Глава 2.2. КОНСТАНТИНОВЫ – ВЕТВЬ ГЕНЕАЛОГИЧЕСКОГО ДРЕВА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ КОНСТАНТИНА ПАВЛОВИЧА

  

Константину Ивановичу Константинову пришлось всю жизнь прожить в рамках той легенды, которую ему навязала императорская фамилия. Но у Константина Ивановича оставался наследник – Владимир Константинович Константинов, о котором сам отец ничего, никогда, нигде не упоминал. И сыну Константинова, потомку Романовых, пришлось также испить сполна всю горечь жизни непризнанных представителей царской семьи.

 

О Владимире Константиновиче и его семье сохранились скудные, отрывочные сведения, тщательно собранные дальними потомками К.И. Константинова. Судьба была безжалостна к потомкам этого, если не императорского, то уж точно дворянского рода. И все же, благодаря их «устным мемуарам» удалось восстановить генеалогическое древо дворянского рода Константиновых.

 

Сведения о детских годах Владимира Константинова весьма неполны. Как и Константину Ивановичу, Владимиру Константиновичу пришлось тщательно скрывать свое происхождение. Возможно, в детстве мальчик редко видел своего отца. По всей вероятности, домом малолетнего Владимира была дача, которую Константин Иванович снял в деревне Мурзинка для Софьи Павловны Рутковской. После ее смерти эта дача на несколько лет стала приютом для Владимира.

 

                  

 

 Вид усадьбы Мурзинка (середина XIX в.)

 

 

 

По его детским воспоминаниям, в дом к бабке (кормилице, растившей его) несколько раз приезжал усатый дядька в военной форме. В ее отношении к «усатому дядьке» проявлялось лакейское подобострастие – провожая его, бабка, безмерно кланяясь, приговаривала: «Благодетель ты наш». Маленького Владимира усатый дядька всегда расспрашивал, какие его успехи в занятиях, кем он хочет стать, когда вырастет. Коренастая фигура и строгий голос пугали худенького мальчика. Он помнил, что однажды даже спрятался (ему было лет 7–8), когда увидел подъезжавшую к дому упряжку. Бабка звала его несколько раз, но он не вышел. С крыши курятника ему хорошо было видно, как усатый дядька передал бабке сверток, и та опять кланялась.

 

Усадьба Мурзинка (фото 1922 г.)

Еще раз окликнула Владимира, но он не спустился, пока упряжка не скрылась за рощей. Отругав его, она сказала: «А батюшка-то теперь надолго уехал». Больше он не помнил, что видел этого человека. Много позже, вспоминая этот факт, Владимир Константинович сказал своей жене: «А может быть, это и был мой отец…» О своих детских годах он почти никогда не рассказывал.

 

 

Нет авторитетных сведений, где и как он жил до 1871 года, но достоверно известно, что с этого времени Владимир проживал у родного дяди подполковника артиллерии в отставке К.П. Рутковского. Константин Павлович Рутковский родился в 1833 году в Санкт-Петербурге. После окончания Михайловского артиллерийского училища служил в Петербургском ракетном заведении до его закрытия в 1866 году.

 

 

 

 

Гатчина, вид на улицу Соборная (конец XIX в.)

 

 

 

Потом его перевели начальником пиротехнической лаборатории на Охтинском пороховом заводе, откуда он вышел в отставку в 1870 году. Проживал с семьей в Петербурге на Гороховой улице в доме № 9. Владимир Константинов, живя у дяди, с 1871 года учился в частном реальном училище Н.В. Богинского на Невском проспекте, дом 83. В 1878 году Константин Павлович умер, его похоронили 26 октября на Большеохтинском единоверческом кладбище, как и сестру.

 

 

 Дом 83 по Невскому проспекту, где находилось частное реальное училище Н.В. Богинского (фото 2004 г.)

