Меценат и благотворитель – Степан Артемьевич Лашкевич

 

Оглавление 

Род Лашкевичей 

Выборы Стародубского войта – «истинный образчик» малороссийской демократии 

Предводитель Погарского дворянства, его дневник и потомки 

Литератор, издатель и редактор журнала «Киевская старина» -  Александр Степанович Лашкевич 

Степан Артемьевич Лашкевич – Уездный Предводитель дворянства края 

Церковь Покрова Пресвятой Богородицы с. Новая Романовка 

«Иконостас кисти Боровиковского» 

Источники и литература

 

Род Лашкевичей

 

Представители этого рода занимали различные уряды в Погарской и Бакланской сотнях Стародубского полка, а в XIX в. владели имениями в Новозыбковском (Брахлов), Новгород-Северском и Мглинском уездах (с. Новая Романовка). Лашкевичи породнились со многими известными родами – с такими, как графы Гудовичи, Немировичи-Данченко, Косачи, Галагены, Милорадовичи, Миклухи.

 

Самым широко известным представителем этого рода в Мглинском крае стал Степан Артемьевич Лащкевич, который в 1827 году стал одиннадцатым Предводителем дворянства края, будучи владельцем с. Новая Романовка. Усадьба в с. Новая Романовка – это, пожалуй, одна из самых известных усадеб Мглинского края не только в нашей стране, но и за рубежом. Эту популярность ей принесла построенная в 1811 году по заказу Степана Артемьевича небольшая усадебная церковь Покрова Пресвятой Богородицы. Среди огромного количества типов культовой архитектуры данного периода этот храм является единственным в своем роде. Но самое удивительное то, что в этой прекрасной по архитектуре церкви был не менее высокохудожественный иконостас, расписанный знаменитым художником В.Л. Боровиковским.

 

Предки Степана Артемьевича Лашкевича жили в Стародубе, с начала XVIII века служили в Стародубском полку в звании бунчуковые товарищи, за безупречную службу получали денежное вознаграждение и пожалованные земли, торговали пенькой, занимались скупкой земельных угодий, стали знатными и богатыми людьми на Стародубщине.

 

Лашкевичи, как это видно из родословных документов, ведут свой род от белорусского выходца Ильи Лашкевича, переселившегося будто бы в Стародуб из Речицкого повета в 1679 году. Однако кто такой был этот Илья Лашкевич, неизвестно. Когда в восьмидесятых годах XVIII столетия дворянская комиссия Новгород-Северского наместничества потребовала у Лашкевичей доказательств дворянского их происхождения, то они нашли в Мозырском повете несомненных шляхтичей Лашкевичей, которые под присягою показали, что могилевские и северские Лашкевичи происходят от одного предка.

 

Затем в Рогачевском уездном суде был найден в городских книгах Чечерского, Речицкого и других замков ряд грамот, данных разными польскими королями, начиная от Сигизмунда II до Августа, фамилии «землян» Лашкевичей, и, одновременно, у других шляхтичей было заимствовано подробное описание герба. Таким образом получилась цепь данных, подкрепленная свидетельствами «веры годных» людей, вполне достаточная для убеждения членов дворянской комиссии в шляхетском происхождении рода Лашкевичей и для внесения их в шестую часть дворянской родословной книги, в категорию древнего дворянства.

 

На самом деле древность рода едва ли не ограничивалась упомянутым уже Ильею Лашкевичем. Не даром автор «Истории руссов» замечает в своей книге о польских корнях дворянства:

 

«шляхта сия ежедневно почти умножалась новыми выходцами из музыкантов, мастеровых и панских служителей, которым никакого разбора здесь (в Малороссии) не было, а когда кто покажется из Полыни, то уже и шляхтич, как-бы он был избранного рода левитского от древних иудеев».

 

Да и в отношении родоначальника рода существуют определенные расхождения среди составителей родословной Лашкевичей. Так, если в статье Ф. Д. Николайчика «Род Лашкевичей и дневник одного из них», опубликованной в журнале «Киевская старина» в 1887 году, утверждается, что род происходит от Ильи Лашкевича, переселившегося будто бы в Стародуб из Речицкого повета в 1679 году, то в «Малороссийском родословнике» В. Л. Модзалевского род Лашкевичей начинается с некого Гаврило.

 

Не отвергая возможности происхождения стародубских Лашкевичей от Лашкевичей мозырских, В. Модзалевский приводит ссылку на документ из Румянцевской описи Малороссии, в котором утверждается, что Тишко Гаврилович, прозываемый Лашко, 30 июля 1677 г. купил у Василия Михайловича Тавинского, казака сотни полковой Стародубовской, "пляц дворовий, стоячий в паркане на Пробитой улице, обмежу з едного боку брама пробитая и вал, а з другого боку – Остранина небощика". Опираясь на данный документ, Модзалевский считает, что Тишко не может быть сыном Ильи и видит в качестве первого предка Лашкевичей – Гаврило, сын и внук которого еще до половины XVIII столетия считались мещанами г. Стародуба, и только с этого момента и немного ранее перешли в казацкое сословие и старшину.

 

Впрочем, это не имеет особого значения, так как ни об Илье, ни об Гаврило дополнительной информации нет, и их влияние сказывается лишь на отчестве Тишко (Тихона) Лашкевича, с которого фактически и начинается род Лашкевичей. 

 

Герб рода Лашкевичей

 У этого рода был шляхетский герб, внесённый в «Общий гербовник». В щите, имеющем голубое поле, изображены золотая шестиугольная звезда и под оною такого же металла луна рогами вверх. Щит увенчан дворянским шлемом и короною с павлиньими перьями, на которых видны звезда с луною. Намет на щите голубой, подложенный золотом.

 

Сын Тишко, Семен, по прозвищу Тищенко, уже настолько обогатился, что даже смог породниться с древним благородным родом Северщины – Рубцами. Он женился на Марине Рубец, взял за нею в приданное маетности в Стародубовском полку и имел от нее пять сыновей. Старший из них, Карп, умер молодым, а остальных отец пристроил к знатному казачеству, записав их в службу значковыми товарищами.

 

Из–за отсутствия протекции, ни один из сыновей Семена не пошел далеко по службе. Второй, Иван, умер в 1765 году бунчуковым товарищем. Артемий, оставался до смерти значковым товарищем. Онисифор (Ониско), вовсе не поступал на службу, а последний, Федор (ок. 1708 - 1713, † до 1781), дослужился до полкового хорунжего.

 

Из рода Лашкевичей самыми представительными являются две ветви, которые берут свое начало от сыновей Семена Тихоновича – Ивана и Артемия. По линии Артемия происходит его внук Степан Артемьнвич Лашкевич, владелец с. Новая Романовка и Предводитель мглинского дворянства, а по линии Ивана – Степан Иванович Лашкевич, предводитель Погарского дворянства и автор известного дневника, описывающего события на Стародубье второй половины XVIII века.

 

Родословная рода Лашкевичей

 

Сыновья и внуки трех меньших братьев затерялись затем в массе мелкого дворянства, а старший, Иван Семенович, успел собрать значительное состояние и тем выдвинуть свое потомство.

 

Он скупил у тёток своих по матери, Рубцовен, обширные поместья, по соседству с своим материнским, так что сделался богатым державцем в Стародубском полку. Ивану, который в «сказке» подписывался Лашкевич Рубцов, принадлежали: половина села Брахлов, Любечан, Полхова, Обтень, слободки Шамовки, половина села Елионки, слобода Воронец, а также мельницы на речке Бобинце, на речке Снови, на речке Ирпе и на ручье под местечком Новым Ропском.

 

Иван Семенович женат был на Ефросинии Ивановне Губчиц, бывшей уже в замужестве за сыном полкового обозного Василием Журманом, и имел от нее пасынка Илью Журмана, сына Степана и дочь Марфу. В 1729 г., подавая "сказку" о владельцах с. Задубенья, Иван Лашкевич, как стал называть себя этот сын Семена Тищенка, говорит, что этим селом владеет он совместно с пасынком Ильей.

  

Выборы Стародубского войта – «истинный образчик» малороссийской демократии

 

С Семеном Тихоновичем Лашкевичем, или Тищенком, как его называли в народе, тесно связана история выборов стародубского войта, подробно описанная А. Лазаревским в его книге «Стародубский полк». По Магдебургскому праву управление городами Северщины (Новгород-Северском, Стародубом, Почепом, Погаром и Мглином) было предоставлено городскому магистрату. Магистрат составляли выборные урядники – войт, бурмистры, райцы и лавники. Но с установлением в Стародубе полкового управления стародубские полковники присвоили себе такую власть, при которой полномочия магистрата стали номинальными. Мещане понимали, что действительная власть имеется у одного лишь полковника, а все остальные урядники, в том числе и магистратские, были только исполнителями его приказаний.

 

В 1719 г. стародубский войт Демьян Ермолаевич отказался от войтовства, по-видимому, вследствие интриг двух членов магистрата, бурмистра Григория Злотника и райца Семена Тихоновича (Тищенка). Оба они искали войтовства. Вслед за отставкой Демьяна Ермолаевича последовало гетманское разрешение на избрание нового войта.

 

Г. Стародуб 

Выборам предшествовали банкеты, которые устраивали главные кандидаты, Злотник и Тищенко, с целью увеличить число своих сторонников. Стародубское мещанство разбилось на две партии, которые и сошлись в ратушу (так назывался дом, в котором помещался магистрат) для избрания войта.

 

Обе партии выкрикивали своих кандидатов, бранясь между собой, пока не одолела партия Злотника, как более многочисленная, начав выгонять из ратуши сторонников Тищенка... Об избрании Злотника составлен был приговор и послан в Глухов на утверждение гетманской администрации.

 

Одновременно с этим приговором, в канцелярию на имя гетмана была послана бумага от имени сторонников Тищенка, записанная, конечно, по его внушению, где мещане просят гетмана "поставить на уряд войтовства" Тищенка, прибавляя, что если последний не будет угоден, то пусть войта поставит сам гетман, но что Злотника они ни в каком случае не желают.

 

Когда, вследствие этого, гетман замедлил с ответом на просьбу об утверждении Злотника, то по внушению уже Злотника, магистрат повторил свою просьбу, добавляя на всякий случай, что другого кандидата найти трудно, так как из тех, кто мог бы занять уряд войта, одни слишком стары, а другие – неграмотны. С этой просьбой поехал в Глухов сам Злотник и тоже начал хлопотать, с помощью своих предстателей.  

 

Задобренные предстатели обоих кандидатов указали гетману как средство помирить претендентов – решить жребием, кому из двух, Тищенку или Злотнику, быть войтом. В этом смысле был написан ответный универсал в магистрат, где в присутствии всего мещанства "метнули жребий" – и он указал быть войтом Злотнику.

 

Жаль стало Тищенку денег, потраченных при искании войтовства, и он, желая вернуть хоть часть их, обратился к гетману, откровенно объясняя, что, угощая перед выборами весь магистрат и мещанство, издержал "на банкеты" 967 золотых, которые и просил взыскать из магистратских доходов. Претензию Тищенка нашли в Глухове справедливой, и ему был выдан универсал на взыскание с магистрата указанной им суммы.

 

Такое решение гетмана, последовавшее по одному голословному заявлению Тищенка, показалось магистрату уж очень несправедливым. Магистратские урядники, как сами они сознались, действительно участвовали при распитии одной бочки "нетерсименту" (испанское вино), но они никак не предполагали, что это угощение хозяин поставит им на счет. При том же счет был так преувеличен, что магистрат нашел необходимым просить гетмана Скоропадского помиловать его от несправедливой претензии Тищенка.

