Черниговская губерния
Деятельность Есимонтовских по освоению земель края
Оглавление
Суражский монастырь и его судьба
Поселения, основанные Есимонтовскими
Есимонтовские и Турковские во время наступления шведов в 1708 г.
Григорий Есимонтовский – автор первой научной монографии по сельскому хозяйству края
Предводители дворянства Николай и Иван Григорьевичи Есимонтовские
В период Гетманщины начинается наиболее интенсивное заселение земель Мглинского края. Одним из активных инициаторов в освоении новых территорий, присоединенных к России, наряду с другими членами казацкой старшины (Рославцами, Скорупами, Турковскими, Гудовичами, Шираями и другими), были также представители рода Есимонтовских.
Эта фамилия относилась к мглинскому казачеству, из чьей среды они вошли в войсковую старшину. Первое упоминание о Есимонтовских относится к 1669 году, когда назывались двое из них – рядовой казак Фёдор и мглинский сотник Андрей. Но позже сын Фёдора Иван тоже был избран сотником, как только разбогател скупкой земель вокруг Мглина.
Этот пример наглядно показывает, что простому казаку не был заказан путь к средним и даже верхним эшелонам казацкой старшины. Для этого не обязательно было укреплять свой авторитет в старшине, можно было достичь той же цели, став богатым. В результате, начиная с 1669 г. по 1732 г. сотниками Мглинской сотни шесть раз избирались Есимонтовские: Андрей (1669-1671), Есимонтовский Иван (1673, 1680-1681, 1687), Афанасий (1709-1715), Алексей (1723-1732),
Герб рода Есимонтовских |
После указа Екатерины II Есимонтовские получают дворянство и родовой герб, на красном щите которого изображена опрокинутая стрела, сопровождаемая с боков двумя шестиконечными звёздами и полумесяцем, в нашлемнике герба – пять страусовых перьев.
Вероятно, еще при поляках казак Федор Есимонтовкий основал Симонтовку (Есимонтовку), поселив в ней бобылей. Об этом в 1729 г. сын Ивана Есимонтовского Алексей писал:
"с. Есимонтовку еще за держави полской, Федор, покойный дед мой, заводил и сам в оном (селе) живучи, также на своем грунте, несколько бобылей осадил. Потом, отец мой Иван Есимонтовский также несколько бобылей прибавил и прикупил у казаков тамошних грунту. А тяглыми людми восми двориками, на пяти чвертках поля жиючими, за владения полского владел сначала як и всею Мглинщиною, с городом Мглином, п. литовский воевода троцкий Николай Абрамович до Хмелницкого войны. Когда гетман Б. Хмелницкий с казаками, в яком чину дед мой и отец найдовалися, из Украины выбил ляхов, стала быти вся Мглинщина во владении гетманском и – оные восемь двориков в том же заведованю войсковом найдовалися... А в 1713 г., полковником Лук. Жоравкою ствержена в мое владение".
Родословная рода Есимонтовских
Это показание Есимонтовского может быть верным только, если дед его был "осадчим" Симонтовки, но более вероятно, что Симонтовка поселена была Николаем Абрамовичем, так как после изгнания поляков село это поступило в ведение мглинской ратуши. Есимонтовские выпросили себе Симонтовку только у Скоропадского, когда уже могло и не быть тех, кто помнил о её поселении...
Действительно, в 1650 г. село упоминается в Инвентаре волости Мглина как владение Николая Абрамовича, скорее всего, им же и поселенное. В это время в Симонтовке насчитывалось лишь 11 дворов поселенцев.
В 1669 году Федор Есимонтовский значился мглинским казаком, а его брат Андрей был уже мглинским сотником. Сын Федора, Иван, став сотником, расширил земельные владения и в самой Симонтовке, прежде всего, за счет скупки земель у местных казаков, что он продолжал делать и после того, как оставил сотничий уряд. Причем в купчих называется то «паном», то «казаком».
Так, по купчей 1696 г., мглинский мельник Васько Кондратович «часть свою третую мелницкую у млине под городом (Мглином), на Судинце речце стоячой, продав увечность пану Ивану Феодоровичу Есимонтовскому».
А в заемном письме 1697 г. читаем:
«Лист и доброволный запис от нас, Тимоха Подлузкого, жителя высочанского, от Иванюги Парфененка, от Максима Ушачока и от Уласа Данилевеча, жителей миских мглинских, чиним собе видомо, иж есть зостаем виновата талерай сот дванадцать битыми ровно, пану Ивану Федоровичу Есимонтовскому, казаку и товарищу значному сотни Мглинской повинныемо оную суму его рукоданную изъистить вси едностайне, без всякой отмови и отмоги, на день и термин заложоний в року идучом 1690 осмом, о воскресении тридневном...».
После изгнания поляков Симонтовка сначала поступила в ведение мглинской ратуши, но в начале 1710 годов Есимонтовские выпросили себе Симонтовку снова у гетмана Скоропадского, который вывел симонтовских крестьян из ведения ратуши, передав село войсковому товарищу Алексею Есимонтовскому. В 1713 году полковник Лукьян Жоравко закрепил за А. Есимонтовским его владение. В это же время, несколько дворов осадил в селе и старший брат Алексея – Афанасий.
Таким образом, от деда и отца братьям Есимонтовским досталось внушительное наследство, которое они активно наращивали. Однако, своей собственностью в Симонтовке братья владели раздельно: в 1723 году Афанасию принадлежало в селе 11, а Алексею – 7 дворов крестьян.
Озеро в с. Симонтовка
Село Симонтовка (Есимонтовка)
Дело Ивана Есимонтовского продолжил его младший сын Алексей, который поставлен был сотником на место Максима Бороздны, в июле 1723 г., когда Малороссией правил Вельяминов. В «указе» генеральной канцелярии, за подписью Вельяминова, Жураковского и Лизогуба, читаем:
«Полковникове наказному Стародубовскому г. Чарнолузскому зо всею старшиною того полку, объявляется: понеже по согласном всех сотнян мглинских желанию и по общом их прошению, поставлен сотником мглинским Алексей Есимонтовский, знатний полку старод. товарищ, респектом служеб войскових деда и отца, и самого его, и по указу на верность императорскому величеству к присязе приведен, того ради атаманя и товариство тоей сотне, ведая его совершенним началником, подобающее ему до войскового и гражданского сотенного правлениа и порядков стягаючоеся, отдавали послушенство и повиновение. Он теж, Алексей Есимонтовский, новоучреждений мглинский сотник, взаемним способом з сотнянами тамошними обходително и безобидно надлежащою управою поступати меет да и коммендерове полковому послушним быти всегда повинен. О чом г. полковник наказний стародубовский знаючи за объявлением сего указу, должен одправить кого пристойно в место Мглин и при собрании сотне тамошной товариства, вручить корогов ему, Есимонтовскому, без замедлениа».
Оба брата, Афанасий и Алексей, после смерти отца продолжали жить вместе, даже и поженившись. При них жила и мать, которая, вероятно, и препятствовала разделу. Пользуясь близким родством с заступившими после отца мглинскими сотниками, Романовским и Турковским, братья Есимонтовские пользовались влиятельным положением в сотне и не занимая еще никаких урядов, вели уже «скуплю» земель в значительных размерах, причем купчие писались большей частью на имя обоих братьев. Покупки эти производились в таких значительных размерах, что Есимонтовские могли на купленных землях не только строить водяные мельницы, но и садить целые слободы. Так, они поселили до 1708 г. две слободы – Вовнянку и Дехтяровку.
«Скуплей» Есимонтовские значительно увеличили отцовское наследство и в 1708 г. считались уже в числе мглинских богачей. Когда в 1710 г. мглинский сотник Турковский сделан был «господарем Гадяцкого замка», на место его был поставлен Афанасий Есимонтовский. Сотником Есимонтовский пробыл не менее пяти лет (1709-1715) и оставил этот уряд не по своей воле, так как младший его брат в одном письме говорит, что сотничество у старшего брата «было отобрано». Отобрано оно было, по-видимому, при участии Меншикова, так как Есимонтовского заменил чужой мглинчанам человек – Максим Бороздна, который ревностно подлаживался к тогдашнему владельцу Почепа Меншикову.
Лишившись сотничества, Афанасий Есимонтовский оставался вовсе без уряда до прихода на гетманство Апостола, когда сделан был прямо полковым обозным, уряд которого занимал едва ли не до самой смерти.
Афанасий имел двух сыновей, Ивана (1716-1767) и Степана (?-до 1754), а также трех дочерей. Иван Афанасьевич в 1740 г. служил при генеральном обозном Якове Лизогубе. Степан Афанасьевич был женат на дочери известного автора «Дневных Записок», Якова Марковича. Одна из дочерей Афанасия, Евпраксия, была выдана за стародубского полкового писаря Степана Максимовича, а другая, Домникия, – за есаула генеральной артиллерии Семена Карпеку.
Алексей Иванович Есимонтовский пробыл мглинским сотником почти десять лет и значительно увеличил за это время свое земельное имущество, скупая, получая в подарок и отбирая за денежные долги всякого рода земельные угодья, по разным местам Мглинской сотни. Затем Алексей Есимонтовский послужил еще пять лет бунчуковым товарищем и уволен был в отставку «за старость лет и весма крайнюю драхлость».
У Алексея было шесть сыновей – Семен, Василий, Федор, Степан. Михаил и Алексей. Старший – Семен, женатый на дочери Андрея Гудовича, умер в 1729 г., оставив одну дочь. Младший – Михаил, женатый на дочери Григория Скорупы, Марине, умер бездетным в 1746 г.
Мужское потомство оставлено было средним братом Степаном Алексеевичем, у которого было два сына Степан и Алексей. Оба эти Есимонтовские были знатными товарищами (Степан – бунчуковым, Алексей - войсковым). Степан Степанович, отдал часть своих крестьян зятю Семену Карповичу Ноздре, в приданое за своей дочерью.
Алексей, женатый на Татьяне Андревне Лишень, оставил двух сыновей Федора и Николая, последний, женатый на Елене Григорьевне Искрицкой, имел в конце XVIII в. до 1000 крестьян. В начале XIX века сын Алексея Степановича – Николай, выкупил у своей сестры Анастасии Ольшанской 17 дегтяревских дворов и владел ими около 20 лет. Впоследствии собственность Николая Алексеевича унаследовал его сын Григорий Николаевич Есимонтовский.
Суражский монастырь и его судьба
Афанасий Есимонтовский оставил о себе память, основав Суражский мужской монастырь, за свое чудесное спасение под Несвижем 19 марта 1706 г., где был убит стародубский полковник Михаил Андреевич Миклашевский и много других стародубских полчан.
Стародубский полковник Михаил Миклашевский |
Как сообщает предание, во время русско-шведской войны гетман Мазепа, чтобы избавиться от неугодного командира полка Миклашевского, отправил его полк, в котором служил Афанасий Есимонтовский, навстречу шведскому войску, заранее предупредив шведов о наступлении казачьего отряда. В результате полк попал в засаду.
Завязалась неравное, кровопролитное сражение. С поля битвы почти никому из казаков уйти живым не удалось. Среди немногих случайно уцелевших счастливчиков был и Афанасий Есимонтовский. В честь своего чудесного спасения он дал клятву построить на свои средства монастырь, что и сделал в год окончания Северной войны России со шведами в 1721 году.
По описанию конца XVIII века монастырь Суражицкий Благовещенский мужской "близ деревни Суражич лежит на возвышенном косогоре, обнесен деревянною оградою". Монастырь имел так же и второе название - Волосовицкий. В нем было две деревянных церкви и кельи.