 

 

 

После смерти Константина Павловича Владимира взял к себе другой дядя – Владислав Андреевич Рутковский, который жил недалеко от училища на Невском проспекте в доме 90, квартира № 7. В.А. Рутковский служил в Главном управлении железных дорог. Вероятно, это обстоятельство и наложило отпечаток на дальнейшую судьбу Владимира. По окончании реального училища, в 1879 году он поступил в Петербургский университет на физико-математический факультет. Однако в 1881 году Владимир перевелся в Петербургский институт путей сообщений, который окончил в 1884 году. Здесь он получил звание гражданского инженера с правом производства строительных работ по специальности «Строительная техника и мосты».

 

 

 

 

 

Дом № 90 на Невском проспекте, где в квартире № 7 жил В.К. Константинов в 1878–1879 гг. (современный вид)

 

 

Молодой инженер-путеец Владимир Константинов был направлен на службу в Гатчину на должность младшего помощника делопроизводителя технического отдела Варшавской железной дороги. Жил на Багговутовской улице в доме 28, где снимал квартиру за 36 рублей в год. Интересно отметить, что начальником отдела, то есть непосредственным начальником, был его двоюродный брат Мечислав Владиславович Рутковский, 1852 года рождения. М.В. Рутковский работал в Гатчине до своего отъезда в Киев в 1886 году.

 

После 1886 года Владимир Константинович был переведен техником при начальнике службы ремонта пути и зданий Балтийской железной дороги в Гатчине О.О. Клеме. В 1894 году в связи с реорганизаций управления и переводом Балтийской железной дороги из частного владения в казну, Владимир Константинович был зачислен в штат технической части начальником ремонтных мастерских и кузнечного цеха. В 1900 году на Балтийской дороге в Гатчине произошла крупная авария, после чего управление дороги в Гатчине опять реорганизовали. По распоряжению нового начальника управления статского советника Д.М. Иванова Владимира Константиновича назначили начальником дистанции, отвечающим за исправность пути и сооружений на железнодорожном отрезке от станции Войсковицы до Веймарна с центром управления на станции Волосово, куда и перебрался молодой инженер.

 

Железнодорожная станция Гатчина Балтийской железной дороги (фото начало ХХ в.)

 

 

 

История города Волосово как поселения ведет свой отсчет с 1870 года, когда вступила в строй железная дорога Петербург-Ревель (Таллинн). В полукилометре от деревни Волосово построили станцию и назвали ее именем деревни. Первоначально станция состояла из вокзального здания в 56 квадратных сажен полезной площади, небольшого пакгауза и жилого дома станционной стражи. На вокзальной площади располагались 3 лавки, чайная, постоялый двор и трактир, которым владел купец второй гильдии Чернышев. Центральной улицей поселка являлось Губаницкое шоссе (ныне проспект Вингиссара), которое начиналось от вокзала. К концу девятнадцатого века станция Волосово стала центром Балтийской железной дороги, а поселок Волосово считался дачным.

 

 

 

 

Гатчина, Варшавский вокзал (фото начало ХХ в.)

 

Со своей женой Екатериной Алексеевной (урожденной Юрашевой) он познакомился в волосовском станционном буфете. Екатерина Алексеевна – дочь разорившихся помещиков из Тверской губернии, родилась 6 декабря 1868 года. Отец ее умер рано, мать не справилась с хозяйством. Имение было продано, и с небольшими деньгами, врученными ей матерью, 17-летняя Катенька отправилась в Петербург.

 

Получив дома хорошее образование, она год проработала учительницей в семье состоятельного чиновника, проживая в небольшой комнатке и обучая двух мальчиков-близнецов азам школьных наук.

 

На проспекте Вингиссара в Волосове (фото 2007 г.)