 

"Не рассмотрительно магистратовых и прочих мещан перед ясневельм. вашою, опотварил (оговорил) Тищенко, – писал новый войт к гетману, – ибо на банкете у него майстратовии и прочие люде, которых он обнесл, не бывали (кроме ему единомислних) и он в дворе своем банкетов не обыкл строити, и людей приймовати не умеет; и прошений – до людей не ходит и кроме води, жадних напоев не уживает. А если кого з майстратових или з мещан в нарочитый день, почастовал (попотчевал) яким трунком (напитком), тая почастка от майстратових сотников и цехов, грошовим и пироговим поклоном, да и от ратуши приходами, нагородилася непоровнане (с излишком). Самая его то людская грубость повела (из-за) оного роду кубка пива, ясневельможность вашу турбовать не срамно. К тому бочку нетерсименту поставил (в поданном гетману счете) в сту рублях, а дал за оную толко 50 талярей битых, свидетель (тому) Иосиф Самусенко; подлуг теди Самусенкова свидетельства, не отрикаем и должни оную сумму Тищенку заплатити. <…> Судбы божии голосу людскому согласуючие, чрез жребий не пустили в майстрате войтовского Тищенку заседати местца. На кого ж ищет? – В руках его жребий ему есть!"

 

Так говорит в своей бумаге войт Злотник, разумея, что жребий не указал Тищенку быть войтом, а потому-де нечего ему срывать свою досаду на мещанах, распивших предложенную им бочку нетерсименту... В заключение войт просил, чтобы гетман дозволил заплатить Тищенку только за одну бочку нетерсименту.

 

Какой результат последовал по этой просьбе, неизвестно. Вероятно, впрочем, что и в Глухове наконец нашли, что задобренные предстатели Тищенка чрез меру благоприятствуют ему, и гетманский универсал о взыскании 967 золотых остался без исполнения, как это нередко бывало с подобными универсалами. 

 

Базарная площадь Глухова

 

По крайней мере, Тищенко за сим успокоился, не покидая, впрочем, надежды сделаться войтом позже. Злотник пробыл на войтовстве три года и весной 1722 г. умер. Скоропадский в это время был в Москве, и Тищенко немедленно обратился к своим предстателям, находившимся около гетмана, прося устроить его войтом если можно без выборов, на том основании, что он уже был выбран раз на этот уряд, в 1719 г. И эта просьба Тищенка найдена была у гетмана уважительной, так как в начале мая 1722 г., тогдашний наказный полковник Корецкий получил от гетмана из Москвы следующий "лист":

 

"Вестно нам учинилося, что войт майстрату стародубовского Григорий Злотников окончил житие свое; а на его местцу там в майстрате з настоящих урядников такового человека нет, который бы могл справно и управително всякие порядки належите содержать; сего ради памятаючи мы, что еще прежде избрания на войтовство покойного Злотникова, на Семена Тишковича болше од значнейших мещан да и от посполства к получению ему того уряду, вотов было, навет и небозчик полковник болше на его являл свое соизволение, чрез сей наш лист жадаем и приказуем вашей милости, абы вышовши в ратуш при собрании обиклом урядников и посполства, сей наш лист велел вычитати и по прежних их вотах, вручил указом нашим помянутому Симену Тишковичу правление войтовского тамошнего уряду, до далшого нашего утверждения, которий би з помощию писара майстратового, як давнейшого в майстрате, и других ратушних урядников, правдою и радением оное правление в ползу и прислугу общества старался вести и содержати прежним порядком и обыкновением. А чтоб ему, п. Тишковичу, в том правлении од подручних ему было належитое послушенство, вручи оному сей наш лист..."

 

Таким образом, Скоропадский нашел возможным поставить Тищенка войтом лишь на основании прежних выборов, и, хотя в "листе" и говорилось, что это делается "до дальшего утверждения", но о новых выборах при этом не упоминалось. Видно, что советчики гетмана – они же, должно быть, и предстатели Тищенка – были уверены, что такое распоряжение будет принято стародубскими "гражданами" беспрекословно и только нашли нужным несколько задобрить тогдашнего магистратского писаря, Григория Отвиновского, упомянув о необходимости его помощи.

 

Став войтом по этому распоряжению гетмана, Тищенко был, конечно, уверен, что последует и "дальшее его утверждение", когда Скоропадский вернется из Москвы. Но Скоропадский, вернувшись в Глухов 27 июня, 3 июля умер. Тищенко остался в положении очень неопределенном, и такое его положение сознавали и стародубские "граждане", видимо, не желавшие иметь Тищенка войтом.

 

Созданная вслед за смертью Скоропадского в Глухове Малороссийская коллегия поставила всю Малороссию в недоумение о пределах её власти. Недоумевали и стародубские мещане – к кому следует им обратиться с просьбой о разрешении произвести выборы действительного войта, на место умершего Злотника. Между тем, магистратский писарь Григорий Отвиновский, думая, что со смертью Скоропадского предстатели Тищенка потеряли прежнюю власть, решил попытаться самому попасть в войты и стал подбирать партию.

 

Тищенко испугался этого конкурента и поспешил написать в Глухов, набрасывая тень на Отвиновского и в тоже время стараясь узнать, что там думают об избрании нового войта. Бумага была написана на имя генерального писаря Савича, в котором Тищенко думал видеть по-прежнему главного заправителя дел, каким он был при умершем гетмане.

 

"Общенародно соболезнуем и плачемся, – писал Тищенко от имени магистрата, – о преставшомся рейментару... яко оставил есть осиротелую всю Малую Россию, а наипаче полк Стародубовский и самий город Стародубов вдовствующий, без начальника главного, полковника, и без гражданского правителя, майстрату стародубовского войта. Нечаянной смерти его рейментарской особе, з божеского окроку собывшойся, общенародно молим души его невинной вечного упокоения, а у вашой панской милости, понеже императорского величества новый в ратушах малороссийских денежного и хлебного збору, прислан печатный указ, як меем убогою ратушою управлятися, просим наставления, дабисмо удостоилися по прежним нашим правам обобрати якого нам майстратового стародубовского войтом, волними и всенародними голосами, кого Бог изволит.

 

Тут же доносим велможности вашой, сторонни п. писара нашого майстратового, которий будучи от килка лет при майстрате, убогатившися, до всяких дел правителствующих обтягощен и отнюдь своей особою не хощет прилежно так в судах помоществования в своем звании творити, яко в приходах и росходах общенародних приложити тщателно, под сее трудное время; а иле без п. войта целого, против себе некого не ставит, до болшой власти себе промуючи..."

 

Никакого, однако же, ответа на эту бумагу получено не было. Тогда Отвиновский, по-видимому, убедил магистратских урядников, что с учреждением коллегии, которая "учинена токмо для того, дабы малороссийский народ ни от кого утесняем не был", выборы войта могут быть произведены и без разрешения генеральной старшины, и они состоялись 1-го января 1723 г. Войтом был выбран Отвиновский, пообещавший при этом мещанству защиту от полковой власти, а урядникам – льготу от некоторых повинностей. Обещания эти скреплены были письменным актом.

 

Но когда о выборе Отвиновского донесено было в Глухов, то наказной гетман Полуботок, не признав этих выборов, как сделанных без его разрешения, немедленно распорядился об увольнении Отвиновского не только от войтовства, но и от писарства. Вместе с тем последовало распоряжение о выборе войта, в присутствии двух присланных из Глухова комиссаров.

 

На новых выборах, 14 января 1723 г., выбраны были два кандидата – Семен Тищенко и бурмистр Яким Андреевич, или Андреенок, как звали его в народе. В составленном при этом протоколе было сказано, что немедленно после выборов Тищенко заявил, что он от войтовства отказывается. Донося Полуботку об избрании Андреенка, тогдашний наказной полковник Корецкий просил "и з войсковой стороны оному кандидату изволением божиим и панскою властию, войтовский уряд совершити". Но отказ Тищенка, по-видимому, был вынужден Корецким, который покровительствовал Андреенку, давшему обязательство, в противоположность Отвиновскому, уважать полковничью власть и повиноваться ей.

 

Несмотря, однако, на старания Корецкого об Андреенке, Тищенко не терял надежды на войтовство и отправился в Глухов хлопотать, чтобы быть войтом ему, на основании распоряжения Скоропадского, присланного из Москвы весной 1722 г. Хлопоты Тищенка едва было и не удались, потому что на донесение Корецкого был заготовлен в генеральной канцелярии такой ответ:

 

«На донесение ваше о выборе на уряд войтовства двух кандидатов, из которых представляется Яков Андреевич, а Семен Тищенко будто отказывается, находим нужным объяснить, что по справке с делами оказывается, что по распоряжению умершего гетмана, был определен прежде сего Семен Тищенко, почему и мы согласно тому гетманскому распоряжению, "его, Тищенка, поставити войтом майстрату стародубовского приказуемо, которого и нехотяща к тому, меешь вашмость убедити; он же до того звания войтовского з указу и з послушания за свое в месте (городе) жителство, должен месту служити без отречения принятися и всякие в месте порядки як належит управлять повинен, понеже як чуем он, Тищенко, человек есть справный и добросовестный».

 

Ответ этот, заготовленный уже 1 февраля, показывает, что Тищенко нашел в Глухове прежних благоприятелей и в прежней силе. За Тищенка и теперь, и прежде, предстательствовал генеральный писарь Савич, которому нужен был податливый войт в Стародубе, для округления его маетностей в Топальской сотне. Савич, вероятно, сочинил и ответ Корецкому на представление о Якове Андреенке.

 

Но прежде чем заготовленная бумага была послана, в Глухов приехал сам Андреенок; а вслед за ним Корецкий, со всей полковой старшиной, повторил о нем свое ходатайство, говоря, что "мещане все едностайне вота свои дали за едного п. Якова Андреевича, бурмистра старод., который зараз по смерти покойного Григория Злотникова, належите ведет гражданские порядки", почему полковая старшина и со своей стороны признает Андреенка достойным уряда войтовства.

 

До получения этой бумаги в Глухове, Андреенок успел уже задобрить влиятельных людей, и генеральная старшина, получив 1-го марта второе представление Корецкого, на другой уже день отвечала последнему:

 

"Писал вмть до нас, же п.п. майстратовые старод. не имеючи в городе своем по смерти п. Григория Злотникова, совершенного войта, избирают на тот войтовства уряд согласным изволением буймистра своего п. Якова Андреевича, за которым и вмть вкладаешся, жебы он по желанию людском, был при том уряде захован. Теды мы як людскому изволению, так и вмти вложениюся не рекузуючи, позволяем вмти вручити тот войтовства уряд ему, п. Якову Андреевичу".

 

Войт Яков Андреенок, после избрания его на этот уряд, письменно обязался не выходить из полковничьего послушания и, таким образом, открыто подчинил и свою, и магистратскую власть – власти полковника. При таком положении дела "гражданские порядки" стали зависеть от власти полковых урядников, и магистрат мало-помалу должен был обратиться в другую полковую канцелярию, ведавшую не казаков, а стародубское мещанство. Так оно со временем и произошло.

 

Мещане понимали, что войт их, став под покровительство полковников, будет заботиться только о личных своих интересах, зная, что полковничья власть из-за таких же личных интересов всегда его поддержит, если мещанство попытается избавиться от такого войта. Андреенком мещане были недовольны, но не решались заявить своего недовольства, находясь под давлением сначала Корецкого, а потом назначенного царем Кокошкина. Но как только последний был смещен и место его временно занял полковой сотник Бороздна, мещане немедленно обратились к последнему с ходатайством о разрешении выборов, полагая, что власть полковника, благодаря пребыванию на этом уряде царского назначенца Кокошкина, стала сильнее власти генеральной канцелярии.

 

В январе 1726 г., Бороздне подано было мещанами такое доношение:

 

"Под нынешнее время, требует нужда справного и во всем досконалого в майстрате правителя, того для при сем нашом доношении просим вашого благородия позволения по давном нашом обыкновению, сего Якова Андреева от войтовства оддалити, а вместо его на тот уряд в кандидати до воле велм. его мил. п. Иоана Леонт. Кокошкина и вашого благородия, кого Бог пошлет избрати, которий бы могл по своей верности и должности, надлежащии дела со всяким усердием оправовати".