Деревня Суражичи при р. Ипути впервые упоминается в 1650 г. в Инвентаре волости Мглина как владение Николая Абрамовича, скорее всего, им же и поселенное как слобода на берегу Ипути. В 1650 г. в д. Суражичи насчитывалось лишь 7 дворов первых поселенцев. Официальная версия о том, что г. Сураж Брянской обл. был основан в 1618 году, не имеет реального документального подтверждения.
Ипуть в районе г. Суража в настоящее время
Суражицкий монастырь был основан по ходатайству Афанасия Есимонтовского на имя архиепископа Антония Стаховского:
« …по силе моего убожества исполнити, овож теды доброволне набывши вечистою куплею в кгрунтах села Суражич, в уезде сотни нашой Мглинской, як отчинные, так дубровние и лисовие грунта прозываемие Волосовичи, местце угодное на построене святой обителе, рабски падши у ног вашой архипастирской святине, всепокорственно жебрем и з честним иеромонахом отцем Симеоном о позволителное божое и вашой архипастирской милости архиерейское благословение, дабы за вашим архиерейским позволителним благословением, намирителное дело зачати и благопоспешно совершити могли, о яковое позволене и по... рабско у вашой архипастирской святыне жебрачи, ожидая, пребываю вашой архипастырской святыне моего велце всемилостивейшого пана и пастира и всенадежнейшого добродея, всенежайший раб Афанас Есимонтовский. З Мглина. Мая 20, року 1719."
Из архиерейской грамоты Антония Стаховского следует, что Суражицкий монастырь был основан в 1720 г.:
"пан Афанасий Есимонтовский, знатный в войску запорожском товариш, с прочиими Бога и чин иноческий любяшими соседи, умислили спасения ради своего, на кгрунтах своих в уезде сотни Мглинской, в епархии Чернеговской, власною вечисто куплею набытих отчинних дубровних и лесових, Волосовичи прозываемых, скиток для пребываниа несколко иноков фундовати и церков там же во имя преблагословенной Девы Марии, в честь преславного её благовещения, создати, где местце угодное ко житию иноческому честный иеромонах Симеон Лущинский, по его ж божественному смотрению, узнавши и улюбивши, начат трудолюбне там жителствовати и на сие Богом предестинованное местце, да в нем прославляется имя Господне, согласно вси восхотеша Божия и нашего архиерейского благословения, еже не удалися от них, благословляем бо да во славу Божию и в честь преблагословенной Девы Марии, от них благозачатое утверждается и совершается дело, и непорочная в той сооруженной и освященной церкве о здравии и благополучии благочестивейшого государя нашего царя и вел. князя Петра Алексеевича, монархи всероссийского, також о щасливом рейментарства малороссийского правлении ясневелможного его мил. пана Иоанна Скоропадского, войск запор. гетмана, и о всем мире приносится жертва. Того ради властию нашею архиерейскою изволяем да вышереченный честный отец Симеон Лущинский во всем благочинном строение сие Богом предувиденное и прознаменованное содержит место и его же изволит странного старца житием добрим сведителствованного, да приймует з собою в обитание..."
Из грамоты Антония Стаховского видно, что устроителем Суражицкого монастыря был монах Симеон Лущинский. Но просуществовал монастырь недолгл – в 1786 г., при Екатерине II, он был закрыт вместе с другими, а монастырская церковь Благовещения Пресвятой Богородицы была перенесена в г. Сураж.
В церкви Благовещения Богородицы, находилась чудотворная икона Божией Матери, называемая Новодворскою. Вот что сообщается о ней в книге "Земная жизнь Пресвятой Богородицы и описание святых и чудотворных Её икон":
«Икона Божьей Матери, именуемая Новодворской, писана св. Петром, митрополитом Всероссийским, около 1320 года, тогда, как он ещё был на Волыни в монастыре, устроенном им на реке Рати, на урочище, называемом Новый дворец, ныне не существующем. Во время гонения на православных от униатов, когда они напали на Новодворский монастырь, тамошний иеромонах Иаков перенёс её в Черниговский Елецкий монастырь. Когда же устроился монастырь Суражский при городе Сураже, преосвященный Антоний Стаховский отдал сию икону строителю монастыря Симеону. В соборной церкви сего монастыря, теперь уже не существующего, стояла святая икона Новодворская.»
Икона Божией Матери Суражская (Новодворская), XIV век |
На Новодворской иконе Божья Матерь, держащая Спасителя на левой руке, изображена в венце, на голове Богомладенца также венец.
В 1781 году поселение Суражичи, большею частью монастырское, названо уездным городом Суражем, а с 1787 года, при закрытии монастыря, Благовещенский храм был перенесен, а его иконостас был построен заново. Вероятно, иконы старого иконостаса оказались ненужными и 18 икон, по распоряжению начальника губернии Е.К. Андреевского, в мае 1902. г. были переданы в исторический музей Черниговской губернии.
Среди переданных 18 икон находилась и икона Новодворской Божией Матери из Суражицкой обители. Доказательством этого служила сохранившаяся на раме иконы надпись, которая гласит: "Изображение чудотворной иконы Пресвятыя Богородицы называемой Новодворской обретающейся ныне в Благовещенском Суражицком монастыре. А сию икону отменил раб Божий Григорий Карпов Еланов с женою своею… 1781 года".
К сожалению, уже в начале XX века эта икона от времени слишком пострадала: краска во многих местах выцвела и осыпалась, вся икона слишком потемнела и живопись стала едва заметна.
В Черниговском музее, среди 18 переданных икон, также находились: Икона Спасителя благословляющего, с разогнутым Евангелием в левой руке на текст от Матфея "Рече Господь: иже любите отца и матерь паче мене…"; большая икона Спасителя, так называемая "деисус" или "деисис"; вторая большая икона "деисус"; четыре большие и равномерные иконы святых апостолов и евангелистов, изображенных во весь рост - по три в каждой иконе; четыре большие равномерные иконы святых пророков; две иконы распятия Святителя; небольшая икона, изображающее исцеление Спасителем слепорожденного; икона положения Спасителя во гроб; икона Святого Николая.
В настоящее время неизвестно, где находится икона Божьей Матери, писанная митрополитом Петром и пребывавшая в Суражицком монастыре. В годы революции храм Благовещения был разрушен. Ныне существующий в г. Сураж каменный храм был построен только в конце XX века.
Во вновь построенный в Сураже храм была принесена аналойная икона Божией Матери Новодворская, на которой сохранилась следующая надпись: «Изображение иконы Пресвятыя Богородицы Чудотворной называемой Новодворская, обретающейся ныне Епархии Черниговской в Благовещенской Суражской церкви. 1866 года февраля 17 дня».
Поселения, основанные Есимонтовскими
Многие поколения рода Есимонтовских приняли участие в историческом развитии Мглинского края и оказали значительное влияние на судьбу его поселений. В период Гетманщины, вместе с другими представителями казацкой старшины Рославцами, Скорупами, Турковскими, Гудовичами, Шираями Есимонтовские стали основными инициаторами освоения новых территорий края.
Они активно осваивали пустующие земли и селили на них новые слободы, привлекая переселенцев из Восточной Польши, Литвы и Великороссии. Есимонтовские владели крестьянскими дворами более чем в 20 населенных пунктов края и в течение XVIII в. основали такие поселения, как Дегтяревка, Высокоселище, Буда, Молодьково, Хорновка, Полховка, Калинка, Великая Ловчая, Жастково, Осинка.
Дегтяревка. Дегтяревка, расположенная при р. Ипути, была поселена братьями Афанасием и Алексеем Есимонтовскими в 1703 году. Это следует из показания шумаровских старожилов:
"умершие обозн. старод. Афанасий да бунч. тов. Алексей Есимонтовские в некоторих шуморовских жителей купивши бортние дерева и часть неякуюсь земле, завладели и других шуморовских жителей землею и поселили людей слободою, которую назвали Дегтяровкою, какая перед шведскою войною за пять лет поселилась". Это показание подтверждается и универсалом Мазепы 1706 г., в котором читаем: "п. Аф. Есимонтовский... меючи в грунтах мглинских, прозиваемих дегтяровских, при ричци Осинци, исполние свои з братом его Алексеем Есимонтовским грунта... просил нас, абысмо им обоим... позволили на тих грунтах... осадити слободку, хутор поселити и на ричци оной Осинци, греблю висипати и млин вистановити", что гетманом и было разрешено.
Ипуть близ Дегтяревки
На р. Осинке братья поставили мельницу и плотину, а в 1706 году гетман И. Мазепа закрепил за ними права на дегтяревские владения. Будучи женат на дочери полковника Федора Молчана, Афанасий Есимонтовский по тому же универсалу 1708 г. выпросил себе у гетмана и село Тютюри, которое принадлежало его тестю и которое вдова Молчана фактически отдала уже раньше своим зятьям – Есимонтовскому и Григорию Дорошенко.
Афанасий Иванович Есимонтовский умер в 1736 году, а его долю в селе унаследовала вдова Марфа Федоровна. Вскоре после смерти мужа, вместе с деверем Алексеем Есимонтовским, она построила в селе Петропавловскую церковь.
За время своего существования, деревянный храм не раз перестраивался, в том числе, и в 1867 году. Во второй половине 19 века здесь служили священники: Александр Крупицкий, Михаил Булгаков, Михаил Затворницкий, Федор Феодосьев и Семен Семеновский.
Петропавловская церковь на берегу Ипути, с. Дегтяревка, начало XX века
Хотя по ревизии 1723 г. Дегтяровка показана за одним Афанасием, но ею продолжали владеть Афанасий и Алексей Есимонтовские совместно вплоть до 1740 г. В 1723 году крестьян Афанасия Есимонтовского в Дегтяревке насчитывалось около 20 дворов.
В дальнейшем, владельцами Дегтяревки стали наследники Алексея Ивановича по линии его сына Степана – Степан и Алексей. Один из братьев, Степан Степанович, отдал часть своих крестьян зятю Семену Карповичу Ноздре, в приданое за дочерью Еленой.
В начале 19 века сын Алексея Степановича Есимонтовского – Николай, выкупил у своей сестры Анастасии Ольшанской 17 дегтяревских дворов и владел ими около 20 лет. Впоследствии собственность Николая Алексеевича унаследовал его сын Григорий Николаевич Есимонтовский.
В 1904 году действительный статский советник Иван Григорьевич Есимонтовский с дворянином Николаем Соханским и наиболее активными прихожанами Петропавловской церкви, получили архипастырскую благодарность за труды и пожертвования по украшению приходского храма и устройству церковной школы грамоты в д. Жастково.
В начале 20 века в Дегтяревке действовало народное училище, в котором Закон Божий преподавал священник Семен Семеновский.
С момента своего возникновения, Дегтяревка формировалась как село с крестьянским населением, численность которого к 1860-му году составила более 400 человек (около 60 дворов).
Высокоселище. Еще до занятия сотницкого уряда Алексей Есимонтовский проявлял активную деятельность в крае. В 1718 г. купил у дроковского священника "отчину и селище сенокосное, называемое Высокое, при той отчине лежачое в грунти дроковском, по-над речкою Пищовахою, за 80 тал. и 10 зол.". А в 1719 г. полковник Жоравка позволил Есимонтовскому "в купленном его грунте дроковском, на селищи Высоком, над ручаем Писковахою, слободку з-десяток или болше людми заграничными до воле и ласки высочайшой и власти рейментарской, осадити". Таким образом, Жоравка разрешал этим документом владельцу Селища Есимонтовскому заселить его людьми.
