на одно топливо, не считая леса, идущего на изготовление бумажной массы.

 

 

Суражская бумажная фабрика, сегодня ЗАО Пролетарий. http://www.proletariy.ru/foto_proletariy.htm

 

От всех этих лесных операций разорялись лесовладельцы-помещики и наживались капиталисты-промышленники, а трудящиеся массы беспощадно эксплуатировались.

Но не все леса Мглинского уезда в дореволюционное время уничтожались в результате разорения помещиков-лесовладельцев и хищнической эксплуатации их лесопромышленниками ради наживы. Были леса, которые страдали от других причин и главным образом от лесных пожаров.

Характерным примером этому может служить урочище «Зеленщина» бывшего владения некоего заводчика Зеленского, жившего когда-то и где-то, а где именно – никто толком и не знал, да и вряд ли его наследники знали, что это урочище «Зеленщина» площадью 880 десятин принадлежит им. Изустные предания сохранились, что когда-то, лет 120 тому назад в урочище «Зеленщина» был спелый сосновый бор. После продажи этого леса на сруб лесопромышленнику Раднянскому и сплошной его вырубки на все площади 880 десятин, там уже лес не вырастал выше человеческого роста в течение многих лет, так как периодически через пять – шесть лет он выгорал от лесных пожаров.

После Октябрьской революции и национализации лесов урочище «Зеленщина» вошло в состав организованного в 1918 году загородного общенародного лесничества и представляло собой огромнейшую по площади пустошь с песчаной, сильно заросшей вереском почвой, с редким, едва выходящим из под вереска возобновлением сосны и кое-где торчащими редкими сосенками в человеческий рост, с широкими, раскидистыми кронами и явными следами лесного пожара на коре почерневших стволиков.

После национализации лесов огромный лесной пожар в урочище «Зеленщина» произошел в 1920 году. По долгу своей службыМглинского уездного инспектора лесов, выявляя причины этого лесного пожара, я установил, что урочище «Зеленщина» выгорала раньше и выгорает теперь от умышленного поджога семьей хуторянина по прозвищу «Борисенка», а по фамилии Зайцев, поселившегося на границе этого урочища в двух верстах от хутора Ясенка. Цель поджога – создание лучших условия для пастьбы скота, преимущественно телят, которых семья Зайцева (по прозвищу «Борисенка») брала на выпас от горожан в количестве 15 – 20 телят ежегодно за небольшую плату.

 

 

 

Лесной пожар

 

 После пожара выгорал вереск и молодое сосновое возобновление. На минерализованной песчаной почве пожарища появлялась съедобная для телят молодая трава «пожарница» (вейник – бич лесных культур), уменьшалось количество комаров и прочего гнуса на пастбище после пожара да и волки держались подальше от свежего пожарища в лесу.

В течение 5 – 6 лет после пожара вновь вырастал вереск и редкое, едва заметное из под вереска, возобновление сосны, молодая трава «пожарница» старела, делалась несъедобной телятам. С изменением условия увеличивалось число комаров, оводов, слепней и прочего гнуса, чаще стали посещать места пастьбы телят волки, ухудшались все условия для пастьбы телят и другого скота, и снова в семье «Борисенков» возникала необходимость лесного пожара. Пожар делали дети, конечно, не без ведома взрослых.

Так благодаря темности и невежества одной семьи во имя благополучия полутора – двух десятков телят, в течение многих лет приносились в жертву 880 десятин лесной площади, на которой за этот срок вместо пустыря рос бы вековой сосновый бор.

А вот другой пример, когда лес уничтожался лесными пожарами не из-за темноты и невежества, а из-за отсутствия разумного толка его владельца, хозяйского глаза и собственного надзора за действиями доверенных лиц по управлению лесным имением.

 

 

В Молодьковской лесной даче прибалтийскому помещику-лесовладельцу Ранке, безвыездно проживавшему в своих имениях близ Риги, до революции принадлежало лесное урочище «Лифоновщина» площадью около 500 десятин соснового средневозрастного леса. По доверенности владельца управлял этим лесом житель села Молодькова Латышев Григорий Васильевич в качестве объездчика, получая от владельца приличное по тому времени ежемесячное жалование. Не допуская лесопорубок, строго наказывая за это местное население и, создав видимость добросовестного исполнения им своих обязанностей, объездчик Латышев заслужил доверие своего хозяина Ранке. Этому способствовали редкие приезды хозяина в это отдаленное лесное имение, отсутствие жалоб на его доверенного со стороны местного населения и отсутствие самовольных порубок леса.

Но при бесконтрольности со стороны хозяина, это слепое доверие повлекло за собою плохие последствия для леса – лесные пожары. С наступлением лета в урочище «Лифановщина» то и дело возникали лесные пожары, которые при энергичной деятельности объездчика Латышева с помощь местного населения немедленно прекращались.

О пожарах и быстрой их ликвидации Латышевым немедленно доносилось хозяину в Ригу, с приложение табелей крестьян, участвовавших в их тушении и актов о причинении незначительных убытков от пожаров. А хозяин, в благодарность за хорошую службу, награждал Латышева денежной премией, и так щедро оплачивал труд местного населения, участвовавшего в тушении лесных пожаров, что, в конечном итоге, в селе Молодьково лесные пожары, при такой слепоте помещика Ранке, стали экономически выгодными и для населения и для объездчика Латышева, который в табель вносил мертвые души, а следующую им плату за тушение пожаров ложил себе в карман.

Знакомясь с делами этого имения при национализации лесов в 1918 году, я установил, что летом 1916 и 1917 года не было ни одного воскресного дня, когда бы в урочище «Лифоновщина» не было бы лесного пожара, не исключая даже дождливых дней.

Все это свидетельствовало, что лесные пожары, при такой слепоте и бесконтрольности помещика Ранке, были выгодны для населения села Молодькова, как дополнительный заработок в нерабочие дни, а объездчику Латышеву, как средство наживы от этого.

 

 

Но не все помещики бесхозяйственно и безрассудно относились к своим лесным богатствам.

В бывшем Мглинском уезде больше чем в других уездах Черниговской губрении было помещиков; по количеству лесов в их владениях он занимал первое место в губернии.

Были в нем и более мелкие и неродовитые лесовладельцы, как например, два брата Никифор и Василий Сиротенки, выходцы из мещан, которые, живя в селе Костеницах среди крестьян на положении неродовитых бар, знали цену своему богатству, бережно охраняли свои леса и немилосердно преследовали судом и штрафовали окружающих крестьян за всякие даже мелкие лесонарушения их, пастьбу скота в их лесах.

 

 

Не легка была жизнь крестьян в окружении владений таких прижимистых полупомещиков, как Сиротенки. Леса у Сиротенок были добротные, но внимание крупных лесопромышленников они не привлекали: лес на сруб Сиротенки продавали небольшими участками, дорого за них просили, строго и даже придирчиво требовали от лесопокупателей соблюдения всех правил лесоэксплуатации, а потому не сулили лесопромышленникам получения больших барышей. Ко времени национализации леса их оставались не срубленными, что было редким явлением.