 

Бороздна, однако ж, не признал за собой права лично разрешить эту просьбу и послал ее в генеральную канцелярию, а последняя передала эту бумагу на разрешение Малороссийской коллегии. Но когда через месяц стародубцы повторили свою просьбу, то глуховские "правители" нашли возможным сделать временное распоряжение и 2-го февраля "приговорили":

 

"Выдать указ до наказного полковника старод., дабы он за согласием урядников майстратових и других мещан тамошних, изобравши якого человека добросовестного и справного, приказал ему за войта всякие дела в майстрате управлять до времени, покамисть на посланную в коллегию промеморию ответ и резолюция учинится".

 

Такого разрешения добился Бороздна личным предстательством у "правителей" за стародубских мещан, причем, как видно, он желал провести в войты Тищенка. Но за Бороздной приехал в Глухов и Андреенок… И как только Бороздна получил разрешение на выборы временного войта, Андреенок подал в генеральную канцелярию протест, в котором говорит: по присланному указу от войтовского уряду меня отставили, а за какую вину, того в том указе не выражено.

 

"Не ведаючи прето я за собою моей вины за что мене теперь поткало такое бесчестие, что прежде сего не только наказный, але и целый полковник не силен был без воле гетманской майстрату нашего войтов скидать или наставлять; а тепер за единым весма неправедним уданем двох или чотирох моих суперников, кроме всякой слушности и доказательства, отдалено мене от уряду, на которий я не толко з войсковой енер. канцелярии мею потвержене, но и с коллегии малор. выдан мне указ..."

 

Указание Андреенка, что он на стародубское войтовство имеет указ коллегии, испугало правителей, и они немедленно сделали новое распоряжение (1 марта) – "О бытии ему Андрееву до согласия з молор. колегии майстратовим войтом по прежнему". Узнав об этом новом распоряжении, Бороздна, ожидавший в Глухове результата хлопот Андреенка, в тот же день выехал в Стародуб, и несмотря на то, что вдогонку ему был повезен "указ" об оставлении войтом Андреенка, 2-го марта уже произвел новые выборы, на основании указа 2-го февраля, а 3-го марта писал в Глухов:

 

"Сего 725 г. мес. марта 3 д., за прибитием моим в Стародубов з Глухова, майстратовие урядники з волоскими и квартирними сотниками, цехмистрами и братством и всем посполством, единогласно избрали на войтовство майстратовое стародубовское здавна заслужоного в майстрате райцу Семена Тихоновича, о котором новоизбранном войту покорне доношу канцелярии войсковой енер."

 

Видно, что Бороздна старался не столько за мещан, сколько за Тищенка. Но все его старания были уничтожены полученным из Глухова ответом, что

 

"ненадлежало было ему (Бороздне) получивши указ, повелеваючий Андреевичу прежний его уряд привернуть, а барзей по оному весма не доводилося б ему действовать власне на едину укоризну и уничтожение оного, ибо совершенного войта ему указом ставить не предложено... Однак диссимулюючи такое его о помянутом указе пренебрежение, повторително предложить, дабы он з войтом Яковом Андреевичом учинил так як прежний указ об нем Андреевичу опевает (говорит); а Тищенка, которий без указу енер. войск. канцелярии упором и самоволием на тое войтовство произведен, отставил бы, опасаясь за показанное од его указу неисполнение, штрафа и войскового наказания".

 

По получении этого ответа, стародубское мещанство взволновалось, понимая, что разноречивые распоряжения генеральной канцелярии вызываются лишь взятками, которые берут там... О волнении мещан Бороздна доносил в Глухов, говоря, что когда он приказал магистратским урядникам,

 

"абы по прежнему приняли Якова Андреевича за войта", то все мещане "единостайне ставши при упоре, отказали: воля де в том канцелярии енералной, а мы сего Якова Андреевича яко прежде не избирали на войтовство и не было о нем жадного благоволения гражданского общого, ведлуг порядку нашего посполитого и давного, але втиснулся был самоупором на уряд чрез знатние датки (взятки) старшине енералной и протчим данние, так и тепер не хочем и не приймуем его, Андреевича, за войта, понеже де у нас войтовство не упривилеованное единому, але если добр и искусен и обстоятелен будет войт, то и сами майстратовии и посполство придержуемся оного; а если не угоден, то избираем инного згоднейшого на тот уряд, подлуг давного посполитого порядку..."

 

Но и на это донесение из Глухова отвечали только, что войтом должен оставаться Андреенок. Однако ж, последнему трудно было бороться с общим против него недовольством, и он в мае 1725 г. сам наконец отказался от войтовства. По крайней мере, так писал магистрат в Глухов, настаивая на разрешении выборов нового войта. На этот раз генеральная канцелярия вовсе ничего не отвечала. Номинально войтом продолжал быть Андреенок, но в дела магистрата он не мешался, которыми правил один из бурмистров, Исак Яковлевич, под наблюдением полковника.

 

В таком неопределенном положении дело о стародубском войте оставалось до апреля 1727 г., когда полковник Пашков усмотрел "в магистратском правлении нерадение", происходящее от того, что "наказный войт Исак Яковлевич за старостию своей и что весьма (вовсе) неграмотен, не может в том управиться и действительно быть", предложил Андреенку быть по-прежнему войтом, на основании указов генеральной канцелярии 1725 г. Сделав это распоряжение, Пашков донес в Глухов только о непорядках, происходящих в майстрате, не упоминая ничего о своем распоряжении относительно Андреенка.

 

Получив это донесение, генеральная канцелярия, как будто забыв все свои распоряжения относительно оставления войтовского уряда за Андреенком, отвечала Пашкову, чтобы он, собрав всех магистратских урядников и мещан, спросил их – кого желают они иметь войтом, Тищенка ли, который определен на этот уряд по распоряжению Скоропадского в 1722 г., или кого другого… К этому канцелярия добавила, что, усмотрев на некоторых донесениях из стародубского магистрата подпись Андреенка, как войта, она предлагает Пашкову, запретив ему "до войтовского правления вступать и подписываться войтом", поручить должность войта "до указу" бурмистру Исаку Яковлевичу.

 

Такое распоряжение сделано было 10 июня. Но прежде чем оно было исполнено, Андреенок, уведомив генеральную канцелярию, что Пашков приказал ему быть войтом по-прежнему, просил "подтвердительного указа". Вследствие одной этой просьбы, прежнее распоряжение было отменено, и 6-го июля послан был в Стародуб указ о бытии войтом Андреенку... Видно, что генеральная канцелярия всегда была готова удовлетворить выгодного просителя..., а коррупция резко возрастает, как только слабеет центральная власть, что и наблюдается сегодня на Украине.

 

Эта игра глуховских властей со стародубскими мещанами прекратилась с поставлением гетманом Апостола. На просьбу, обращенную к новому гетману, об избрании войта, последовало разрешение произвести выборы нового войта "по давнему обыкновению", причем приказано было Андреенка тогда же отставить от уряда, поручив исправление последнего тому, кто правил им пред тем. По этому разрешению был выбран прежний магистратский писарь Александр Злотник, бывший в это время бурмистром.

 

С выбором Злотника стародубское мещанство наконец успокоилось и в таком покое пребывало до смерти этого войта, в июле 1730 г. По донесению полковника о смерти Злотника, гетман опять разрешил выборы "двух или трех кандидатов", причем "декляровал", что кого из кандидатов он "усмотрит угоднейшим и способнейшим к уряду войтовства", того и утвердит.

 

Выбраны были два кандидата, бурмистр Андрей Демьянович и известный уже Семен Тищенко, о чем и донесено было в Глухов. Но к всеобщему удивлению, в ответ был получен следующий универсал:

 

"Известно нам учинилося, что войт старод. Александр Злотников умер, а в майстрате без войта совершенного править некому. Прежний же войт старод. п. Яков Андреевич презентовал нам данние ему писменние по волном обранию на войтовский уряд, утверждения покойного полковника чернеговского Павла Полуботка з енер. старшиною и бывших енер. канцелярии правителей; а по умертвии войта Злотникова, хочай прислан к нам от майстратових урядников и мещан тамошних выбор на тот войтовский уряд кандидатов, однак мы не отдаляючи оного прежнего войта, п. Якова Андреевича од того войтовства и не утверждаючи ж его тепер до розиску, которий полецилисмо виинквировать о майстратових приходах и росходах, определяем оного п. Якова быти войтом до далшого нашего определения. Затим, абы п. полковник наказный старод.... правление оного войтовства уряду п. Якову Андреевичу поручил бы, которому майстратовие урядники з мещанами отдавали бы надлежащее послушенство и честь..."

 

Универсал этот показывает, что и при Апостоле генеральная канцелярия продолжала свои прежние традиции – и, пользуясь старостью более или менее безупречного гетмана, делала непоследовательные распоряжения, если пред ней стоял такой проситель, как Андреенок, который с 1723 г. отвез в Глухов, должно быть, немалую часть своего дохода от стародубского войтовства...

 

Получив этот универсал, стародубское мещанство уже и не протестовало. Видно, что за восемь лет борьбы с канцелярскими ухищрениями оно потеряло всякую энергию, окончательно убедившись, что "старые порядки" и "прежние обыкновения" должны были уступить развившемуся в глуховских канцеляриях взяточничеству. Поставленный войтом волей гетманской канцелярии, Андреенок на этот раз правил магистратом до своей смерти, в феврале 1732 г. Затем та же канцелярия на просьбу стародубских мещан о разрешении выбрать нового войта, на этот раз не торопясь, ответила только через год...

 

Таким образом, стародубский магистрат более десяти лет, начиная со смерти Скоропадского, был поприщем интриг разных лиц, преследовавших при этом одни корыстные цели. Магистратское хозяйство, служа лишь средством наживы для полковых и магистратских урядников, дошло до такой степени упадка, что самая "ратуша" в это время представляла собой одну полуразвалившуюся избу, причем и той половина отнята была полковою старшиной.  

Ратуша магистрата г. Стародуба

 Александр Злотник, единственный из войтов этого десятилетия, взявшийся было за приведение в порядок магистратского хозяйства, писал в 1726 г. гетману:

 

"Ратуш наша стародубовская от обетшалости строения, вся обвалилася, токмо на едних подпорах содержится; и во время дожда вся насквозь течет, же не имеемо где книг и других дел майстратских содержать в целости; которую з фундаменту ныне... реставровати намерилисмо, на якую реставрацию рабски просим милостивого позволения. А поневаж в сем обетшалом ратушном строении, под едною ратушною кровлею и в едной стене, противная изба для выгоды ратушной здавна устроенная имеется, а на оном местцу пристойно судебной избе быть, як и прежде на этом же местцу, была устроена, з которой кгды нынешние заведовци (правители полка) взимают наемний роковий до скарбу войскового платеж, того ради просим милостиво указать, даби заведовци полковние для новой реставрации в збуреню тоей противной избы, не чинили запрещения..."

  

Предводитель Погарского дворянства, его дневник и потомки

 

Автор дневника, Степан Иванович Лашкевич, в 17 лет в звании военного канцеляриста в 1751 году поступил в генеральную военную канцелярию, и прослужил в ней 3 года. Все время он находился при гетмане, то в Глухове, то при «походной» гетманской канцелярии в Москве и Петербурге. Столичная жизнь при штабе Разумовского, который покровительствовал молодому Лашкевичу, конечно значительно повлияла как на карьеру Семена Лашкевича, так и на. его развитие. По словам «сказки», поданной Лашкевичем в стародубскую полковую канцелярию в 1762 г., он уже в 1754 г в 20 лет, был сделан бунчуковым товарищем.

 

В 1758 году Степан Иванович женился на Прасковии Григорьевне Галаган, дочери Прилуцкого полковника Григория Игнатьевича Галагана, взял за ней, кроме богатой недвижимости, слободку Норица в Стародубском полку. После выхода из генеральной канцелярии Лашкевич поселился в селе Брахлов и занялся хозяйством, причем не упускал случая округлять свои владения новыми приобретениями.