Так на Мглинской земле появилось с. Высокоселище. Затем Алексей Есимонтовский продолжал прикупать к селищу Высокому дроковские земли. Так в купчей 1724 г. читаем:
"Мы жителе с. Дрокова, казаки и посполитие, з общего нашего селского совету, уступуем неделенний шматок дубровки п. Алексею Есимонтовскому, за что его мил. поднялся и имеет в скорих числех, до церкви нашой зубожалой дроковской, справить ризы слушние и даровать нам полстана горилки к прийдучому святителю Христову Николаю, на потребу нашу".
В 1723 г. в с. Высокоселище уже насчитывалось 28 дворов крестьян Алексея Есимонтовского.
По акту 1760 г., священник с. Нивного Свенцицкий "свой отческий и дедовский в угомонищи Красних Лузях отопленний мелницею при речке Слища берег их мил. Алексею и Степану Степановичам Есимонтовским, вечно уступил, за якую уступку они, Есимонтовские, за целопарохиалного священника при церкви их новой покровской в слободе Высокой, мене и потомков моих по мне приняли".
В 1761 году в живописном месте на окраине села по заказу бунчуковского товарища Степана Степанович Есимонтовского была поставлена церковь Покрова. Эта небольшая приходская церковь стояла над большим оврагом, заросшим кустарниками, бузиной и черносливом.
В 1822 году церковь была перестроена, получив колокольню, а также новую обшивку и ряд деталей. Стены церкви рублены из бревен и обшиты тесом. Храм принадлежит к распространенным в 17-18 вв. в западной части Северщины храмам типа восьмерик на четверике, с крестообразным построением плана и поздней ярусной колокольней. В композиции господствуют вертикальные объемы храма и колокольни, соединенные сравнительно низкой трапезной.
Церковь Покрова Пресвятой Богородицы с. Высокоселище
В новой обработке фасадов храма заметно стремление «воссоздать каменные формы стиля ампир: тонко профилированные карнизы всех объемов, ныне утраченные колонные портики с фронтонами на западном фасаде и боковых прирубах, трехчастное итальянское окно и фронтон алтаря, арочные проемы звона колокольни и пр.»
В интерьере высокая центральная часть храма с плоскими парусами при переходе к восьмерику завершена восьмигранным куполом. Она соединена широкими арочными проемами с боковыми прирубами, алтарем и трапезной. Западная обособленная часть трапезной под колокольней служила притвором. Кроме главного входа в торцах рукавов были устроены боковые дверные проемы.
Время пощадило храм Покрова. В советский период здание храма использовалось как зернохранилище. Богослужения в храме были возобновлены в 1995 году. В настоящее время храм частично восстановлен. Этот уникальный памятник деревянного зодчества до сих пор привлекает внимание не только местных жителей, но и гостей, краеведов, туристов. В 2010 году храм Покрова посетили участники Международной этнографической экспедиции.
Село Высокоселище сегодня – это одно из старинных и красивейших сел края.
Село Высокоселище сегодня
Село Буда. Буда, при речке Вовнянке, поселено Афанасием и Алексеем Есимонтовскими по универсалу Мазепы 1707 г., позволившему "завести и построити хутор в полном лесе, при купленной их отчине, засипати на ручаи именуемом Вовнянце, греблю, постановити млин и несколко человека осадити, леч захожих из заграницы людей". Поселив слободу, называвшуюся сначала Вовницкой, Есимонтовские продолжали прикупать к ней земли и позже.
Так, Афанасий Есимонтовский в 1711 г. купил у жителя с. Высокого отчину "в обрубе белогощанском, от речки Вовлянки до сосны свекрухи, а от свекрухи граничит до Кокота, до змолевской старой сосны, а от змолеевской сосны граничит у юлху (ольха), которая юлха стоит над Белогощею речкою у сутоках, между речкою Белогощанкою и Вовнянкою".
В с. Буда выжигали золу из лозы и добывали поташ для продажи раскольникам на мыльные заводы. Поташ был также необходим в стеклоделии и производстве пороха. Поэтому в короткий срок в Стародубье возникло много кустарных буд и небольших поселений, где жили будники.
При дележе братьев Есимонтовских, Буда досталась Алексею, от которого затем перешла к сыну его Михайлу и впоследствии досталась Павлу Скорупе. В 1723 г. Алексею Есимонтовскому в с. Була принадлежало 26 дворов крестьян и 17 хат бобылей.
В сентябре 1943 г. 28 жителей с. Буды были зверски расстреляны немцами. Для сохранения памяти об этом событии в деревне был создан прекрасный памятник.
Памятник расстрелянным жителям деревни Буда в сентябре 1943 г.
Хорновка. Деревня Хорновка расположена на правом берегу реки Воронуса. Хорновка была поселена Афанасием Есимонтовским по уневерсалу Апостола 1730 года, которым разрешилось ему «свободку осадить и млин на реке Хорновка устроить». Когда Разумовскому отдали Почепскую волость, то к ней причислили и Хорновку, где 1781 году Кирилл Разумовский имел 26 крестьянских дворов и 26 хат. Казаков в Хорновке не было.
Существует предание о возникновении наименования Хорновка. Раньше в этих местах стояли глухие непроходимые леса. И вот давным-давно спасаясь от царского гнева в этих местах появился беглый мужик по прозвищу «Харнова», который и поселился здесь в глухом лесу. Возникло небольшое селение, которое называлось «Хорнова». Потом, чтобы легче было произносить, стали называть поселение Хорновкой. И это место за лугом, где было поселение, до сих пор люди называют «Старой Хорновкой».
Железнодорожная насыпь вблизи Хорновки, ноябрь 2011 г.
В 30-х годах XX века через Хорновку велось строительство железной дороги Гомель – Рославль. Строили нанятые рабочие в основном украинцы. Жили отдельно в поселке. Место, где они жили называлось «городок». Здесь была своя столовая, пекарня, кузня. Были построены бараки, в которых жили рабочие. Все работы выполнялись вручную, песок и камни возили на лошадях и быках. В 1933 году строительство дороги было прекращено, но и сегодня еще можно видеть и остатки насыпи для дороги и бетонные основания для строительства моста через р. Воронуса.
«Быки» под железнодорожный мост через Воронусу вблизи Хорновки, ноябрь 2011 г.
Молодьково. Молодьково поселена слободой в 1710 г. мглинской старшиною по позволению полковника Жоравки, "на дуброве Молодковой, о чверть мили от реки Воронусы, над речкою Молодковою". Поселением Молодькова сотник Афанасий Есимонтовский хотел помочь скорее оправиться Мглину, "чрез неприятеля шведа найвереженному и значне ушкоженному", то есть Афанасий Есимонтовский хотел определить на жительство свободных крестьян, разоренных шведами и крестьян, бежавших от своих господ.
В универсале Апостола 1730 г. находим о Молодькове, как бунчуковый товарищ Григорий Скорупа представил гетману, что
"на грунтах мглинской сотни, зараз после шведчины, за позволением старшины мглинское, осела слобода прозванием Молодкова, и в оной слободе, на правой стороне шляху з Мглина за границу полскую идучого (поселены) свободные люде, которие надлежать теперь на уряд сотенний мглинский, а по левой стороне – смоленского уезду беглецы, к яким беглецам минувших годов, когда приискался помещик, смоленский ротмистр п. Ян Фонлярлярский, и искал, чтоб своих крестьян в слободке Молодковой от шведщины поселившихся, взять на прежние их жилища..."
Узнав об этом, Скорупа купил у Лярского молодьковских крестьян 21 двор и обратился к гетману с просьбой об укреплении за ним как крестьян вместе с разработанными ими землями, так и купленную им, Скорупой, "от мглинщан отчину и дуброву".
По этой просьбе выдан был универсал, которым за Скорупой были утверждены "в спокойное владение, предречоние отчина и дуброва купленние и купля крестьян от п. Лярского, кроме свободных людей на другом боце шляху, под видением старшины мглинской обретаючихся, и всякие полевие розроботки купленних крестьян, при тих же купленних дворах..."
Таким образом, поселенцы Молодькова вначале были свободными крестьянами, но затем часть из них скупил Григорий Скорупа, часть - Есимонтовский. На реке Воронуса близ Молодькова была построена водяная мельница.
В 1781 у капитана Александра Скорупы было в подданстве 19 крестьянских дворов и 21 хата. Свободных крестьян, находившихся в ведении ратуши, осталось менее 20. Казаков в с. Молодьково не было.
Центральная улица с. Молодьково
Дом Макейчик А.И. в с. Молодьково
Осинка. Д. Осинка при р. Осинке, поселена Есимонтовскими, по универсалу Мазепы 1706 г. (см. Дегтяровку), а по универсалу Скоропадского 17 декабря 1708 г., разрешено Афанасию Есимонтовскому устроить здесь и "кузню рудницкую". Последняя в ревизии 1723 г. описана так: "Рудня п. Афанаса Есимонтовского, а при оной рудников мешкаючих человека 13", из них три рудника и десять человек – "челяди их".
В 1781 г. умершего войскового товарища Ивана Есимонтовского было 9 дворов и 9 бездворных хат.
Жастково. Д. Жастково при р. Осинке, поселена Алексеем Есимонтовским, которому в 1728 г. "жители с. Нивного за Далисицкую и Слюнковскую отчину уступили полосы с бортным деревом, з углядем, з землею и з лугами до них приналежними, лежачие обапол рутча Милушки, на вгомонищи Жастковом, боровие – по Чорний ручей да по речку Осинку, а лесовие – с другой стороны ручья Милушки".
В том же 1728 г. Апостол позволил Есимонтовскому – "в купленных его грунтах над ручаем Милушкою, в угомонищи Жастковом, осадить слободку людми из заграници приходячими, по пропорции тамошнего грунту, и построить млин там же, на р. Осинке".
В 1781 г. в Жастково вдовы Афанасия Ивановича Есимонтовского, Марфы Федоровны, было 35 дворов и 32 бездворных хаты.
Остатки ветряной мельницы в Жастково
Есимонтовские и Турковские во время наступления шведов в 1708 г.
Первыми со шведами на Стародубщине столкнулись казаки Мглинской сотни. Мглин как крепость не представлял особого значения, поэтому русские войска в нем не располагались. Городской гарнизон Мглина состоял только из казаков Мглинской согни и жителей окрестных сел.
История сохранила следующий интересный инцидент, свидетельствующий о продажности казачьей старшины. Когда город Мглин стал готовиться к защите от врага и шведы уже приближались к Мглину, Мглинский сотник Михаил Турковский вместе со своим родственником Афанасием Есимонтовским пытались ночью тайком бежать из города со своими семьями и имуществом. Поведение мглинских сотников во время нашествия на Стародубщину шведов известно из рассказа Алексея Есимонтовского, описывающего историю бегства в 1708 г. Есимонтовских и Турковских из Мглина.
Когда в начале 1708 года прошел слух о возможности нашествия шведов в Малороссию, Алексей Есимонтовский, находясь тогда со своим полком где-то за Сожью, в походе, предупреждал остававшегося дома старшего брата Афанасия, чтобы он "по совокупному их житию, непременно и завчасу имение рухомое все в пристойных местах поховал".
Предостерегал старшего Есимонтовского и сосед его Покорский, находившийся также в походе. Но Афанасий Есимонтовский "по своей природной презумпции и великомысленности" предостережений не послушал и, посмеявшись над "страхополохом" младшего брата, Покорскому отвечал, что на сообщаемые им и братом Алексеем пустые слухи о нашествии шведов не обращают внимания даже и мглинские "матроны", продолжающие по-прежнему приготовлять своим мужьям вкусные яства ("наши де матроны беспечно смажут нам сластионы").
Одновременно и мать Есимонтовских начала настаивать, чтобы Афанасий вывозил движимое имущество из города, куда-нибудь подальше. Но Афанасий не послушал и настояний матери, "которой уже будучей в престарелом веку, не раз трафилось войны лядские видети и дознавать в оных злых приключений". А между тем, получен был и указ царский, повелевавший "из некрепких городов уступать в крепкие или выбираться и далее, вместе со скотом и разною движимостью", разбивать на мельницах каменья или закапывать их в землю и вообще принять все меры предосторожности ввиду близкого наступления врага.
Однако Афанасий Есимонтовский увидел опасность лишь тогда, когда шведы вступили в Мглинскую сотню. Тогда только старший Есимонтовский начал нагружать подводы движимостью и боясь, чтобы уход его с имуществом перед сблизившимся неприятелем, не возбудил ропота и даже сопротивления со стороны мглинских "граждан", выбрался с семьей и обозом из Мглина, ночью, думая направиться в Баклань и далее – за реку Судость... Вместе с Есимонтовским оставляла Мглин и семья тогдашнего мглинского сотника Турковского, женатого на племяннице Есимонтовских.
Но народ, прослыхав об уходе своих старшин, на обязанности которых, по его мнению, лежала защита города, бросился за Есимонтовскими и Турковскими и, догнав их “мглинцы великим тумултом жену его и мою з обозом всего имения нашего и настращавши доволно, завернули у Мглин”. При этом, большая часть движимости Есимонтовских была расхищена и затеряна. В Мглине сотника “смертным боем били”, три дня держали его в тюрьме, и если бы не освободили его местные казаки, то, наверное, был бы он убит. Хотели и арендаторов перебить, но они сбежали в леса. Вероятно, в результате описанных событий вместо Михаила Турковского мглинским сотником стал Афанасий Есимонтовский.
17 сентября русская войсковая разведка сообщила, что шведы в составе 3 дивизий, не останавливаясь, идут на Кричев и спрашивают дорогу на Стародуб. Разведчики, высланные из мглинской казачьей сотни, 19 сентября донесли во Мглин, что шведы около Дрокова подошли к Ипути, что они через реку стреляли в шведов.
Мглинский сотник Есимонтовский немедленно написал об этом полковнику Скоропадскому в Стародуб. Содержание письма Есимонтовского было доложено Петру I адъютантом от гвардии Федором Бартеневым, который 19 сентября доносил царю из Почепа, что сотник млынский сообщил полковнику Скоропадскому о приближении к местечку Млыну, примерно 8 полков шведской конницы, что казаки через Ипуть стреляли в шведов, а шведы уговаривали казаков: «Мы де у вас брать не будем ничего, только за деньги будем покупать», а казаки на то им ответствовали: «Мы де вам будем пули продавать».
Шведы навели мосты через Ипуть, переправились на левый берег и расположились здесь двумя группами. Король с гвардией и частью конных и пехотных полков расположился под селом Дроков, где были отрыты окопы и устроена главная квартира. Другая часть войска отделилась от короля и расположилась на расстоянии 12 км, около стародубского тракта. Здесь шведы простояли две недели, поджидая подхода корпуса Левенгаупта.
24 сентября, рано утром, один из кавалерийских отрядов шведов под командованием майора Коскуля имел задачу уговорить мглинчан и надеялся без боя взять у них провиант и фураж. Генерал-майор Инфлянт доносил об этом Меншикову так: «Шведы 24 сентября были посланы во Мглин уговорить жителей дать им провиант и фураж»... Защитники Мглина не пустили шведов в город и, не вступая в переговоры, открыли ружейный и пушечный огонь, как только враги приблизились к воротам города. Не помогли шведам и распространяемые в малороссийских городках и сёлах «прелестные письма» с обещаниями и посулами Карла XII.
Мглин стал одной из первых русских крепостей, которую шведы пытались взять штурмом. Крепость занимала территорию Воздвиженской горы, отделенной рвом и валом от посада, и её укрепление не шло ни в какое сравнение с мощными европейскими бастионами, которые шведам приходилось брать ранее.
План крепости г. Мглина, 1782.г. |
Убедившись в слабости городских укреплений, Коскуль со своим отрядом атаковал казаков. Гарнизон города, состоящий всего лишь из одной сотни казаков, да небольшого числа вооруженных крестьян, героически отбивали неоднократные попытки шведов овладеть городом. Препятствуя переправе шведских войск и артиллерии через реку Судынку, защитники города наносили шведам большие потери в живой силе, а главное задерживали продвижение их к намеченной цели, что являлось весьма важным для русских войск.
О мглинском сражении Федор Бартенев 26 сентября доносил Петру I:
«Неприятельские люди перебрались через Ипуть... Приходили штурмовать городок Млын на заре. И городка не взяли, и отступили с уроном, которых я видел й считал 50 тел у стены городовой и у ворот города; убито из пушки два офицера, один майор, шпаги и платья сняли казаки и записную книжку у майора взяли, где был записан пароль на эту ночь».
А другим донесением дополняя: «Шведов, прийшовших под городом Мглином, сотенному полку Стародубского, много побито и з города прогнано». Это была последняя битва, когда крепость г. Мглина была использована по своему прямому назначению – для защиты города и его населения от внешнего врага.
Сам город Мглин и его укрепления, а также окружающие его селения были сильно разрушены шведами. По пути следования шведской армии в Мглинщине и Стародубщине стали создаваться партизанские отряды, обосновавшиеся в местных лесах, которые при поддержке русских регулярных войск наносили серьезный ущерб шведской армии.
При обороне Мглина особенно отличился местный казак Пузанов. Среди местных жителей из поколения в поколение передается быль о том, как мглинский казак Пузанов сбил у шведского майора «золотую» шапку, долгое время хранившуюся как реликвия боевой славы в одной из церквей города. А роду Пузановых, по рассказу потомков, за беспримерную храбрость их предка царь пожаловал грамоту с благодарностью и правом мужскому полу бесплатно обучаться в военных училищах. Две пушки Петровского времени, участвовавшие в бою, тоже долго находились в городе на дворе пожарной команды, но перед войной 1941—1945 гг. их тоже не стало.
Однако, несмотря на мужество, устоять небольшому числу защитников города перед многочисленным врагом, вооруженным артиллерией, не удалось. Истратив все ружейные заряды, оставшиеся в живых защитники покинули город, и ушли в Стародуб, где был более сильный гарнизон и земляные укрепления.
Штурм Мглина шведы больше не возобновляли. Город Мглин остался цел и невредим благодаря неисполнительности генерала Ренна, которому было указано сжечь его при отступлении. Город остался цел, но “неприятелское войско немалое себе получило доволство от местечка Мглина...”.
Есимонтовские также успели выбраться из Мглина тогда лишь, когда подошло русское войско, при охране которого только и могли они оставить город; но при этом за оказанную помощь пришлось раздать "великороссийским людям" немало движимости в мехах и прочих вещах. Но на этот раз обоз Есимонтовских состоял всего из трех или четырех подвод. Прочее имущество, которым был нагружен "великий обоз", было или расхищено, или роздано поневоле. Причем Алексей Есимонтовский отмечает, что старший брат все-таки кое-что сохранил из своего имущества, но растерял почти все, принадлежавшее ему, Алексею.
Эта история послужила началом вражды между братьями, которая не прекратилась и после раздела их отцовским и вместе нажитым имением. По рассказу младшего брата, при разделе он был сильно обижен Афанасием и сколько ни жаловался, не мог добиться правды.
Действительно Афанасий Есимонтовский воспользовался своим положением старшего брата: в декабре 1708 г. он выпросил у Скоропадского универсал, утверждавший за ним одним, кроме отцовского наследства, и все те земли, которые приобретались им совместно с младшим братом. Универсал этот Афанасий Есимонтовский выпросил у гетмана "за отважную службу под час нашествия неприятеля шведа, при отражении его нападения на мглинскую фортецию". Впрочем, впоследствии при разделе с младшим братом, Афанасий и сам не придавал особенного значения этому универсалу, а обделил Алексея по одному праву старшего.
Основные неприятельские силы шведов во главе с королем никто особенно не тревожил, и они несколькими колоннами, преодолевая лесные завалы, медленно продвигались по дороге Мглин—Стародуб. За Стародуб развернулись упорные и кровопролитные бои. Шведы потерпели крупное поражение и, потеряв более 1000 человек убитыми, отступили, не взяв города. Великое мужество показали защитники Мглина и Стародуба. Петр I своим полковникам в пример ставил мужество и героизм Мглина и Стародуба, первыми встретившихся на пути большой шведской армии.
Григорий Есимонтовский – автор первой научной монографии по сельскому хозяйству края
К роду Есимонтовских принадлежал ученый-агроном Григорий Николаевич - помещик Суражского повета, один из лучших хозяев Черниговской губернии, автор книги "Описание Суражского уезда". Эта книга Григория Николаевича представляет собой глубокое научное исследование состояния сельского хозяйства края, методов и технологий его ведения, включая анализ и рекомендации по оптимальному хозяйствованию с учетом местных природных условий. Это настоящая энциклопедия сельской жизни населения края XIX века.
Сельское хозяйство края в этот период являлось основной отраслью экономики, а сельские жители составляли подавляющее большинство населения. Развитие аграрного производства имело экстенсивный характер и достигалось прежде всего за счет: роста населения, а также в процессе освоения новых земель.
Григорий Николаевич родился 20 мая 1793 г. в с. Высокоселище. С 1809 г. воспитывался в Благородном пансионе Императорского Московского Университета. В 1813 г. окончил курс Московского Университета. По окончании университета служил в Экспедиции о государственных доходах и в Кенигсбергской ликвидационной комиссии.
С 1 января 1824 по 2 июля 1825 г. Григорий Николаевич – хорунжий Суражского уезда, где стал известен, как один из лучших хозяев северной части Черниговской губернии. Умер Григорий Николаевич до 1848 г.
Крестьянское хозяйство. В первой половине XIX века сельское хозяйство оставалось главной отраслью не только Мглинского края, но и всей российской экономики. Примерно 90% населения страны составляли крестьяне. Развитие сельскохозяйственного производства происходило в основном экстенсивными методами, за счет расширения новых посевных площадей, которые увеличились за полвека на 50%, преимущественно в южных и восточных районах.
Внедрение более совершенных методов обработки почвы, новых сортов сельскохозяйственных культур происходило очень медленно, урожайность хлебов в начале века составляла в среднем величину, когда при посеве одного пуда собирали три-четыре пуда зерна. Частыми были неурожаи, которые приводили к массовому голоду крестьян, гибели скота. Основной агротехнической системой оставалось традиционное трехполье. Животноводство имело преимущественно натуральный характер, т.е. скот выращивался для домашнего потребления, а не на продажу.
В первой части своей книги Григорий Николаевич дает широкую панораму состояния крестьянских хозяйств края указывая, что все пахотное пространство края произошло от истребленных лесов. Заселение свободной территории края шло медленно по той причине, что они были покрыты громадными лесами, от которых пришлое население должно было сначала очищать выбранные им для поселения "угомонища". Мглинские слободы поэтому садились преимущественно "на сыром корени", т.е. среди «лесных порубов».
Лишь немногие помещики края имели небольшие участки леса, да сенокосные луга, заросшие во многих местах лозою и мелким кустарником. Быстрое истребление лесов было следствием быстро увеличивающегося народонаселения, что в свою очередь, вело к возникновению новые хуторов и сел.