 

Так, у погарского подкомория Галецкаго он купил землю в городе Погаре, с крестьянами, у некоего Случановскаго— «грунта курковские» (Стародубского уезда), у жителей раскольничьих слобод Воронка и Елионки отобрал половину мельницы на речке Брусе. По разделу с двоюродными братьями, детьми Федора Лашкевича, ему достались дворы в Стародубе.

 

Главное поместье и место жительства Степана Лашкевича было село Брахлов (ныне Климовский район), где была мельница о двух поставах и сад. Дом с «трепальным двором» (для выделки пеньки) и землями, мельницей и винокурней был в городе Погаре, несколько дворов с мельницей в городе Стародубе, земли с мельницами на хуторе Ирпе, на речке того-же имени и на притоке ее Прудце. Дом, шинок и винокурня в селе Ущерпье, дом с землями и пасекой в Норице, или Галагановке, мглинского уезда, двор и половина мельницы в хуторе Брусе, земли в селах Курковичах, Железном мосте, Любечанах, Повхове, Шамовке, Обтенях, Бровничах, Тимновичах и в хуторе Гремячке. 

При своем богатстве Степан Иванович обладал мягким, общительным характером, и потому пользовался большою популярностью среди местного шляхетства. В 1764 году он был избран земским судьей в погарском повете и в этой должности состоял до 1779 г. В 1772 году погарское шляхетство выбрало его своим Предводителем. Во время предводительства Лашкевич сильно хлопотал о получении «российского чина». Но прежде Степан Иванович был сделан в 1779 году подкоморим, и только в 1781 году, при утверждении его в должности председателя верхнего земского суда Новгород-Северского повета, он был произведен в чин надворного советника. В следующем 1782 г. Лашкевич умер.

 

В течение 14 лет (с 1768 по 1782 г.) Степан Иванович до самой смерти вел дневник. В журнале «Киевская старина» был напечатан только отрывок из него, занимающий промежуток времени с 20 февраля 1771 по 24 июня 1779, и с 23 мая 1773 по 19 ноября 1774. Этот отрывок состоит из 6 тетрадей, в которых 74 письма серой бумаги. Дневник был назван автором "Запиской домашней ежедневной».

 

Наибольшую часть дневника составляют экономические и бытовые сведения, которые и придают ему цену культурно-исторического памятника. Данные этой части позволяют читателю четко себе представить, как моральный облик автора, так и его житейские обстоятельства.

 

Так как многочисленные владения Степана Ивановича находились в пятерых северных уездах Черниговской губернии – Новгород-Северском, Новозыбковском, Стародубском, Глинском и Суражском, то географически дневник охватывает практически все пространство Стародубского полка. Кстати, из приведенных в дневнике сведений следует, что уже к XIX столетию в результате интенсивной колонизации наш край значительно изменился в топографическом отношении. Так, например, исчезла масса лесов, обмелели реки, хотя назначение края как сельскохозяйственного осталось неизменным.

 

Степана Иванович отмечает, что в этнографическом отношении население края происходит из трех "русских племен: мало, велико и белорусского" и представляет особый средний этнографический тип, где плавно стерты "края" перехода.

 

В этом-то крае, на промежутке до сотни верст между крайними пунктами, и были расположены имения Степана Лашкевича. Чтобы присмотреть за приказчиками в каждом селе, надо было непрерывно ездить. И действительно, вся его повседневная жизнь проходит в поездках. На каждой странице дневника по несколько записей об осмотре им владений. Переезды делались не торопясь, "с поворотами в стороны" к родственникам, знакомым, друзьям, которые рассеяны не только по Стародубскому, но и по другим полкам. Земский судья и предводитель, Степан Лашкевич водит хлеб-соль не только со всем известным северско-малороссийским, но и мелким дворянством. В дневнике, с одной стороны, упоминаются Безбородко, Гудовичи, Галагены, Журавки, Журманы, Завадовский, Кочубеи, Марковичи, Миклашевские, Милорадовичи, Рубцы, Разумовские, Сулимы, Скоропадские, Туманские, Ханенко и т. д., с другой – протопопы, сотенные, попы и полковая старшина, воротниковые, офицеры расквартированных полков и т. п.

 

В этих событиях Лашкевич то крестит, то присутствует на свадьбах, сватанье, похоронах. Он тщательно замечает в дневнике, у кого кто родился, кто были наследники и др. Когда Кирилл Разумовский приезжал в свои владения городка Ропск, то давал обед всему окружающему Стародубскому дворянству, а потом, по-свойски, заезжал и в с. Брахлов к Степану Ивановичу, что он отмечает с особым удовлетворением.

 

Отмечаются в дневнике и поездки к родственникам. Так, к тестю в Сокиринцы, едет вся семья – жена и дети, на собственных лошадях. Такие поездки происходили обычно осенью, по окончании полевых работ, поэтому ехали не торопясь, поворачивая по дороге в гости к знакомым. По поводу приезда Лашкевичей, собирались из ближних сел знакомые, вечера проводятся "при музыки", а дни – иногда на охоте с ястребами. От тестя возвращаются с подарками. Интересная поездка описана Лашкевичем с женой в Сокиринцы после смерти тестя, чтобы поживиться чем-нибудь из наследства.

 

В то время как Степан Иванович находится в поездках, жена с детьми проживает в Брахлове и только изредка посещает ближних знакомых. Однажды Лашкевич отпустил жену с детьми к отцу в Сокиринцы. Через 19 дней он так соскучился по ним, что пишет в дневнике: "Не можно описать, какая скука другу, без жены, для того, полагаю, никогда на долгое время не оставаться без жены" (25 февраля 1777).

 

В Брахлове у Степана Ивановича дом с садом, к которому относятся такие строки из дневника от 13 апреля 1773: "лабиринт я засадили в Брахлове, около дома - цветники". Здесь же располагалась библиотека, которая держалась, вероятно, в большом порядке, поскольку в бумагах Степана Ивановича есть несколько раз переписанный и дополненный алфавитный каталог книг.

 

В связи с детьми, которые учатся, 25 апреля 1773 в дневнике отметка: "Яков Юрьевич Гиллер у меня трёх дочерей учит на клавикордах играть и двух парней на скрипицы играть же". В свободное от учебы время ездят летом по ягоды земляники. Летом, когда отец бывает в Брахлове, устраиваются семейные поездки под Ропск, на хутор Ирпу.

 

В Брахлове Лашкевич проводит время с семьей. Первые дни праздника Пасхи тоже проводятся в семье. Бывают в доме только ближние соседи. Все семейные торжества проходят в Брахлове.

 

Вот как Степан Иванович выдает замуж старшую дочь Агафью. Жених дочери, Михаил Семенович Кочубей из Глухова - очень выгодная для него партия. Лашкевич нередко заезжал в Глухов и водил знакомство со всеми членами малороссийской коллегии, но что важнее, там был его родной брат по матери, Илья Васильевич Журман, через которого, вероятно, и устроилось сватовство.

 

Дочери Лашкевича в это время не было и 15 лет, и жених также был очень молодым. Следовательно, сначала, сделка должна была состояться в первую очередь между родителями. 21 апреля 1776 Лашкевич записывает в дневнике: "Сей день было обручение Михаила Семеновичу Кочубея с дочерью моею Агапиею ..." После этого жених остается в доме невесты 5 дней и уезжает, а свадьба откладывается до 25 сентября. В день свадьбы гостей приезжало: господ -76, слуг-174, лошадей -270. На четвертый день гости со стороны жениха отправились в Глухов с невестой, а домашние остались.

 

Что касается служебных обязанностей Лашкевича, то о них упоминается в дневнике очень мало. Есть заметки о получении денег из Топальского и Новгород-Северского комиссариата. Зато в дневнике много пометок, которые относятся к хозяйственным занятиям автора. Любил коммерцию. Торгуя собственными изделиями, иногда закупает товар у других и перепродает "на барыши". Лашкевич часто ссужает других по дружбе деньгами. Как северянин, ходит в баню, а как человек своего времени, часто лечится пусканием крови.

 

Надо отметить любовь автора к духовенству и церкви. Все окружные святоши посещают Лашкевича, погарский же о. Иван Плоскинний был его кумом и близким другом. Иногда случается такая заметка (4 августа 1778) "... обедалы у меня монах с Иерусалима и попы." В алфавитном списке церквей Черниговской епархии, представленным Е. Корноуховым, указана деревянная церковь с. Брахлов, постройки 1763 г. Публикуемая ниже фотография Христо-Рождественской церкви с. Брахлов, вероятнее всего была построена Степаном Ивановичем. 

 

Христо-Рождественская церковь с. Брахлов

 

Записи в дневнике прекращаются лишь со смертью автора в 1782 г. Сыновья и дочери автора дневника росли и воспитывались уже как дети богатого, со связями, украинского помещика. У Степана Ивановича было восемь детей: два сына - Иван и Василий и шесть дочерей. Из дневника и других фамильных бумаг можно проследить частично судьбу старшего сына Ивана и старшей дочери Агафьи (1761-1791).

 

Агафья была выдана замуж за майора Михаила Семеновича Кочубея, которой при обручении не хватало 6 дней до 15 лет, а их сын, месячный ребенок, Семен Кочубей, был записан в Преображенский полк каптенармусом.

 

Иван родился в 1765 году и до 13 лет воспитывался дома, в присутствии родителей. Десяти лет он был записан капралом в Измайловский полк, считавшийся подчиненным графу Кириллу Григорьевичу Разумовскому, и тогда отец отвез к сыну из Москвы учителя, француза Давена за 150 руб. в год. Но дело не заладилось – у француза был неуживчивый характер, и он вскоре был изгнан. В январе 1778 г. Ивана увозят учиться в Москву, где он позднее поступает в университет. В 1781г. переводит с английского книгу Э. Бонота «Прогуливание г. Франкли», которая издается в университетской типографии. В 1798 г.  Иван становится депутатом от дворян Стародубского повета.

 

Был женат на Анастасии Петровне Милорадович, дочери бывшего черниговского полковника, генерал-маиора Петра Степановича Милорадовича. Петр Степанович получил за женой Софьей, дочери бунчукового товарища Семена Яковлевича Полуботка, обширные имения, которые должны были перейти к их дочери Анастасии, после ее замужества. Но отец, «по своему пристрастию к дитинному имению», держал дочь при себе, отказывая сватавшимся к ней женихам. Анастасия, будучи уже двадцати с лишним лет, убежала к своей, по линии матери, бабушке, Анастасии Степановне Леонтович (1732-1802), и в 1789 году с ее согласия, но вопреки воле отца, вышла замуж за Ивана Степановича Лашкевича.  

Бабушка Анастасии Петровны Милорадович Настасья Степановна Полуботок (рожд. Леонтович, 1732-1802)

 

Чтобы удержать за собою материнские имения дочери Петр Милорадович поднял дело о самовольном ее выходе в замужество. Дело тянулось очень долго, прошло по всем инстанциям и было окончено уже по смерти Петра Милорадовича, в пользу Анастасии. Иван Лашкевич, таким образом, к своей наследственной части прибавил обширные полуботковские владения в черниговском повете и был владельцем двух с половиною тысяч душ крестьян. К нему перешло и с. Брахлов. В 1811 году Иван подписывался уже подполковником и умер в этом чине в 1822 году.

 

Из сыновей Ивана Степановича известными стали Николай и Степан. Николай окончил курс Московского университета. С 1833 по 1835 годы он Черниговский Уездный Предводитель дворянства. Степан (1809-1872) был также принят в Московский университет, который окончил в 1829 г. по отделению словесных наук. За хорошее сочинение на заданный предмет, награжден в торжественном собрании похвальным листом. Склонность к литературным занятиям у Степана Ивановича, выразилась в составлении „Исторического очерка стародубских раскольничьих слобод", который напечатан не был и хранился в рукописи у его сына Александра Степановича – издателя и редактора уникального журнала «Киевская старина». 