Главными производителями сельскохозяйственной продукции были рядовые казаки и крестьяне. Крестьяне по своему правовому положению подразделялись на две основные группы: помещичьи (крепостные) крестьяне, которые находились в личной зависимости от помещиков и были прикреплены к их имениям и государственные (посполитые) крестьяне, которые принадлежали казне и официально назывались «свободными сельскими обывателями». Они были лично свободными и вели собственное хозяйство.
Основной формой эксплуатации помещичьих крестьян была барщина или отработочная рента. Государственные крестьяне платили денежную ренту, отдавая четверть своих доходов как налог государству. Российское правительство в 1797 г. официально ограничило барщину 3 днями в неделю. Однако помещики обходили закон с помощью урочной системы, когда на один день барщины давалось следующее задание («урок"), которое возможно было выполнить всего за 2-3 дня. Землевладельцы практиковали также перевод крестьян на «месячину", когда крестьяне за постоянную барщину получали месячное содержание натурой.
Типичное крестьянское хозяйство имело два участка земли: меньший и ближайший к жилью участок был предназначен для огородных овощей и конопли, а больший, удаленный участок – исключительно для посева конопли. Стебель конопли давал пеньку, а головка – зерна.
На меньшей части огорода разводятся преимущественно свекла (бураки), капуста, лук, чеснок, высокорастущий торох, простые бобы, морковь, репа, тыква (гарбузы), кукуруза (пшеничка), брюква, укроп и картофель. При этом, Есимонтовский дает такие рекомендации: «где в предыдущий посев была, капуста, там садится свекла пли огурцы, а где были огурцы – там горох, и так далее, соблюдая, чтобы один плод сменялся другим и не прежде попадал на то же место, как па пятый год, потому что в промежуточных двух годах засевается конопля». Эти правила пдодосменности в крестьянских хозяйствах края со временем стали «безотчетным обычаем».
Есимонтовский дает подробные рекомендации, как крестьянам выращивать различные огородные культуры: капусту, лук, кукурузу, свеклу, картофель, репу, тыкву и проч. Особое внимание обращается, чтобы «сколько возможно более воспользоваться землею и рассадить высокоствольные растения между низкоствольными.»
«Приятно видеть такой овощной огород, – пишет Есимонтовский, – у рачительной хозяйки; кроме правильного расположения его и чистоты, в которой содержится, часто красуются на нем различные цветы. В хозяйстве такой овощной огород много делает выгоды, доставляя вкусную пищу и подспорье для прокормления скота.
В конце мая, или в начале июня, начинают уже пользоваться с огорода молодым ботвиньем (листьями свеклы), зеленым луком и проч., и потом постепенно овощами. Огород в течении лета несколько раз выпалывается, что производят большею частию дети подростки, а к тому каждый вечер хозяйка отправляется на огород с большою коробкой, вырывает что нужно для пиши к следующему дню, потом прорывает излишние растения, обламывает густой лист и собирает таким образом ежедневно корм для свиней, телят и под осень, при обильном росте, и для самих коров.»
Здесь же мы находим способы заготовки овощей на зиму:
«капуста рубится и квасится, свекла очищается и также квасится; иногда к ней примешивают репу, а при худом урожае репную ботву и свекольник рубят, обваривают и квасят вместе с свеклою. Достойно замечания, что все огородные овощи употребляются в пищу более вареные; сверх капусты и свеклы разваривают репу, морковь, картофель, стручковый горох, бобы и проч., с приправою лука, укропа, молока или сала; тыквы очищают и разваривают в постные дни с приправою конопляного молока и проч.., и таким образом разнообразят свою пишу. Известный борщ часто найдете у расторопной хозяйки весьма вкусно сваренный на свекольном рассоле с приправою лука, укропа, сала и забеленный ложкою сметаны.»
И далее, «бедный крестьянин часто вкуснее и опрятнее совершает свою трапезу, нежели подмосковный богатый дворянин, повторяющий ежедневно серые свои щи с куском незавидной солонины.»
Есимонтовский в этой части детально описывает технологию обработки конопли для получения конопляного масла и пеньки для ее продажи на рынке или перекупщикам.
Книпович. В коноплянике, фото XIX века |
Прокудин-Горский. Обработка льна |
Значительное внимание Григорий Николаевич уделяет трехпольной системе севооборота (озимое, яровое, пар) и выращиваемых в результате такой технологии различных культур: ржи, овса, гречихи, ячменя, гороха, чечевицы, проса, льна, картофеля.
«Сорок лет тому назад, – пишет Есимонтовский (книга издана в 1846 г.), – картофель садился только в помещичьих садах по одной или по две гряды. За двадцать лет начали его сеять рядами, под соху, но весьма густо и маленькими участками, на овощных огородах. Пятнадцать лет тому назад никто не хотел верить, чтобы картофель на простом поле, по первому удобрению, мог успешно родиться. Теперь же, кроме посева на огородах, начали показываться небольшие участки его между крестьянскими нолями, засеянные рядами и пропахиваемые в течении лета сохою. Конечно, такие участки принадлежат зажиточнейшим крестьянам, которые имеют достаточно навоза и рабочего скота, чтобы вывезти его в поле. Однако ж, польза картофеля в Суражском уезде совершенно понята, и как кажется, крестьянами более, нежели помещиками.»
Предпочтение картофелю было отдано в связи с тем, что, в отличие от частых неурожаев хлебных культур, урожаи картофеля были стабильны на протяжении многих лет.
Сенокосные луга края в XIX в. находились в естественном состоянии, без всяких улучшений. Селения, прилегающие к рекам, имели их обильнее других. При этом на тягло полагалось около десятины луга, которые делились на «поемные» при крупных реках (Ипуть, Беседь, Воронуса), частично «поемные», при разных ручьях и маленьких речках, и наконец, возвышенные, находящиеся между пашнею и называемые логами, а не лугами.
Крестьянская семья на покосе, фото 1909 г.
Максимилиан Штейнберг. Крестьяне на полевых работах, фото XIX века
Есимонтовский пишет, что количество земли, отведенной помещичьим, казенным крестьянам и казакам, определить достаточно трудно. Известно, что в крае не было генерального размежевания, а что касается до частных измерений или съемок, то едва ли было во всем уезде 10 помещичьих имений, в которых бы земли были измерены и сняты на план. Земли казаков и казенных крестьян были приведены в известность описями в соответствии с количеством посева, составленными со слов хозяев.
В помещичьих имениях, где сделано измерение и подел земли, полагалось по две десятины поля, на одно тягло, и около десятины сенокоса, кроме огорода и «селидебного» места. Там же, где крестьяне владеют «по старине, некоторые дворы наделены обильно и с излишком, а другие нуждаются. Весьма мало имений, где бы крестьяне имели земли обильно.»
Н. К. Пимоненко. Жатва
Напротив, много имений, в особенности небольших, в которых крестьяне нуждаются и полем и сенокосами. Казаки и казенные крестьяне, живущие чересполосно с помещичьими в одних селениях, имеют весьма скудные «дачи» (землю на удаленном расстоянии от двора – Е. Л.) и существуют только тем, что пашут «со снопа» земли помещичьих крестьян. При отдаче земли «со снопа», с ржаного поля хозяин земли получает третий своп, а с ярового — четвертый или пятый.
Живущие же отдельными селениями лучше наделены землею, но все очень скудно. Среднее количество пахотной земли, обрабатываемой помещичьими крестьянами в крае, не можно принять более полутора десятины в каждом поле на тягло.
Прокудин-Горский. Сбор урожая, фото начала XX века
Интересные сведения сообщает Есимонтовский в отношении крестьянских строений края: изб (хат), амбаров, сараев для скота, погребов, гумн и бань. Изучение традиционных элементов народной культуры – жилища, одежды, утвари помогает воссоздать обстановку, в которой жили крестьяне. Особенно большой интерес представляет крестьянское жилище XIX века, которое значительно дольше и полнее сохраняло самобытные национальные и местные черты.
Избы крестьян края, вообще, были рубленые из бревен разного дерева, крытые дранью, а более соломою. Попытки создания землебитных строений как-то в крае не удались. Такие избы оказались очень сырыми и холодными, или от качества используемого материала, или от несоразмерной с климатом толщины.
В XVII-XVIII вв. в крае укоренилось мнение, что черная или курная изба (без трубы) бывает суше белой (с трубою). Поэтому крестьяне неохотно приступали к перемене древнего своего обычая. В черной избе вверху прорублено окно для выхода дыма. Когда затопится печь, то отворяется дверь, или обыкновенное окно, чрез которые входит наружный воздух в избу и выходит уже несколько нагретый в верхнее дымовое окно вместе с дымом и внутренним воздухом. Такой приток холодного, свежего воздуха, снизу, через дверь, или окно, и исток в дымовое внутреннее окно, находящееся в избе, образует поток, который, конечно, очищает и возобновляет воздух жилища, что полезно для здоровья.
Курная изба |
Несмотря на эти выгоды, Есимонтовский призывает решительно отказаться от такого полудикого способа, тем более, что и в избе с трубою, кроме всех других несомненных выгод, возобновление воздуха при топке производится также, хотя и в меньшей мере, но оно, в принципе, достаточно.
Расположение внутренности избы везде почти одинаково. При входе в дверь, в одном углу находится печь, в другом «суден» (род сундука, или ящика, над которым устроены полки) для помещения кухонной посуды и молочных кувшинов. Против печи — маленькое окно. В противоположном углу находятся образа и стоит стол. Место это называется «покут», или «кут».
Только к концу XIX века и в первое десятилетие ХХ в., среди сельских жилищ края начинают распространяться пятистенки (сени + изба + горница). Вот как описывает пятистенок известный этнограф Голицын: «Каждая такая изба состоит из двух половин, соединенных между собой сенями. Вход в сени с крыльца расположен на лицевой стороне избы. Крыльцо строится на столбах, так, что пол и окна самой избы находятся довольно высоко от земли. К крыльцу сверху приделывается отдельная крыша».
Таким образом, классический пятистенок представлял собой вытянутую в одном направлении избу, перегороженную посредине еще одной рубленой бревенчатой стеной. Но иногда пятистенки строились не сразу, а образовывались путем «прируба» к уже существующему четырехстенку.
По мере возможности каждый крестьянин стремился построить себе пятистенок или дом, как часто называли его в противоположность избе. Подобные строительства стимулировались участившимися в конце XIX – начале ХХ в разделами больших семей с выделением женатых сыновей. Пятистенок не вносил особых корректив во внешний облик жилого дома, но вместе с тем был серьезным этапом развития.
Начиная возводить избу, сначала определяли, где сложить печь, и лишь после этого делали планировку остальных помещений. Отсюда и пошли знаменитые пословицы и поговорки: «Плясать от печки» и «Догадлив крестьянин — на печи избу поставил». Печку строили на настиле массивного сруба — опечье, а под ним оставляли пустое место — подпечье. На опечье хранили всю печную утварь: ухваты, кочерги, лопаты для выпечки хлеба. В подпечье зимой сажали кур, чтобы они грелись и лучше несли яйца.
Макаров. Русская печь |
По обеим сторонам угла два главных окна. От печи, прямо по стене, сделан возвышенный помост, называемый полом, служащий вместо кровати. Возле остальных стен, утверждены для сиденья доски, называемые «лавками». Собственно же называемый пол редко бывает дощатый, а большею частью состоит из битой земли. Печь с трубою, или без трубы устраивается всегда так, что на поверхности ее, согревающейся от обыкновенной топки, можно лежать. При всех изменениях крестьянской печи одно оставалось неизменным – ее поверхность была «довольно обширна и представляла такую плоскость, на которой несколько человек могли бы помещаться, н чтобы плоскость эта достаточно согревалась.»
Далее следует настоящая ода достоинствам русской печи.
«Представьте себе, – пишет Есимонтовский, – человека, который провел целый день на холоде и слякоти, в худой одежде, который промок до костей; представьте себе, что такое положение продолжается целый месяц, как это было в нынешнем октябре, – представьте себе, что несколько членов семейства по необходимости подвержены такому состоянию, – представьте, что у них нет не только верхней одежды, для перемены, но и нужного количества белья, – предстаете себе, что бедным их ужином едва можно утолить голод, а о согретии желудка рюмкой водки, или каким-нибудь теплым напитком, нельзя и думать – и вы, нимало не колеблясь, убедитесь, что теплая печка для этих людей – спасение.
Они на ней отогреют окостеневшие свои члены, высушат платье, белье и обувь. Не раз случалось видеть, что сильно утомленный и передрогший человек засыпал таким крепким сном на сильно нагретой печке, что получал ожоги, не чувствуя их.
При судорогах в желудке и вообще при желудочных болях крестьяне ложатся животом на теплую печку и это средство помогает лучше всякой теплой припарки. Родильницы, маленькие дети, и вообще больные, в холодное время прибегают к печке. <…>
Настоящее же простое устройство печи доступно всякому, даже не совсем смышленому крестьянину. Весьма часто крестьяне сбивают печь сами из глины, делая свод на деревянных обручах, которые вынимают или выжигают, когда свод засохнет; трубу внутри ведут из нежженых кирпичей, а только сверх крыши употребляют десятка три или четыре обожженных кирпичей. Вместо чугунной вьюшки закрывают отверстие «латкою», т. е. глиняною чашкою, стоящей не более копейки серебром, и по свойству своему менее пропускающей теплоты, нежели чугунная вьюшка. Достаточные крестьяне берут деревенского печника, который строит по тем же образцам и за весьма умеренную цену. Починка в таком нехитром устройстве доступна всякому. По образу жизни и занятий крестьян жилая изба служит вместе и кухней; тут же совершают они и свою трапезу; в длинные осенние и зимние вечера собираются для работы и только в самое холодное зимнее время все семейство проводит в ней ночь.»
Затем Есимонтовский переходит к подробному описанию отдельных строений крестьянского двора: клети и амбара, хлебных ям, «хлева» (сарая для скота), погреба, гумна, служащего для обработки урожая, и овина в нем, бани.
«Всякий женатый член семейства имеет свою особую клеть (амбар), в котором хранится его платье другое имущество, собственно ему принадлежащее, и где он проводит ночи, кроме холодных и морозных. В летнюю пору мужчины ночуют в ноле, при лошадях, а осенью, пока продолжается молотьба, — под овинами и гумнами.»
Подробно описывает Есимонтовский крестьянские обычаи по уходу и разведению лошадей, их кормлению и содержанию, отмечая, что порода используемых в крае лошадей мелкая, а «о том, чтобы иметь приплодного жеребца, из крестьян не думает никто.»
«Зимою, лошади часто стоят вместе с прочим скотом, получают с осени яровую солому, а когда бывают в работе, то немного сена. Кормить лошадь овсом почитается роскошью и доступно только какому-нибудь торгашу; самый зажиточный земледелец дает своей лошади немного овса, и то только тогда, когда собирается в дальний путь, верст за 50 или далее.»
Какая небрежность крестьян проявляется в содержании и разведении лошадей, такая же существует и в отношении домашнего скота.
«Порода коров самая мелкая, шерсти большею частью рыжей, — оплодотворяется годовалым или двухгодовалым бычком. Зимнее содержание такого скота — солома и холодная вода, — весьма редко сено; как скоро сойдет снег — подножный корм в общем стаде до нового снега. Можно положить от 60 до 70 коров на 100 ревизских душ.
Овцы зимою кормятся лучше; вначале зимы дают им конопляную мякину, которая весьма полезна от печеночных червей, потом, самое лучшее сено, какое найдется в хозяйстве. <…> В некоторых селениях держат довольно коз, которых содержание для бедного человека очень выгодно, дешево, и не требует никаких хлопот; молоко их питательно и приплод обильный.»
Еще одно важное и необходимое для каждого крестьянина животное – это свинья, которую «даже самый бедный крестьянин откормит непременно хотя бы одну в год на убой.»
Весьма точную характеристику дает Есимонтовский крестьянскому населению края, описывая физические и нравственные качества, образ жизни, одежду и обычаи. Крестьяне, образовав близ польских границ, обширные села и будучи выходцами белорусского племени слились с казачеством, приобрели оттенки, отличающие их от прочих малороссиян, и получили народное название литвинов.
Вот как Г. Н. Есимонтовский описывает типичный портрет жителя нашего края:
«Народ этот роста вообще небольшого и телосложения некрепкого, физиогномия его вялая, глаза не быстрые, лице, большею частию, круглое, волосы русые, и черноволосые редки; женщины вообще красивее мужчин. Несмотря на слабое телосложение, всякие лишения, нужду и холод он сносит терпеливо, в движениях легок и поворотлив.
Обряды религиозные строго соблюдаются и вообще набожность и нравственность видны в некоторых отдельных селениях, где священники и владельцы поддерживают их собственным примером. Вообще простолюдины нрава тихого, миролюбивого и покорного; хитрость и притворство встречают часто, примеры же буйства очень редки. Зато беспечность и нерадение проявляются довольно часто и чем беднее семейство, тем беспечнее. Кажется, нужда отнимает у человека всю энергию.
Образ жизни вообще весьма умеренный, особенно в пище. Всякий старается довольствоваться собственными домашними произведениями; купить фунт говядины почитается уже роскошью, или мотовством; скорее сделает это мастеровой или отчаянный бедняк, нежели достаточный хозяин; у последнего всегда найдется к празднику курица, поросенок, баран, или кусок ветчины, или колбасы, а в будни он довольствуется приправою сала или молока.
Обыкновение употреблять хлеб с мякиною, т. е. молоть рожь невеяную и из такой муки делать хлеба — со времени распространения картофеля уменьшилось. Однако можно еще видеть достаточного и скупого хозяина, употребляющего круглый год хлеб с мякиною, или с макухою.
В неурожайные годы, когда хлеба мало и он дорог, как было в 1820, 1821, 1833, 1834, 1839, 1840 и 1841 годах; примеси мякины и макухи были общие; но когда, весною, достигает самая большая нужда, то питаются щавелем, снытью и другою зеленью, разваривая и приправляя ее свекольным рассолом, или квасом, в горячем или холодном состоянии; а из муки всякого рода приготовляется суп, называемый кулешом, который составляет уже несколько питательное блюдо; хлеба же в такое время пекутся только у богатых.
Хлебное вино составляет необходимость каждого семейственного важного события: рождения, крестин, брака, и наконец, похорон. Нельзя пожаловаться на общее и сильное пьянство, но нельзя также умолчать и об одной черте, которая кладет пятно на все народонаселение; кто только пьет вино, тот от дарового никогда не откажется, и готов его пить до самой отчаянной крайности. Кажется, что это происходит от убеждения с детства, что вино есть лакомство, а не от истинного, внутреннего побуждения. Мастеровые, которым скорее попадается копейка, более подвержены пороку пьянства, нежели земледельцы. Способность распродавать вино есть отличительная черта рассеянных по уезду евреев; на них, по справедливости, падает общий упрек развращения народа пьянством.»
Значительное внимание Есимонтовский уделяет описанию одежды, сообщая, что вся она «состоит из собственных, домашних изделий. Главную ее часть у мужчин составляет свита (кафтан, зипун), из домашнего сукна; покрой ее похож на казакин без сборов, или на нынешнее пальто. Она коротка, не доходит до колена, воротничок имеет стоячий, очень низкий, спереди вверху застегивается одною пуговкой, большею частью, кожаною, и далее стягивается шерстяным поясом домашнего же изделия; — по бокам карманы. Цвет ее, большею частью, белый, так как порода овец белая.
Рубаха домашнего же холста шьется с прямым и широким воротом и застегивается спереди. Шляпы очень редки, а обыкновенно употребляются войлочные ермолки, продолговатой фигуры, вверху закругленные, называемые маргелками: они очень покойны и дешевы, и служат, как для лета, так и для зимы, и только в самые сильные холода и метели употребляются ушатые бараньи шапки, с суконными верхами.
|
Зимою под свиту надевается коротенький полушубок, суконные штаны и такие же рукавицы. Обувь состоит из лаптей двух родов: одних легких, летних, собственно так называемых лаптей; они плетутся из липовых, или вязовых, нечищеных лык, разрезанных тонкими полосками, и весьма легко переплетаемых на руках, без колодки, и других, называемых похлоплями, — обыкновенных русских тяжелых лаптей, употребляемых зимою в дальних путешествиях. Женщины обвертываются до пояса поневою — (кусок шерстяной цветной ткани, вдвое сложенный, собственного изделия), с холщевым западом, или передником.
В праздники исподница из шерстяной же узорчатой ткани, называемой мухояром, заменяет поневу. Выходя на работу, или куда бы ни было из дому, надевают коротенькую, суконную кофту, называемую свиткою или юбкою, под которою зимою бывает такая же шубка.
Длинные свиты и шубы у женщин редко видны и составляют только часть приданого невесты, а в других случаях едва ли когда делаются. В обыкновенное время женщины повязывают голову белым холщовым платком, по чепцу (ватированной шапочке); в праздники платок бывает цветной, бумажный, и т. п. Национальный же головной убор составляет наметка, или кусок белой, тонкой ткани, узко сложенной. Она обвивается вокруг головы несколько раз и спереди составляет вид кокошника, а сзади оканчивается двумя висячими концами; но этот наряд употребляется более пожилыми, и кажется, выводится, а молодежь носит разноцветные платки.»
У колодца в Малороссии
В заключение первой части своей книги Есимонтовский приводит расчет доходов и расходов типичного крестьянского хозяйства, имеющего одно тягло, в котором по две десятины казенной меры пахотного поля в каждую руку, одна десятина сенокосу, и одна треть десятины конопляника. Приняв средний урожай и средние цены хлеба Григорий Николаевич довольно убедительно показывает, что весь доход крестьянина края ограничивается его хлебопашеством и конопляником.
После тщательного учета всех расходов крестьянского хозяйства Есимонтовский приходит к выводу, что превышение расходов над доходами в среднем составляет около 7 рублей 25 коп. Заметим, для сравнения, что весь доход такого хозяйства от хлебопашества Есимонтовский оценивает величиной в 22 рубля, то есть убыточность хозяйства составляет около 33 %.
А это означает, что «при благополучном урожае, при порядочном образе жизни и правильном содержании своего хозяйства, одним хлебопашеством крестьянин края существовать не мог, а так как промышленности практически не было и дополнительно заработать было невозможно, то казенные подати оставались неуплаченными и половину года крестьяне вынуждены были питаться кое-как и кое- чем.»
Если же постигнет неурожай, или град, то состояние крестьян становится чрезвычайно тяжелым: неизбежны «займы хлеба за неимоверные проценты, под залог, продажи одежды и необходимейшего скота. В один подобный год делается такое расстройство, что и десять благополучных не поправят. От этого на уезде всегда лежат неоплатные недоимки.»
Недостаточность крестьянского сельского хозяйства и хлебопашества края состояло в малом количестве скота, худой его породе и еще худшем содержании, и наконец, в совершенно неправильном полеводстве. И Есимонтовский дает конкретные рекомендации: «завести лучшую и сильнейшую породу скота, лучше содержать и кормить его, запретить постоянный посев конопли на отдельных участках или огородниках, обратить весь навоз в поле, в котором ввести плодосеменную систему с посевом корнеплодных растений и кормовых трав.»