Литератор, издатель и редактор журнала «Киевская старина» -  Александр Степанович Лашкевич

 

Издатель и редактор журнала «Киевская старина» родился в 1842 г. в с. Брахлов (ныне Климовский район), главном имении его прадеда Степана Ивановича, потом перешедшего к нему по наследству. Весь род его как по мужской, так и по женской линии был родом истых малорусских земцев разных эпох и поколений, и эту черту любви к родной земле и земскому делу традиционно унаследовал Александр Степанович. 

Детство и юность Александра прошли в Киеве, где в то время отец его жил со своим семейством. Образование получил в 1-й киевской гимназии, а затем в университете с. Владимира, который окончил в 1864 г. со степенью кандидата историко-филологического факультета. Поступил на службу в канцелярию киевского генерал-губернатора, впоследствии был назначен мировым посредником в одном из уездов Киевской губернии. Позже стал председателем съезда мировых посредников в Гайсинском уезде Подольской губернии. Затем поселившись в своëм имении в Брахлове, Александр Степанович посвятил себя общественной деятельности в качестве губернского и уездного земского гласного и мирового судьи Черниговской губернии. Стал попечителем открытого в Новозыбкове реального училища.

 

В начале 1886 переехал в Киев и стал сотрудничать с ежемесячным историко-этнографическим и литературным журналом «Киевская Старина», опубликовал в нëм ряд своих статей. Когда первый издатель и редактор журнала Ф. Г. Лебединцев заболел и прекратил выпуск «Киевской Старины», Александр Степанович, приобрел у него журнал и с 1888 взял издание журнала на себя.

 

Став во главе этого журнала, Лашкевич возвысил его до уровня знаменитого литературного предприятия. Многие статьи по истории Малороссии, опубликованные в журнале "Киевская старина", и сегодня представляют собой бесценный исторический источник.

 

Не щадя своих средств и личных интересов, Александр Степанович направил все силы на повышение престижа журнала, стал привлекать к работе с ним лучших сотрудников. Он направлял деятельность издания на всестороннее изучение истории, характерных особенностей народного мировоззрения, художественного творчества, историко-бытовых отношений в Малороссии. Вскоре под его редакторством журнал превратился в крупное литературное предприятие и издание, раньше никогда не появлявшееся в провинции, широко известное не только в Российской империи, но и за еë пределами.

 

У Александра Степановича в с. Брахлов была богатая библиотека и большое рукописное собрание документов, среди которых и упомянутый дневник его прадеда с фамильными документами, о котором правнук сообщил редакции "Киевской старины".

 

Первым браком, который был расторгнут, Александр Степанович был женат на Юлии Ивановне Дейбнер, а вторым – на Александре Петровне Немирович-Данченко.

 

В 1889 г. здоровье Лашкевича ухудшилось, и он вынужден был уехать на лечение в своё имение в с Брахлов. Вернувшись в Киев, он внезапно умер 31 октября 1889 г.  

Был похоронен на кладбище у церкви Св. Николая на Аскольдовой могиле в Киеве, которая считается местом успокоения знаменитых киевских князей. Сегодня Аскольдова могила стала местом паломничества множества православных христиан. 

Церковь Св. Николая и некрополь Аскольдова могила в Киеве

 

  

Степан Артемьевич Лашкевич – Уездный Предводитель дворянства края

 

Другим известным представителем рода Лашкевичей стал помещик с. Новая Романовка Степан Артемьевич Лашкевич. Дед Степана Артемьевича – Артемий Семенович, был женат на Евдокии Васильевне Завадовской, сестре графа Петра Васильевича Завадовского, владельца знаменитой усадьбы в с. Ляличи Мглинского уезда. Евдокия Васильевна – дочь бунчукового товарища, родилась около 1695 г., в 1763 г. жила в Стародубе. Артемий Семенович – бургомистр Стародубского магистрата (1737, 1743), знатный мещанин и купец Стародубовский – в 1738 году купил у своего тестя Василия Завадовского «хутор в деревне Хомутовке с млином, полем пахотным, сеножатми, гаями и со всеми угодьями», за 400 рублей.

 

Потомок этих Лашкевичей – Степан Артемьевич – служил на Мглинщине, имел звание корнета (корнет – первый офицерский чин в казачьем войске), женился на Александре Андреевне Борковской. В 1801 г. все имения Турковских и Борковских оказались владением Софьи Васильевны Борковской (в замужестве Леонтович) и она продала обе Романовки, Ветлевку и Лукавицу корнету Степану Артемьевичу Лашкевичу, а его сестре Ульяне – село Ормино.

 

В 1807 году Ульяна уступила Ормино своему брату Степану Лашкевичу. С этого времени Старая и Новая Романовки, Ветлевка, с. Ормино и деревня Лукавица стали владением Степана Артемьевича Лашкевича. Владелец такого обширного имения поселился и жил в Новой Романовне в своем небольшом деревянном доме.

 

Но память об известном меценате Лашкевиче хранит не дом, а церковь Покрова Богородицы, которую он построил в живописном месте своей усадьбы, о которой до сих пор много говорят и пишут, так как иконостас арочной конструкции церкви Покрова расписал известный художник-иконописец В. Л. Боровиковский. Владелец усадьбы, строитель этого прекраснейшего храма, знаток и ценитель искусства С.А. Лашкевич, несомненно, обладал высокоразвитым художественным вкусом. Явное этому доказательство как построенный им храм, так и его иконостас, расписывать который Лашкевич пригласил знаменитого художника Владимира Лукича Боровиковского, советника императорской академии художеств, жившего и работавшего в то время в Петербурге.

 

Со Степаном Лашкевичем тесно связана одна легенда, впервые опубликованная Де ля Флизом в его книге «Поход Наполеона в Россию в 1812 году». В этой книге доктор наполеоновской армии Де ля Флиз, который в 1813 г., находясь в плену в доме графа Василия Васильевича Гудовича в с. Разрытое, рассказал невероятную историю о трагической гибели Степана Лашкевича в с. Романовка.

 

«В половине октября 1813 года случилось происшествие в имении Романовке Мглинского уезда, огорчившее графа генерал-лейтенанта Гудовича и графиню, дающее понятие о мщении русских крестьян над господами, когда эти обращаются с ними жестоко».

 

Далее Де ля Флиз в деталях живописует неприглядный портрет Лашкевича, что якобы он был «богатый, без всякого образования и скупой». «Лашкевич жестоко обращался со своими людьми и заставлял иных крестьян работать в поле с цепями на ногах». Ну, прямо садист какой-то!

 

Они и порешили отделаться от своего господина. Повар, кучер, камердинер сговорились между собой и в соучастницы взяли горничную госпожи Лашкевич. Затем пошли за ним в спальню, «бросились на него, стали душить подушкою и бритвою перерезали ему горло». «Положив ему бритву в руку, убийцы заперли дверь изнутри на крючок, потом снаружи закрыли ставни и ушли», имитируя самоубийство. Вот ведь как все легко и просто у этих русских! Однако спустя неделю, в село из Мглина приехал полицейский офицер, преступление было раскрыто, а убийц сослали в Сибирь.

 

Существует и другая версия этой легенды, приведенная в книге З. Е. Протченко «Земля Мглинская – родной край». Согласно этой версии, Степан Лашкевич имел много золота (ясно ведь, что золото – это обязательный атрибут любой легенды!) и прятал его в земле в разных местах своей усадьбы (без золотого клада в легенде тоже трудно обойтись!), а, чтобы не забыть мест захоронения клада, он составил схематический план, по которому его можно было легко найти.

 

Однако крестник Лашкевича обнаружил этот план и решился убить своего крестного и воспользоваться его золотом. Скоро обнаружили Лашкевича в его же доме с перерезанным горлом. Совершив преступление, убийца посадил свою жертву в кресло перед зеркалом и вложил мертвому бритву в руку, имитировав самоубийство. Затем, якобы муки совести его замучили, он на исповеди во всем признался священнику и был сослан на каторгу пожизненно в Сибирь.

 

Вот такие две версии трагической смерти С. А. Лашкевича в 1813 г. можно обнаружить в книгах, статьях и на страницах сайтов Интернета. Однако тщательные исследования событий жизни Степана Лашкевича показывают, что эти легенды –  плод сплошного вымысла, так как после 1813 года он прожил еще почти 20 лет и умер лишь в апреле 1832 г.

 

Подтверждение даты смерти С. А. Лашкевича в 1832 г. можно обнаружить в нескольких источниках. Так, на портрете Лашкевича из Черниговского Дворянского Дома, написанном маслом, приведены даты его рождения 1764 г.  и смерти 1832 г. Граф Г.А. Милорадович в своем справочнике «Родословная книга Черниговского дворянства», том II, 1901 г. и В. Л. Модзалевский в «Малороссийском родословнике», том 3, 1912 сообщают, что с 1827 по 1830 год С. А. Лашкевич занимал должность предводителя Мглинского дворянства (то есть был чрезвычайно уважаемым в уезде человеком), и оба подтверждают, что он умер в 1832 г.

 

Более того, А. М. Маркович в книге «Историческая и статистическая записка о дворянском сословии и дворянских имуществах Черниговской губернии», изданной в 1838 г., всего через шесть лет после смерти С.А. Лашкевича, в противовес легенде Де ля Флиза о скупости, жестокости и безграмотности Степана Артемьевича, сообщает:

 

«Помещик Мглинского уезда, умерший корнет Степан Артемьевич Лашкевич, завещал (1829 г.) положить в приказ общественного призрения 300 тысяч рублей, в число которых уже внесены были им самим 185,000. Проценты со 100 тысяч руб. назначены на ежегодное оплачивание за его крестьян податей и пошлины за право свободной продажи вина. Ни в каком случае наследники не могут взять капитал сей из приказа, если не изменится правительством самый быт крестьянский. Проценты с 200 тысяч руб. определены на содержание воспитанников – из столбовых дворян бедного состояния в пансионах университетов и гимназий. Каждый из воспитанников, по окончании учения, должен получить единовременно столько денег, сколько за него платилось училищу ежегодно. Сверх того, Лашкевич завещал иметь всегда в запасе 10,000 пудов хлеба для взаимообразного пособия нуждающимся поселянам и учредить в селе его Романовке, при церкви им выстроенной, богадельню на 12 человек неимущих, предоставляя им 500 руб. в год на, содержание. Когда уменьшились проценты, получаемые из кредитных заведений, Лашкевич дополнительным завещанием (1831 года) прибавил 25 тысяч рублей к сумме, прежде назначенной, для уплаты податей за его крестьян. Весь капитал С. А. Лашкевича был сполна внесен в Черниговский Приказ Общественного Призрения».

 

В краеведческом музее г. Мглина в настоящее время хранится дверь церкви Покрова, на которой сделана достопамятная запись С.А. Лашкевича о том, что 7 сентября 1825 года он в своей деревне Лукавице на почтовой станции встречал императора Александра I и в знак гостеприимства подносил ему хлеб.

 

А 13 сентября, сообщается далее, в г. Мглин прибыла его жена Елизавета Алексеевна, ночевала в доме Мглинского дворянина Косача и 14 числа слушала торжественное богослужение в храме Воскресения Христова. 

Расшифровка записи С. А. Лашкевича на двери церкви Покрова. Мглинский краеведческий музей.

 

Торжественная встреча царя в Лукавице и царицы в г. Мглине «для любопытства будущим временам» была записана в Романовской церкви белилами на массивной двери, выкрашенной масляной зеленой краской.

 

В 1942 году из новоромановской церкви вместе с четырьмя иконами Боровиковского в г. Мглин была привезена и дверь с памятной записью Лашкевича. Все привезенное поместили в мглинском Успенском соборе, оно стало церковным имуществом. Иконы поставили на видных местах, а дверь с памятной записью закрывала вход на хоры.