Другое средство по улучшению крестьянского хозяйства края Григорий Николаевич видел в устройстве образцовых усадьб, «где бы всякий наглядно мог научиться тому, что для него полезно».
«Масштаб этих усадьб, кажется, должен подходить как можно ближе к обыкновенному хозяйству порядочного крестьянина, где бы, кроме улучшенных приемов и распределений, можно было видеть переход от настоящего положения к сим улучшениям и где бы эти улучшения могли производиться в таком масштабе и с такими средствами, чтобы возможно было сделать с них сколок достаточному хозяину собственными средствами, а бедному с небольшим пожертвованием со стороны правительства.
Образцовая усадьба, устроенная при всех выгодах местности, на обширном пространстве, с изобилием пахотной земли, лугов, лесов, воды и всех удобств, с постройками, превосходящими силы даже частного владельца, или помещика, не только крестьянина, — с дорогими земледельческими орудиями, с отличным скотом, и проч. имеет свое относительное достоинство и польза от нее в общем смысле неоцененная.»
Помещичье хозяйство. Во второй части своей книги Есимонтовский исследует развитие помещичьих хозяйств края. Вначале он обсуждает очень важный вопрос о возникновении дворянства и происхождении собственности на землю.
Слом общественного строя, произведенный восстанием Богдана Хмельницкого, в Малороссии привел к утверждению в крае власти казацкой старшины, и возвышению сословия казаков как главной опоры этой власти. Малороссийский казак обязан был по первому призыву являться на войну, вооруженный на собственные средства. Каждому был открыт путь к достижению воинских почестей и чинов. Гетманы жаловали чинами и имениями не только за личные заслуги, но и за заслуги предков,
В правление Екатерины II все чины казацкой старшины, от Генерального обозного до полкового писаря, были признаны дворянами и ныне роды их также стали признаваться потомственными дворянами. Таким образом, на смену казацкой старшине пришел новый класс – класс дворянства.
Первую основу дворянским имениям положили Гетманские пожалования и казачья собственность. Выслужившийся в сотники казак обычно был жалован Гетманом каким-нибудь участком земли с поселенными на ней подданными. После этого он дополнительно прикупал у соседних казаков один участок за другим и, таким образом, мало по малу, образовались обширные «дачи» или маетности. Кто был «сметливее, оборотистее и счастливее, тот и успевал более.»
Другой способ, стать богатым, заключался в использовании пристрастия населения к водке. Обычно в деревне, населенной казаками или стрельцами, при всех земельных выгодах их сословного положения, не было ни одной винокурни, и казаки должны были привозить горелку (хлебное вино) из других мест. Для устранения такого затруднения они предлагали какому-нибудь пану открыть у них продажу горелки и для того отводили ему безденежно хату. Разумеется, пан присылал бочку горелки и открыв продажу соблазнительного напитка, начинал приобретать у казаков землю и нивы, одну за другой, сперва залогом, потом покупкой, наконец уплатой за долги. Пропившие все достояние своего семейства вписывались к пану в «крепость» и в короткое время он делался владельцем обширной «дачи», населенной подвластными ему бывшими казаками. Ревизия 1784 года утвердила власть его над подданными, а несколько лоскутков бумаги, написанных «церковным причетником», составили поземельное его право.
Есимонтовский отмечает, что одной из проблем для повышения эффективности ведения помещичьего хозяйства, являлась чересполосица земли, когда отдельные ее участки принадлежат разным владельцам.
Практически все помещичьи усадьбы устраивались при запруженных протоках, или ручьях, при самих селах, или внутри их. Таким образом, помещичьих хуторов было мало. В таких имениях пахотные земли почти всегда находятся в чересполосной с собственными крестьянами, несмотря на то, что вся «дача» составляет единственное владение помещика. Уничтожение чересполосности с собственными крестьянами и другими помещиками сильно зависело от воли каждого владельца. Поэтому укрупнение хозяйств, необходимое для повышения их эффективности, было сопряжено с большими сложностями.
Хозяйственные постройки усадьбы К. М. Вериго в с. Луговец, фото начала XX ст.
Во всех почти усадьбах имеется помещичий дом, жилой устроенный для приезда, а при нем необходимые помещения для дворовых людей, экипажа, лошадей и разной домашней поклажи.
Имеются также хозяйственные строения: скотный двор, гумны, хлебные амбары, винокурня, мельница и проч. Но лишь немногие хозяева обращали внимание на образ постройки хозяйственных зданий. «Хозяйственные строения строились на скорую руку от чего скоро и разрушаются, работа бесконечная. Не успеют поправить, или перестроить одно строение, как уже другое падает.»
Дворовая челядь. Стародубский повет, XIX век
А. Венецианов. Гумно, 1821 г..
В целом уезде, за исключением великолепных дворцов Завадовского, графов Гудовичей и Разумовских, едва ли несколько жилых дома господских построены из прочного кирпича.
Все же остальные строения вообще строятся, большей частью, из елового, весьма непрочного, леса. Несколько старинных домов, построенных из хорошего соснового дерева, сохранились, как памятники культурного наследия до настоящего времени.
Усадебный дом графов Гудовичей в с. Разрытое, фото 2017 г.
Помещичьих домов, которые бы имели отпечаток новейшего вкуса и сообразовались бы с современными потребностями, практически не было. Всякий помещик размещался, как только мог. О внутреннем убранстве домов или роскоши, о которой так часто упрекают всех помещиков, и говорить нечего. Довольно, если в доме найдете порядок и опрятность; мебель везде или времен Екатерининских, или еще древнейшая, реставрированная домашним мастером. Не отсутствие вкуса и образования, но скудость, увеличивающаяся с каждым годом, поставили помещиков в невозможность тратиться на подобные предметы. Строения же, принадлежащие собственно к сельскому хозяйству, еще менее изящны; постройка их производится хозяйственным образом, собственными рабочими, и из своих материалов. Число и величина всех таких строений зависит, конечно, от обширности хозяйства и всех его производств.
При каждой помещичьей усадьбе обязательно расположен обширный фруктовый сад, в зависимости от желания хозяина и местного удобства. Охота к садоводству была во всем уезде, где земля и климат настолько благоприятны, что с небольшим усилием произрастают на открытом воздухе груши лучших сортов, бергамоты, яблоки (ранеты), разные сливы и вишни и различные кустовые фруктовые и цветочные растения. Конечно, нежнейшие плоды в суровые и бесснежные зимы погибают, но, однако, не исчезают вовсе.
Книпович. Съемщики сада, фото конца XIX века
«Многие фруктовые сады приносят владельцам хороший доход, но доход этот приходит как бы неожиданно. Никто не заводит фруктового сада с предположением и расчетом на будущий денежный доход, а всякий имеет в виду одно удовольствие и недорогое, но приятное лакомство; избыток сам собою составляет маленький доход.
При садах везде есть овощной огород, иногда с парниками. Употребление огородных овощей и развой зелени всеобщее. <…> Оранжерей во всем уезде находится не более трех и те весьма маловажны. Парки, или рощи при садах весьма редки; но везде за садом распространяются конопляники, за которыми идут пахотные поля и прочие угодья.
Величина усадеб и хозяйственных строений имеет соотношение с более или менее обширною запашкою, а запашка — с силами имения, то есть, с числом ревизских душ.»
Хотя и были в уезде имения от одной и до четырех тысяч душ с соразмерным количеством земли, но хозяйств в больших размерах было мало. Самые большие имения разделены на малые хозяйства. Сто десятин пахотной земли имеют весьма немногие хозяйства, а более – еще меньше. Причина этого кроется в географии, так как вся поверхность уезда хотя и не имеет значительных возвышений, или гор, и большею частью плоская, но перерезается во многих, местах ручьями, между которыми заключаются волнообразные и холмистые пространства, так что трудно найти 50 десятин ровной плоскости. Поэтому всякое поселение и всякое помещичье хозяйство или расположено, или прилегает к местам, представляющим большую и ровную плоскость, а так как эти плоскости невелики, то и хозяйства большей частью малы.
Есимонтовский приводит такой пример неэффективности занятия сельским хозяйством в крае, к сожалению, не называя имени его владельца.
«Когда ему посчастливилось в торговле, то по страсти к сельскому хозяйству он купил большое количество земли близ города (Мглина – Е. Л.), нанял работников, завел превосходных рабочих лошадей, сделал нужные хозяйственные постройки, содержал все в хорошем виде, и пользуясь дешевым городским удобрением, имел обильные урожаи, но окончил совершенным расстройством своего состояния, несмотря на весьма умеренный образ своей жизни и поведение»
В обоснование своего тезиса о том, что помещичье сельское хозяйство в крае не может дать его владельцу процветание, Есимонтовский приводит обстоятельный экономический расчет его доходов и расходов, указывая при этом, что в «уезде мало помещиков-хозяев, которые бы воспитанием подготовлены были к своему делу.»
Такими «положительными науками занимались молодые люди бедного состояния, готовившиеся быть или преподавателями в училищах, или имевшие специальное направление. Весь же цвет дворянства стремился на военное, или на дипломатическое поприще. Знание иностранных новейших языков и их литературы было делом первостепенным.
Курс Лагарпа (воспитатель Александра I – Е. Л.) был настольною книгою у всех молодых людей. Стыдно было не знать наизусть несколько тирад из лучших фрапцузских трагедий и нескольких торжественных од Ломоносова и Державина. Разложение же почв свойства туков (минеральных удобрений – Е. Л.), физиология растений и анатомия человека и животных привели бы всякого деликатного юношу в исступление.
Фредерик Лагарп – воспитатель Александра I |
Таков был дух времени. <…> Вступив в распоряжение имением с одними литературными познаниями поневоле надобно было подчиниться введенному один раз порядку — учиться всему у старост и войтов, в течении 20, или 30 лет, сродниться с их методою, взглядом на хозяйство, и наконец, с их предрассудками, тем более, что в течение этого времени все знание современных происшествий ограничивалось московскими ведомостями, выписываемыми складчиною. По этим причинам сельское хозяйство вообще оставалось в застое.»
К середине XIX века сельское хозяйство постепенно стало меняться. Расширялись посевы технических культур - хмеля, табака, льна, а в 1840-е годы значительно увеличились площади под картофель, который стал не только «вторым хлебом» для крестьян, но и сырьем для пищевой промышленности. Увеличивались площади и под новой культурой - сахарной свеклой, особенно в Малороссии и на юге Черноземья. Появились предприятия по ее переработке. На селе начали внедряться новые машины: молотилки, веялки, сеялки, жатки и др. Увеличился удельный вес наемных работников.
Григорий Николаевич в своей книге дает подробное описание технологий, используемых в помещичьих хозяйствах края для производства молочных продуктов: масла, творога и сыра. Затем следует подробное описание болезней животных и способов их лечения. Большое внимание Есимонтовский уделяет пчеловодству, лесоводству, звероловству, птицеводству, рыболовству, винокурению, приготовлению пива и медовых напитков.
В книге мы находим подробное описание приемов работы весьма распространенного в XIX в. бортевого пчеловодства, когда пчёлы живут в дуплах деревьев. Дупла могли быть естественными или по нескольку дупел выдалбливались в толстых деревьях на высоте от 4 до 15 м.