 

В ноябре 1961 года богослужение в Успенском соборе прекратилось, здание осталось без присмотра и начало медленно разрушаться. Церковное имущество беспрепятственно растаскивалось, с икон были вырезаны и содраны полотна письма Боровиковского и унесены. Судьба этих четырех пропавших икон до сих пор остается неизвестной. В марте 1978-года брянская областная мастерская «Реставрация» приступила к ремонту Успенского собора. Во время уборки мусора внутри здания вместе с обломками хора была обнаружена и дверь с памятной записью Лашкевича, которая затем была перенесена в краеведческий музей г. Мглина.

 

Опираясь на эти данные можно с уверенностью сказать, что две легенды, представленные выше, никакого отношения к реальному образу С. А. Лашкевича не имеют. Безусловно, Лашкевич был один из самых образованных людей своего времени, и хорошо разбирался в искусстве. Это, в частности, подтверждается как его вкладом в строительство уникальной церкви Покрова и приглашением для создания иконостаса этой церкви одного из выдающихся художников России В.Л. Боровиковского, так и его пожертвованиями в пользу содержания воспитанников небогатых дворян Мглинского уезда в пансионах университетов и гимназий, а также уплаты различных сборов вместо своих крестьян.

 

Памятник, поставленный на могиле Лашкевича около храма Покрова, подвергся разрушению, но церковь, им построенная, сохраняется и сейчас как уникальный архитектурный памятник начала XIX века. 

 

   Село Новая Романовка сегодня

 

Церковь Покрова Пресвятой Богородицы с. Новая Романовка

 

Помещик Лашкевич был достойным представителем своего века и, строя церковь, задумался создать «искусство для искусства» в своей усадьбе, расположенной далеко от столицы. Хотя надо признать, что былая культура края в то время уже была засвидетельствована такими выдающимися произведениями искусства, как Ляличский и Почепский дворцы Петра Завадовского и Кирилла Разумовского.

 

Прекрасный образец центрического купольного усадебного храма, в стиле зрелого классицизма, заменивший деревянную церковь, был построен в 1811 году помещиком с. Романовки Степаном Артемьевичем Лашкевичем.

 

Это оригинальное сооружение привлекло внимание давно. Так, Ф.Ф. Горностаев даже указывал на его сходство с известной "Башней ветров" в Афинах (I в. н. э.). Композиция Покровской церкви более спокойна и уравновешена, но сам памятник, безусловно, очень интересен. Его пропорции изысканны, немногочисленные детали верно найдены и хорошо прорисованы. Даже удивительно, что такое первоклассное сооружение было возведено в далекой глуши, в никому не известной Романовке.

 

 

Церковь Покрова Пресвятой Богородицы, 1911 г.

 

Расположенный среди зелени парка, ажурным объемом портиков хорошо связанный с воздухом и ландшафтом, величиной и формой приделов родственный сельским жилым домам, памятник органично входит в застройку села и сливается с пейзажем в единую картину.

 

В плане этот храм представляет собой восьмиугольник, который не похож на привычные формы культовой архитектуры. По горизонтали его опоясывает оригинальный фриз, который делит корпус на две неравные части, а его верх увенчан невысоким куполом с полукруглыми люкарнами (оконными проёмами в скате крыши). Эта композиция скрывает расположенный под ней подлинный купол с окнами, образующими круглые проемы в центре его граней.

 

Крестообразная композиция очень проста, гармонична и в то же время оригинальна. Авторство постройки предположительно связывают со школой Дж. Кваренги или Н.А. Львова. Во всяком случае, несомненно, что автором этого храма был крупный мастер, знавший не только обычные приемы классической архитектуры, но и весьма отдаленные ее истоки.

 

К основному объему в виде двусветного восьмигранника примыкают по сторонам света пониженные прямоугольные части, украшенные на торцах (кроме восточной алтарной) четырехколонными портиками с широкими лестницами перед ними и фронтонами. Через три придела и портики осуществляется вход в церковь, а лестницы образуют плавный переход от поверхности земли к объему памятника. Строгий и сдержанный декор фасадов выглядит очень нарядным. Одновременно с портиками главным его элементом является широкая верхняя горизонтальная часть сооружения, лежащая на колоннах.

 

 

Парадный вход в церковь Покрова Пресвятой Богородицы

Разрушенная колокольня церкви Покрова

 

Основные размеры зала храма – 13x13м (сторона правильного восьмиугольника по наружному обмеру – 5м), помещения приделов и алтаря – 4x7 м. Общая ширина (с портиками) – 26 м, длина – 23,4 м. 

План церкви Покрова

 

Объемы храма имеют разные завершения – приделы и алтарь покрыты двухскатной крышей с фундаментами над портиками, восьмигранник покрыт сферическим куполом. Такое сочетание вносит большое разнообразие и богатство в объемно-пространственное построение храма.

 

Редко приходится видеть такую гармонию, которую встречаем здесь, в удивительной согласованности внешности и внутренности храма. Очень просто и нежно обработанный внутри карнизами и поясами и весь окрашенный в белый цвет, храм залит весь обильным светом, широко льющимся со всех сторон из четырех рядов разной величины и формы окон.

 

Лишенные наличников окна различны по форме и размерам: внизу – большие прямоугольные (по одному в стенах восьмигранника и по два внутри портиков, по сторонам входных проемов), вверху – квадратные ложные (ниши) и полукруглые над фронтонами, в завершающей, суженной части - небольшие круглые.

 

Высокое восьмигранное помещение храма перекрыто эффектным восьмилотковым куполом. Оно хорошо освещено благодаря многочисленным оконным проемам в стенах и куполе. Пониженные боковые части с полулотковыми сводами и полукруглый алтарь с конкой открыты в храм широкими арками. Ново-Романовская церковь сохранилась, но вид у нее обветшалый, запущенный, находится на грани разрушения. Внутреннее убранство и чудесный, неповторимый иконостас Боровиковского не сохранились. 

 

«Иконостас кисти Боровиковского»

 

Романовская церковь, в первую очередь, знаменита тем, что иконостас и иконы для нее в 1814–1815 годах создал В.Л. Боровиковский. Все образы, созданные Боровиковским для Покровской церкви села Романовки, полны особой одухотворенности и гармонии, а храмовая икона «Покров» имела надпись: «В сем храме иконы написаны Императорской Академии художеств советником Владимиром Лукичем Боровиковским в С.П. Бурге 1815 г.».

 

Заброшенные в глушь, эти чудные произведения искусства, – храм с его великолепным из ряда вон выходящим иконостасом, составляют какую-то загадку. Решить ее возможно, вспомнив только то понимание художественной красоты, которое было присуще высокой культуре великого Екатерининского века и «дней Александровых прекрасного начала». Только оно одно могло заставить так горячо отнестись к делу сооружения храма Степана Артемьевича Лашкевича, связав с ним высшие интересы искусства, считавшиеся в ту славную эпоху глубоко-важными и жизненно необходимыми в окружающей жизни и культурной обстановке. 

Очевидно, в исполнении заказа Боровиковским на иконы для Покровской церкви в Романовке сказались его ранние малороссийские связи. Еще в 1799–1801 годах он писал портреты М.Д. Дуниной, дочери харьковского наместника, и ее супруга И.П. Дунина, шефа Елисаветградского гусарского полка, по всей вероятности родственников Александры Андреевны Дунин-Борковской, жены Степана Лашкевича. Боровиковский был искренне верующим человеком. По воспоминаниям его племянника,

 

"… приступая к какой-нибудь важной или серьезной работе, Владимир Лукич прежде всего отправлялся в церковь и слушал молебен. Приготовив холст или доску для иконы, он заставлял читать вслух Евангелие или Житие святого, который изобразить предположил, и, остановясь на каком-либо тексте или листе читаемого, прерывал чтение и начинал работать".

 

Для художника, так и не заимевшего собственной семьи, именно религия (наряду с творчеством) была главной составляющей его внутреннего мира. Записи из его дневников свидетельствуют о его тонкой ранимой натуре, близко принимавшей к сердцу все высокое, страстно отзывавшейся на церемонии богослужений: "…при пении… приходил в сокрушение, слезы лились…". Естественно, что храмовая литургия оказывала на него сильнейшее эмоциональное воздействие и давала ему яркий творческий импульс для создания собственных религиозных произведений.

 

Но не в одной технике и колорите и даже не в экспрессии заключается чарующая, захватывающая своей одухотворенностью прелесть изображений В. Боровиковского. В написании всех икон иконостаса церкви Покрова чувствуется любовное отношение и страстное стремление передать мистическую тайну и силу Божества.

 

 

Иконостас Романовской церкви

Снизу – верх, слева – направо:  

1 – Софии, Веры, Надежды и Любви ; 2 – Богоматерь; 3 – Евангелист Лука; 4 – Евангелист Иоанн; 5 – Спаситель; 6 – Покрова Богородицы; 7 – Архангел Михаил (северная дверь иконостаса); 8 – Архангел Гавриил (с внутренней стороны правого устоя арки); 9 – Царица Александра и Архидиакон Стефан (икона расположена с внешней стороны левого устоя арки); 10 – Св. Юлиания и мученик Василий Просвитер (икона расположена с внешней стороны правого устоя арки); 11 – Нерукотворный Спас; 12 – Евангелист Матфей; 13 – Евангелист Марк; 14 – Усекновение главы Иоана Предтечи (икона расположена с внутренней стороны правого устоя арки); 15 – Благовещение; 16, 17 – Библейские Пророки; 18 – Тайная вечеря; 19 – Распятие; 20-25 – Двухфигурные изображения Апостолов; 26 – Христос во Славе и Всевидящее око.

 

Все эти светящиеся нимбы, стремящиеся ореолы и «внутренний - небесный свет», при соответствующем выражении лиц, достигают цели и вводят в композицию высокое религиозное настроение. В. Л. Боровиковский по праву считается первым русским религиозным художником, затронувшим область того мистицизма, который затем, в конце 40-х годов XIX века, так ярко выразили в своих евангельских и библейских полотнах и эскизах А. А. Иванов и Врубель.

 

Иконы Романовского иконостаса написаны в 1814–1815 годах и представляют редкую высокохудожественную ценность. Можно долго любоваться неподражаемым мастерством В.Л. Боровиковского, разносторонностью и разнообразием его выдающегося таланта, этого достойнейшего самородка Юга России. Истинное художественное наслаждение доставляют эти чудные иконы-картины своей экспрессией, замечательной тонкостью письма и колоритом, и в особенности тем непередаваемым настроением, которое навевают эти глубоко мистические произведения мечтательного художника-поэта. Традиционные религиозные персонажи и композиции исполнены художником реалистически и в то же время реализм этот далек от повседневной обыденности.

 

Нам несказанно повезло – к статье Ф.Ф. Горностаева 1908 г., специально посвященной иконостасу романовской церкви, была приложена подробная фотофиксация внутреннего убранства храма, представлявшего удивительно цельный комплекс. Романовский иконостас выполнен Боровиковским в виде триумфальной арки, увенчанной фигурой Христа во Славе, с сиянием вокруг. По арке попарно расположены изображения апостолов. Весь нежный, мягкий по тону и воздушный, иконостас чарует своим изяществом и согласованностью форм. Тонкая, идейная живопись ярко и выпукло выступает, обрамленная нежной резьбой, на фоне удивительно скомпонованного иконостаса.

 

В работе над иконостасом Покровской церкви В.Л. Боровиковский выступил не только как великолепный живописец, но и как новатор. Отойдя от академической, по сути трактовки образов, Боровиковский двигался к собственной, уникальной манере, уже не связанной с достижениями западноевропейской живописи. Начало выработки этой новой манеры было положено в ранних образах, написанных для церкви в доме Голицына, а завершением можно считать иконостас Троицкой церкви Смоленского кладбища в Петербурге. Сильный и проникновенный в области религиозного творчества, В. Л. Боровиковский в каждую икону Романовского иконостаса вложил присущее ему понимание религиозного сюжета и удивительную экспрессивность одухотворенных лиц.

 

Изысканное сочетание белого с золотом, согласованность пропорций общего и локального, мастерская лепка резьбы и выдержанность художественного ансамбля, делают иконостас редким произведением искусства, который мог бы послужить лучшим украшением любого столичного музея. Совершенно особую и исключительную ценность придавал иконостасу удивительный, цельный ансамбль из 26-ти подлинных икон Боровиковского (целый музей!), не тронутых позднейшими поправками и не утративших от времени своего чудного колорита.

 

По самой арке в кругах размещены апостолы по двое в каждом медальоне. Арку поддерживают устои, все три стороны которых заняты иконами: с лица и с внешних сторон – местными и с внутренних сторон (над северными и южными дверьми иконостаса) – иконами Архангелов Михаила и Гавриила (7 и 8), над которыми помещены изображения Нерукотворного Спаса (11) и Усекновение главы Иоанна Предтечи (14).

 

От двадцати шести икон Боровиковского, исполненных маслом на холсте, сохранились пять из местного ряда: Богоматерь (2), Спаситель (5), Архангел Михаил (7) – ныне в Государственной третьяковской галерее, Архангел Гавриил (8) – в Казахской государственной художественной галерее в Алма-Ате и Святая Юлиания и мученик Василий Пресвитер (10) – в Брянском областном художественном музейно-выставочном центре. Изображаемые Боровиковским религиозные сюжеты, несмотря на то, что по стилю и характеру своему более приближались к картинам западной католической трактовки, носят глубоко православный характер.

 

Это не просто изображения событий, это не просто картины, а иконы, и в них Боровиковский, как иконописец, остался верен себе, сумев в конкретных, условных формах передать чувство своей веры, изображая в образах космогоническую картину мира, где присутствуют солнце, луна, земная твердь, звезды. 

Богоматерь (2)

Спаситель (5)

 

 

У каждого религиозного живописца есть свое представление божества, божественности, святости. У Боровиковского оно может быть пояснено словами: – «необыкновенная высшая красота в мире любви и кротости». Все изображаемые им лица идеально прекрасны и жизненны, но жизнью высшей, одухотворенной. Прекрасная, тонкая выписка фигур его произведений, – в мельчайших подробностях одежды и аксессуаров, воспринята им от Левицкого и Лампи и развита в высшей степени, по всей вероятности, благодаря раннему занятию иконописью дома, в семье отца. Прелестная группировка и великолепный колорит довершают обаятельную прелесть его композиций.

 

Иконы местного ряда Богоматерь (2) и Спаситель (5), – налево и направо от Царских врат, – написаны во весь рост. Богоматерь предстает на полумесяце, в окружении херувимов. Под ногами ее тонкий опрокинутый серп полумесяца, вокруг – темное небо. Пропорции фигуры Богоматери вытянуты, одеяние изображено лаконично. Ее фигуру венчает нимб в виде светящегося круга, обрамленного двенадцатью звездами.

 

Подобная трактовка образа Богоматери восходит к книге «Откровение Святого Иоанна Богослова». «И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд». Сгустками света на темном фоне неба окружают Богородицу херувимы, изображенные в виде детских головок с парой крыльев. Контрастное тональное решение создает таинственную, «ночную» атмосферу.

 

Богоматерь с младенцем на руках помещена на сфере, среди сонма бесчисленных Серафимов. Мистический широкий нимб из двенадцати звезд окружает голову Богоматери, и мягкий, фантастический неземной свет освещает всю ее фигуру.

 

На парной иконе, Спаситель, изображен Христос, в сиянии, исходящем от Бога Отца и Святого Духа. Он стоит на земном шаре, из-за которого встает солнце на фоне Голгофского креста. Образ восходит к Священному Писанию – «просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет». В молитвах Христос также неоднократно уподобляется солнцу: «солнце правды», «свете истинный».

 

Пригвожденной рукой Спаситель благословляет, другая рука покоится на груди. Христос изображен стоящим на сфере, олицетворяющей землю, из-за которой виднеется восходящее солнце. За спиной Христа слева – большой крест, а над головой – парящий голубь (Дух Святой); вдали вверху – указывающий Саваоф (одно из библейских названий Бога, акцентирующее внимание на свойство всемогущества, образ которого заимствован от воинства), кругом – Ангелы.

 

Особенной глубиной выражения отличаются изображения Архангелов Михаила (7) и Гавриила (8) на северных и южных дверях иконостаса, помещенных с боков внутренних устоев триумфальной арки. Оба изображения чрезвычайно эффектны в своих контрастах, колорит их чуден. Фигуры Архангелов полны движения и выразительны в своем летящем положении.

 

Архангел Михаил в кольчуге стремительно спускается во тьму, поражая врагов своим огненным мечом и отражая щитом в левой руке сверкающие молнии. Архангел не имеет грозного вида, лицо его спокойно и уверенно. Свет прорывается сверху, смутно освещая силуэты гор над головой архистратига; внизу–пропасть тьмы...

 

Для образа Архангела Михаила, Боровиковский каждый раз находит новые оттенки выразительности. Стремительный полет предводителя небесного воинства особенно выразителен по сравнению со статичными фигурами Христа и Богоматери. Меч в его правой руке подобен разящей молнии, светоносный щит блещет на левой руке.

 

 

Архангел Гавриил, вестник света и мира, с цветком лилии и каменным зеркалом в левой руке и с зажженным фонарем в правой, напротив, освещает тьму, рассеивающуюся при его приближении. Фонарь, лилия и каменное, полированное зеркало – присущие Архангелу Гавриилу атрибуты. Архангел устремил свой взор на небо, откуда исходит свет, как бы вслушиваясь в повеления Господа; внизу бледный рассвет.

 

Икона Софии, Веры, Надежды и Любви (1), помещенная в левом устое триумфальной арки иконостаса, замечательна чудным колоритом и прекрасной экспрессией фигур.

 

  

Вера, тихая сосредоточенность, с скрещенными на груди руками, в них – пальма. Надежда – с ожиданием и мольбой во взоре, глядящая вверх, в небеса. Любовь изображена со сложенными на груди руками и опущенными глазами, с тихим выражением покоя на лице. София, страдающая за детей, изображена с выражением глубокой веры и скорби на липе. Глаза ее с мольбой устремлены на небо, где в нисходящем широком световом луче видны Архангел и сонмы Ангелов.

 

Местная, храмовая икона Покрова Пресвятой Богородицы (6), находящаяся в правом устое триумфальной арки иконостаса, по своему значению является главной, и конечно, на ней Боровиковский остановил особое внимание. Это целая картина с эффектным размещением композиционных элементов, прекрасно задуманная и широко написанная. Здесь слиты воедино и экспрессия, и колорит, и превосходно выдержана борьба двух освещений.

 

Главное внимание приковывает молящаяся перед Христом Богоматерь – среди сонма Ангелов. Глубоким мистическим выражением веет от этой чудной группы, парящей в воздухе вверху, над головами молящихся в ярко освещенном храме. Внизу эффектны две фигуры очевидцев чудесного события – старика и женщины с выражением испуга, молитвы и восторга в лицах. Среди коленопреклоненных молящихся, вероятно, представлен портрет заказчика храма С. А. Лашкевича. Эта чудная икона ценна еще тем, что на ней имеется подпись автора.

 

Недавно обнаруженный архивный документ свидетельствует о том, что икона София, Вера, Надежда и Любовь в 1925 году проходила реставрацию в Государственной Третьяковской галерее:

 

«В Третьяковскую Галерею. Прошу выдать сотруднику Главмузея В.В. Ушакову икону Св. Софии, Веры, Надежды и Любови кисти Боровиковского, законченную реставрацией, для возвращения ея в ц. Покрова при с. Романовка. 15/VII–21 г. Москва. Анисимов. Прошу выдать. Игорь Грабарь». И на обороте: «Расписка. Означенную икону работы художника Боровиковского, изображающую Св. Софию, Веру, Надежду и Любовь, принял из Третьяковской Галереи для передачи группе верующих с Романовки Мглинского уезда Гомельской губернии ученый сотрудник Главмузея В.В. Ушаков 28/VII – 21 г.».

 

С внешних боков иконостаса, по сторонам устоев триумфальной арки помещены две остальные местные иконы, изображающие Царицу Александру и архидиакона Стефана (9) и Святую Юлианию и мученика Василия Пресвитера (10).

 

Александра и Стефан, очевидно, изображают покровителей владельцев усадьбы, так как святые не имеют прямого отношения друг к другу. Архидиакон Стефан – покровитель Степана Артемьевича, а царица Александра – его жены Александры Андреевны Дунин-Борковской.

 

Боровиковский увлекался чудесной узорчатостью и блеском красок древних икон. Эта особенность мастера ярко проявилась в его двух иконах Св. царица Александра и Св. архидиакон Стефан и Св. Юлиания и Св. мученик Василий Пресвитер.

 

  

Изумительная выписка фигур до мелочей, замечательные позы и выражение, при высоком художественном исполнении и чудной гармонии красок, выдвигают эти иконы на первое место. Лица св. Царицы Александры и архидиакона Стефана дышат чистой неземной красотой и убежденной светлой верой. Мир света, радости, покоя снизошел на них. Глаза их с кроткою любовью и глубокой верой устремлены вверх, где высоко, в отверстом небе среди сонма Серафимов изображены Бог-Отец и Христос. Вдали, на горизонте виден храм, а внизу, в ногах архидиакона – камни. Сила и свежесть красок этой чудной иконы невероятны, а фигурам придан до иллюзии сильный рельеф.

 

Икона Св. Юлиании и Св. мученика Василия Просвитера несколько уступает в силе красок, но зато выигрывает в мягкости при великолепном колорите. Особенно красива фигура св. Юлиании с опущенным долу взором, с пальмою в руке. Луч света освещает ее лицо; в луче – сходящий Святой Дух и Серафимы. С большой вероятностью можно утверждать, что эта икона, как и предыдущая, изображает покровителей сестры и брата С.А. Лашкевича: Святая Юлиания – покровительница Ульяны Артемьевны, а Святой мученик Василий Просвитер – Василия Арьемьевича Лашкевича.

 

Царские врата иконостаса украшены Евангелистами, а над ними находится икона Благовещение (15). Традиционные изображения Благовещения и Евангелистов в руках Боровиковского нашли особое выражение. 

 

Благовещение (15). Церковь Покрова

Благовещение. 1810 – 20-е годы. Русский музей.

  

В Благовещении с необыкновенным подъемом, мистически глубоко передан великий момент, когда Архангел Гавриил сообщил Марии весть о предстоящем рождении Сына Божия. Все небесные силы присутствуют тут, ими напоен воздух. Особенно ярко и сильно выражен сходящий Святой Дух, стремительный ореол которого освящает всю группу, придавая ей таинственно-глубокое выражение. Особенно великолепно освещение Архангела Гавриила. И весь он предстает перед Марией в каком-то божественно-непостижимом, неземном величии.

 

В разные годы, к теме Благовещения, кроме Романовского иконостаса, Боровиковский обращался еще три раза: 1804 год – две иконы из Царских врат Казанского собора; 1824 год – Царские врата для Троицкой церкви на Смоленском кладбище в Петербурге.И, наконец, картина Благовещение из собрания Г. Мамаева (Русский музей 1810-20-е годы), которая композиционно чрезвычайно близка иконе из церкви Покрова. Здесь уже представлена полнейшая противоположность Архангелу Гавриилу более раннего Благовещения Боровиковского (1804) из царских врат Казанского собора, где Архангел Гавриил – весь кротость, и его изящная женственная красота, перед склоненной скромной фигурой Марии, – олицетворяет тихую высшую радость.