Со временем бортевое пчеловодство в крае начинает уступать пасечному. И здесь Есимонтовский выступает активным пропагандистом нового типа улья, предложенного известным пчеловодом Прокоповичем:
«Кто увидит Прокоповичев улей и внимательно проследит в нем весь уход за пчелами, тот, без сомнения, не только предпочтет его всем другим, но и отдаст изобретателю должную признательность за столь простое, удобное и вместе с тем остроумное изобретение.»
В лесах края более всего водились волки, медведи, лоси и лисицы; изредка попадались дикие кабаны, рыси, куницы и выдры, а крестьяне, которые занимались охотой назывались когда-то стрельцами и бобровниками. Они составляли особый казачий "курень", включавший, например, во время составления генеральной описи около 130 дворов и 40 хат.
Весьма немногие помещики держали гончих или легавых, собак, с которыми однако охотились редко. Вообще звериная ловля и охота за птицами в крае не составляет ни промысла, ни дохода.
Во многих местах на речках края были плотины с устроенными на них мукомольными мельницами. Устройства мельниц очень простое и они все приспособлены для помола только самой простой муки.
Мельница в д. Рудня-Шумаровская, фото середины XX века
Только одни евреи, соблюдая правила своей веры, приготовляли на этих мельницах к празднику пасхи пшеничную муку под собственным наблюдением. За помол зернового хлеба взимают на мельницах десятую и не менее двенадцатой часта зерна в натуре. При иных запрудах устроены сукновальни для простого крестьянского сукна. Именно такая мельница с сукновальней долгое время функционировала в д. Рудня Шуморовская на р. Воронуса. Мельницы на больших реках дают хороший доход, но требуют много труда и издержек про ежегодной поправке их плотин весною.
Прокудин- Горский. Ветряная мельница |
Если для устройства водяной мельницы воды недостаточно, то почти всякое помещичье хозяйство устраивает ветряную или валовую мельницу. Ветряные мельницы строят двух родов: голландские, сложные, с двумя валами и поворачивающимся верхом, и простые, с одним валом, поворачивающиеся всем строением. Валовые же мельницы все устроены с ходом валов по наклоненной плоскости.
Широкое распространение в крае получило винокурение. Первоначальное устройство винокурен было весьма неудобно. Возгонка производилась в железных или медных котлах, закрытых деревянными кругами, на отверстии которых ставился опрокинутый глиняный горшок. Приделанная к нему медная прямая трубка проходила через наполненный проточною водою желоб. Такой проток воды в желобе представлял холодильник, через который проходили трубки из всех котлов винокурни. Затор сусла производился в чанах, куда подливалась черпаком горячая вода из варочных котлов. При таком устройстве спирт при возгонке отделялся плохо, улетал, и самое брожение происходило несовершенно. Печи под котлами были устроены без поддувал, без оборотов и даже без труб, отчего в заводе был вечный дым.
Винокуренный завод Н. П. Черносвитка, фото 1903 г.
Такие винокурни подвергались различным улучшениям путем использования змеевика в холодильнике, применения медных кубов, совершенствованием печей, где стали применять поддувало и трубы для отвода дыма. Но существенное улучшение качества получаемой горелки произошло при переходе к паровому нагреву затора, что привело к устранению «дурного запаха» в конечном продукте.
Кроме того, Есимонтовский рассматривает заводы по производству сахара из свеклы, технологию изготовления сукна из шерсти овец и полотен из льна. Существование во многих местах края залежей железной руды способствовало выплавке железа из болотных руд. Застоявшаяся вода в таких местах приобретала рыжеватый цвет, отчего такие места назывались местными жителями «ржавцами». Примером такого производства железа может быть завод в Рудне-Шумаровской, где в плавильный горн нагнетали воздух кожаные меха, которые в движение приводило водяное колесо.
Особое внимание Есимонтовский уделяет вопросу управления помещичьими имениями.
В начале образования имений сами владельцы непосредственно занимались всеми вопросами их управления, привлекая надежных крестьян под именем войтов. У войтов были ключи от всех амбаров; они выдавали и принимали весь хлеб и выдавали наряды на работы, по ежедневному назначению самого владельца, которому они вечером обо всем доносили и получали новые приказания.
«Каждый войт имел у себя одного десятского, который должен был передавать крестьянам его приказание и находиться неотлучно при работах. Все продажи и покупки, прием и расход денег производил сам владелец. Внутреннее же, домашнее хозяйство поручено было на попечение его жены, у которой в особых амбарах или кладовых хранилась провизия и все то, что не поступало в ведение войта.
Отчетность при таком распоряжении была только со стороны войта и он представлял ее всегда на своих бирках. На каждый предмет у него были особые бирки: на вымолот, или другой приход, на посев, на выдачу хлеба на пеньку, лен, и проч. Бирки эти войт представлял хозяину и тот общими итогами вносил их в свои записки. Образ хлебопашества и всего хозяйства был постоянный однообразный, заведенный исстари, без всяких изменений.»
Есимонтовский пишет, что после перехода Малороссии от Польши к России, появились многие искатели счастья, выступившие, под именем экономов. Но часто «это были люди, которым нечего было терять в своем краю: удаленные из польских поместий писаря, или обедневшие мелкие дворяне, мелкая шляхта, прожившая и прогулявшая свое достояние, без всякого понятия о том деле, за которое брались, —люди иногда едва грамотные. Хвастливые обещания таких искателей приключений обольстили многих и ввели в невозвратные потери. Такой польской эконом начинал всегда тем, что старался показать владельцу успех работ: пахал, как можно больше, сеял и жал как можно раньше и все свое тщеславие поставлял в том, чтобы в обыкновенных полевых работах опередить соседей»
Владелец со временем начинал видеть, что все эта блестящие хозяйственные подвиги не увеличивают дохода, а напротив, приносят ущерб в хозяйстве. К тому же высокомерие эконома начинало переходить границы приличия.
«Всякое распоряжение, сделанное владельцем, находило заклятого противника в экономе. Все, что выходило не от него, подрывалось всеми мерами и борьба между владельцем и экономом оканчивалась обыкновенно удалением сего последнего. Приехавши, а чаще пришедши на место с весьма ограниченной движимостью, и получая от 150 до 250 р, асс. жалованья, после трех или четырех лет, экс-эконом выезжал из имения в бричке, на тройке жирных коней, с обозом в несколько подвод, нагруженных всякою всячиною, посудою, мебелью, живностью, и проч.»
Поэтому почти все владельцы стали сами заниматься управлением своих имений и если имеют приказчиков и управляющих, то из своих или вольных людей, которые служат им только помощниками и находятся под строгой отчетностью, введенной в каждом хозяйстве.
Предводители дворянства Николай и Иван Григорьевичи Есимонтовские
Григорий Николаевич был женат на Анне Ивановне Покорской, вероятно дальней родственнице Алексчандра Ивановича Покорского-Жоравко, проживавшей в с. Павловка. У Анны Ивановны и Григория Николаевича в дер. Жестково родилось два сына – Николай и Иван. Старший, Николай, 1824 г. рождения, окончил Императорский Московский университета по 2-му отделению философского факультета со степенью действительного студента. Затем он в 1844 г. становится помощником столоначальника счетного отделения Правления IV Округа Путей Сообщения, а в 1845 г. перемещается в хозяйственное отделение Правления и в 1846 г. увольняется в должности столоначальника.
В 1851 г. Николай Григорьевич выбирается Предводителем дворянства Суражского уезда, которую занимает вплоть до 1860 г. В 1852 г. – он почетный смотритель Суражского уездного училища и надворный советник. За ним в Суражском уезде числилось 528 душ родовых крестьян мужского пола.
Был женат на Вере Ермолаевне Волькенштейн, от которой имел двух сыновей – Григория (1848-?) и Сергея (1862-?), а также четырех дочерей – Екатерину (1850-1908), Юлию (1853-?), Веру (1855-?) и Евгению (1863-?). Умер Николай Григорьевич до 1897 г.
Его младший брат, Иван Григорьевич, родился в 1825 г. в дер. Жастково и воспитывался в Императорском Московском университете, но из-за болезни курса не окончил.
В 1845 г. Иван находился в службе канцелярским служителем Суражской дворянской опеки, с 1846 г. он коллежский регистратор, а с 1848 г. – депутат дворянства Суражского уезда и член Мглинского Комитета о надзоре за правильной продажей горячих напитков. После упразднения в 1851 г. Комитета в течение ряда лет избирается депутатом дворянства Мглинского уезда. В 1852 г. он губернский секретарь, а в 1860 году Иван Григорьевич становится Мглинским Уездным Предводителем дворянства (1860-1863).
В 1879 г. он уже действительный статский советник, а в 1882 г. председатель Черниговской Межевой Палаты. В 1851 г. за ним в Мглинском уезде 628 душ крестьян и 3150 десятин земли. Жил в с. Жастково, Мглинского уезда.
Источники и литература
1. Лазаревский А. Описание старой Малороссии. Т. I. Стародубский полк. Издание второе // Под общей ред. О.Р.Вязьмитина — Белые Берега: Группа компаний "Десяточка", 2008.
2. Лазаревский А. Малороссійскіе посполитые крестьяне (1648-1783 гг.). Историко-юридический очерк по архивным источникам – Киев, 1908
3. Поселянин Е.. Богоматерь. Описание Ее земной жизни и чудотворных икон, 1914
4. Мякотин В. Очерки соціальной исторіи Украины въ ХѴІІ-ХѴІІІ вв. – Прага, 1924
5. Мякотин В. Крестьянство Левобережной Украины во второй половине ХѴІІ века – София, 1933
6. Бузина О. Воскрешение Малороссии – Киев: Арий, 2013
7. Модзалевский. В. Малороссийский родословник. Т. 1-4 – Киев, 1908 – 1914
8. Милорадович Г.А. Родословная книга Черниговскаго дворянства, т.1-2. – СПб., 1901
9. Генеральное Следствие о маетности Стародубского полка. Т.1 – Киев, 1929
10. Русов А.А. Описание Черниговской губернии, том 2. Чернигов, 1899.
11. Свод памятников архитектуры и монументального искусства России: Брянская область. – М.: Наука, 1998
12. Летопись Самовидца. http://www.st-kazak-polk.ru/istoriya
13. Гончарова Л. Шведы на Стародубье. Московский журнал. № 5 (209). Май 2008
14. Поклонский Д.Р. Стародубская старина. Т.1. – Клинцы,1998.
15. Протченко З. Е. Земля Мглинская – родной край. – Брянск, 2003.
16. Кизимова С. П. Мглин. – Клинцы, 2015.
17. Чеплянская Е. А. Мглинский уезд. Села и их жители //Сайт Мглинский край, http://old.mglin-krai.ru/Sela/SelaGiteli.htm
18. Есимонтовский Г. Н. Описание Суражского уезда Черниговской губернии. – СПб, 1846
19. Мищенко Т.А., Мищенко В.В. Эволюция традиционного крестьянского жилья в 19 в. (по материалам Суражского уезда Черниговской губернии) // Сайт Унечский краеведческий музей, http://museum-unecha.ucoz.net/publ/issledovanija/raboty_kolleg/mishhenko_t_a_mishhenko_v_v_ehvoljucija_tradicionnogo_krestjanskogo_zhilja_v_19_v_po_materialam_surazhskogo_uezda_chernigovskoj_gubernii/3-1-0-80
20. Бирюков С. Н. Социально-экономическое развитие городов Стародубья в XVIII веке. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. – СПб, 2014
21. Лежнёв М., Стешец С. Земля Суражская. – Клинцы, 2008. http://samlib.ru/s/steshec_sergej_iwanowich/zemljasurajskaya.shtml
22. История нашего края. Вторая половина 17 века. http://unechaonline.com/history/hist2p17.html
23. Википедия