 

Богоматерь на обеих более поздних иконах Благовещения, – из церкви Покрова и из Русского музея, – изображена почти в тождественной позе – со скрещенными руками перед раскрытой книгой, к которой обращен взор ее полунаклоненной головы. Боровиковский запечатлел этот сюжет в стиле классицизма, но не отказавшись полностью от иконографической традиции. Позже, в 1856 году, поэт Владимир Бенедиктов, вдохновившись его произведением, напишет такие строки: 

Кто сей юный? В ризе света Он небесно возблистал И, сияющий, предстал Кроткой Деве Назарета: Дышит радостью чело, Веют благовестью речи, Кудри сыплются на плечи, За плечом дрожит крыло. Кто сия? Покров лилейный Осеняет ясный лик, Долу взор благоговейный Под ресницами поник;

Скрещены на персех руки, В персех сдержан тихий вздох, Робкий слух приемлет звуки: "Дева! Сын Твой будет Бог!" Этот юноша крылатый – Искупления глашатай, Ангел, вестник торжества, Вестник тайны воплощения, А пред ним – полна смиренья – Дева, Матерь Божества. В.Г. Бенедиктов Благовещение. К картине Боровиковского

  

В ликах Евангелистов, помещенных на Царских вратах Романовского иконостаса, сильно передана соответствующая их духу экспрессия. Сосредоточенно задумчивый Евангелист Матфей (9) изображен спокойно пишущим свое повествование. Углубившийся Марк (9) с созревшей мыслью уже заносит руку над хартией, готовый излагать благие вести. Прекрасно изображение Евангелиста Луки (9), как бы обдумывающего изложение своего повествования: хартия его еще закрыта. Вдохновенно восхищен Евангелист Иоанн (9), высоко приподнятая его рука как бы спешит на лету схватить вдохновенные мысли...

 

Евангелист Матфей(12)	Евангелист Марк (13)
Евангелист Лука (3)	Евангелист Иоанн (4)

  

Необычны изображения в полукруглых, вписанных в прямоугольник вставках над северными и южными дверьми – Нерукотворный Спас (11) и Усекновение главы Иоанна Предтечи (14).

 

Их необыкновенная реальность и выписка оригинально сочетаются с глубоким мистическим оттенком, придаваемым им аксессуарами. Изображение головы Предтечи восходит к западной традиции – ее освящает горящая лампада и дымящаяся кадильница, окутанная дымкой фимиама.

 

Усекновение главы Иоанна Предтечи (14)

Нерукотворный Спас (11)

 

И что-то необыкновенное придает Нерукотворному Спасу до иллюзии выписанная горящая свеча, поставленная сбоку. По традиции в иконе источник света не изображается, так как священное изображение должно быть само по себе источником нетварного света.

 

Двухфигурные изображения Апостолов (20-25) в медальонах триумфальной арки замыкаются в центре изображением Всевидящаго Ока (26), поверх которого на облаках парит Христос – Царь Славы (26), сидящий на престоле с тиарой на голове. Левой рукой Христос опирается на Евангелие, а в правой держит скипетр; кругом – символы Евангелистов и Ангелы.

 

Слово «апостол» означает «посланный». Во времена пребывания Иисуса Христа на земле, 12 человек были названы его учениками. Двенадцать учеников следовали за Христом и учились от него. После воскресения, Христос отправил учеников, чтоб они были свидетелями воскресения. Тогда их назвали двенадцатью апостолами.

 

Первоначальные двенадцать апостолов перечислены в Евангелии от Матфея:

 

• Симон, называемый Петром, и Андрей, брат его,

• Иаков Зеведеев и Иоанн, брат его,

• Филипп и Варфоломей,

• Фома и Матфей мытарь,

• Иаков Алфеев и Леввей, прозванный Фаддеем,

• Симон Кананит и Иуда Искариот, который и предал Его

  Еще два сюжета содержат не менее оригинальные композиции Библейских пророков (16, 17), написанные с большой экспрессией. Пророк – это харизматическая личность, избранная Богом для передачи своей воли. При этом содержание вести и сам акт пророчества ставились в полную зависимость от воли Бога, призывающего к пророческому служению избранных. Библейских пророков обычно соотносят с миром, который нельзя назвать физическим. Они делали предсказания, давали советы, суть которых – сверхъестественные послания духовного мира, божественные послания.

 

Две иконы Библейских Пророков (16, 17). В верхней части иконостаса

 

Сонмы пророков, помещенные в полукругах над иконами Спасителя и Богоматери, прелестны в красочной гармонии цветов. Их вдохновенные, выразительные липа с глубокой сосредоточенной думой прелестны, но, к сожалению, чрезвычайно попорчены; левая икона над Богоматерью почти разрушена совсем.

 

С эпохи Средневековья четыре пророка (Исайя, Иеремия, Иезекииль, Даниил) называются большими, или великими пророками, а остальные двенадцать (Осия, Иоиль, Амос, Авдий, Иона, Михей, Наум, Аввакум, Софония, Аггей, Захария, Малахия) – малыми.

 

Библейские пророки были людьми, обладавшими экстрасенсорными способностями. Кто-то родился с ними, а кто-то развил их в себе. Они были ясновидцами, общались с миром духов, видели ауру человека, и предстают перед нами как целители и предсказатели. Согласно Библии, они ясно осознавали свое предназначение и потому стремились воздействовать на принятие важнейших политических и религиозных решений.

 

В картине иконостаса Тайной вечере (18) изображена сцена последней трапезы Христа со своими учениками, когда Иисус произносит слова о том, что один из апостолов его предаст («истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня»), и реакция каждого из апостолов на эти слова. Тайная вечеря (18) иконостаса – это почти дословное повторение известной картины Леонардо да Винчи, находящейся в трапезной монастыря в Милане.

 

Как и на других изображениях тайной вечери апостолы сидят за столом на одной его стороне, чтобы зритель видел их лица. Большинство предыдущих произведений на эту тему исключали Иуду, помещая его одного за часть стола, противоположную той, за которой сидели остальные одиннадцать апостолов и Иисус, или изображая с нимбом всех апостолов, кроме Иуды. Иуда сжимает в руке небольшой мешочек, возможно, обозначающий серебро, полученное им за предательство Иисуса. Он единственный поставил локоть на стол. Нож в руке Петра, указывающий в сторону от Христа, возможно, отсылает зрителя к сцене в Гефсиманском саду во время задержания Христа.

 

Жест Иисуса может интерпретироваться двояко. Согласно Библии, Иисус предсказывает, что его предатель протянет руку к еде одновременно с ним. Иуда тянется к блюду, не замечая, что Иисус тоже протягивает к нему правую руку. В то же время Иисус указывает на хлеб и вино, что символизирует безгрешное тело и пролитую кровь соответственно.

 Леонардо да Винчи. Тайная Вечеря, 1495-1498 гг. Список Боровиковского с этой иконы размещен на аттике портала Царских врат

 

Фигура Иисуса расположена и освещена так, что внимание зрителя обращено, прежде всего, на него. Голова Иисуса находится в исчезающей точке для всех линий перспективы.

 

В Тайной вечере Боровиковского фигура Иуды выдвинута по другую, ближайшую сторону стола – с левой стороны, а стоящая фигура апостола Филиппа – с правой. Видоизменена несколько и обстановка – над головой Христа помещены на стене «скрижали завета» с двумя горящими свечами по сторонам.

 

Одним из самых выразительных среди образов храма было, несомненно, вырезанное по контуру Распятие (19), по динамичности, эмоциональности приближающееся к работам художников начала ХХ века – В.М. Васнецова и М.В. Нестерова.

 

 

Образ Распятия экспрессивно передает напряженное душевное страдание, как бы переходящее в физическую боль. Особенно выразительна Богоматерь – скорбь ее неизреченна, невыносима, и она в отчаянии и изнеможении ломает руки. Св. Иоанн, затаив дыхание, как бы сам ощущает, страдания Христа... Глубокой печалью и страданием веет от этого высокохудожественного произведения. В 1824 г. Боровиковским была написана аналогичная по сюжету икона Распятие, которая ныне находится в музее В. А. Тропинина и московских художников его времени.

 

Как видим, наши далекие предки не просто жили, но оставили для нас прекрасные творения, которые мы, их потомки, увы, не смогли ни использовать, ни сохранить. Имеются сведения, что после закрытия Покровской церкви в 1936 г. пять икон были увезены сотрудниками Русского музея. Очевидно, что это те пять икон которые затем оказались в Третьяковской галерее. В период немецкой оккупации четыре иконы были взяты в Успенский собор г. Мглина. С большой вероятностью, речь идет о таких больших иконах, как Царица Александра и архидьякон Стефан, Покрова Пресвятой Богородицы, Распятие и, возможно, Тайная вечеря или Христос во Славе. В ноябре 1961 г. богослужения в Успенском соборе прекратились, здание осталось без присмотра и иконы исчезли, провалявшись более десяти лет на полу собора.

 

Одна икона Св. Юлиания и мученик Василий Пресвитер жителями Романовки Кузьмицкими в 1969 г. была передана Брянскому художественному музею. Остальные иконы, меньшего размера, скорее всего, были разобраны местными жителями Романовки еще в1936 г. Но и сегодня, то, что после такого варварства от церкви осталось, продолжает неумолимо разрушаться.

Видео. О  Романовке и ее владельцах Борковских вспоминает Юлия Федоровна Сивакова. Часть 1

 

 

Источники и литература

 

1. Лазаревский А.М. Описание старой Малороссии, т.I. Стародубский полк. – Белые Берега, 2008

2. Лукомский В.К., Модзалевский В.Л. Малороссийский гербовник. – СПб., 1914

3. Милорадович Г.А. Родословная книга Черниговскаго дворянства, т.1-2. – СПб., 1901

4. Модзалевский В.Л. Малороссийский родословник, т.1, т. 2. – К., 1908, 1913

5. Общий Гербовник дворянских родов Всероссийския империи, т. I–X.; XI

6. Николайчик Ф. Д. Род Лапикевичей и дневник одного из них // Киевская старина, 1887, т. 12

7. Род Лашкевичей // http://m-m-brahlow.narod.ru/story/article/rod-lashkevichey.html

8. Сайт Стародуб // http://starodub.ucoz.ru/histori2.htm

9. История Аскольдовой могилы в Киеве. Церковь Святого Николая на Аскольдовой могиле // http://fb.ru/article/197440/istoriya-askoldovoy-mogilyi-v-kieve-tserkov-svyatogo-nikolaya-na-askoldovoy-mogile

10. Литвинова Т. Ф. Соціальні проблеми українського села середини ХІХ ст. очима повітового предводитель дворянства // Український селянин. – 2006. – Вип. 10.

11. Поклонский Д.Р. Стародубская старина. – Клинцы,1998.

12. Де-ля Флиз. Поход Наполеона в Россию в 1812 году. – М.: ООО «Наследие», 2003 

13. Свод памятников архитектуры и монументального искусства России: Брянская область. – М.: Наука, 1998

14. Український портрет XVI – XVIII століть. Каталог-альбом. – Київ, 2006

15. Цапенко М. Земля Брянская. – М.: Искусство, 1972.

16. Горностаев Ф.Ф. Дворцы и церкви Юга. Культур. сокровища России, вып. 8.– М., 1914..

17. Горностаев Ф.Ф. Иконостас кисти В.Л. Боровиковского //Труды XIV Археологического съезда в Чернигове, т. 2. – М.,1908.

18. Горленко В.П. Живописец Боровиковский // Русский архив. 1891. Кн. II. № 6.

19. Алексеева Т.В. Владимир Лукич Боровиковский и русская культура на рубеже 18-19 веков. – М., 1975.

20. Столбова Е.И. Религиозная живопись // «…Красоту ее Боровиковский спас». Владимир Боровиковский. 1757–1825. К 250-летию со дня рождения художника. – М., 2008

21. Преснова Н.Г. Усадебный Боровиковский //Сайт Наше Наследие, http://www.nasledie-rus.ru/podshivka/9403.php

22. Кизимова С.П. Романовский иконостас В.Л. Боровиковского //Брянский краевед, вып. 4. – Брянск, 1974.

23. Кривошея В.В. Українська козацька старшина. – Київ, 2005.

24. Протченко З.Е. Земля Мглинская – родной край (историческая повесть). – Брянск, 2003

25. Батурко Ф.Ф. Историко-экономический очерк Мглинского края//Мглинский край, http://www.mglin-krai.ru

26. Википедия