 

Потом в Волосово на станции Екатерина «держала буфет». Здесь ее и встретил Владимир Константинович. Красавица брюнетка с голубыми, как небо, глазами не могла не приглянуться молодому человеку, всегда носившему, на редкость чистую, как будто только что полученную, форму – отпаренную, без единой складочки. Через месяц, выпив в буфете чаю, он сделал ей предложение: «Негоже молодой девице слушать болтовню и брань заезжих мужиков и еще обслуживать их. Я готов пить всю жизнь чай, который ты будешь подавать мне дома». Екатерина Алексеевна, рассказывая об этом детям, всегда смеялась над тем, что Владимир Константинович даже не спросил ее, нравится ли он ей и, вообще, готова ли она выйти за него замуж. Его решение так обескуражило девушку, что она, словно заколдованная, последовала за ним.

 

Екатерина Алексеевна Константинова, урожденная Юрашева (фото 1884 г.). Публикуется впервые

  

 

 

Как потом вспоминали ее дети, Екатерина Алексеевна никогда не рассказывала о своем детстве, они не помнили, чтобы она встречалась с матерью, и знала ли она потом что-либо о ней и младшей сестре, оставшейся с матерью. Шутя, она иногда говорила: «мы с отцом оба сироты», и действительно, они жили только друг для друга, любя своих детей, работая не покладая рук, чтобы дом был в достатке, и чтобы дети не остались обездоленными.

 

Несколько слов о доме в Волосово, в котором жили Константиновы и который дети с удовольствием вспоминали. Даже в старости они отмечали, что родительский дом не был похож на жилье их соучеников и многих других знакомых, с кем им позже приходилось встречаться. Дом был казенный, но внутреннее убранство было делом рук отца и матери.

 

Спальня четы Константиновых была просторная и светлая. По обе стороны большой кровати располагались прикроватные тумбочки-столики (у Екатерины Алексеевны – с овальным зеркалом в золоченой раме, а у Владимира Константиновича – поуже). Рядом стояли два платяных шкафа с двумя дверцами, украшенными затейливой резьбой. В изголовьях – родительские портреты, в золоченых рамах с завитушками.

 

Гостиная не очень большая, была отделена от кухни буфетом из березы с такой же резьбой, как шкафы в спальной, а со стороны кухни, спинкой к буфету стоял большой посудный шкаф, в нем находилась вся кухонная утварь. Слева от дверей стоял комод, на нем всегда блестящий пятисвечный подсвечник в виде ангела. Рядом плетеная фарфоровая коробочка, в которую отец всегда клал деньги на хозяйственные расходы. Деньги лежали у детей на виду, но ни один никогда не брал оттуда без спросу. В комоде были аккуратно сложены полдюжины скатертей для обеденного стола и по 12 маленьких салфеток, многие из них с вышитыми монограммами «ЕК» (Екатерина Константинова). Посреди комнаты обосновался обеденный стол с 10 стульями. Над столом висел кремовый абажур с бахромой из бисера вишневого цвета – его можно было поднять и опустить, в мешочке из такого же бисера помещалась стеклянная груша с колесиком. Однажды малолетний Алексей попытался изучить, как это колесико работает, и порвал нитки с бисером. Потом все собирали этот бисер, и Мария с Настей нанизывали его на нитки. К возвращению отца с работы все снова было в порядке. Мать боялась огорчить его, так как эту вещь «какая-то родня подарила ему, когда поженились»*. Она вспоминала, с какой осторожностью он принес его в дом, и даже пыль стряхивал всегда сам, чтобы не порвать старинный абажур.

 

На обеих стенах от стола висели купленные на выставке в Петербурге две картины, как потом выяснилось, неизвестных художников. На одной зимний вид: к парапету Екатерининского канала прислонился мужчина в цилиндре и зимнем пальто. На другой – женщина в розовом платье с кринолином, идущая на прогулку с маленькими мальчиком и девочкой у ворот Летнего сада**.

 

Были еще две комнаты, одна с четырьмя кроватями для мальчиков, другая с тремя для девочек. В обеих комнатах стояли светленькие с зеркалом на средней дверце шкафы для одежды, а между кроватями и у окна небольшие письменные столики, по два стула у каждого. Под каждой кроватью лежали небольшие фанерные чемоданчики, в которых держали игрушки, книги, и чего там только не было. Сколько бывало слез, когда мать порой разбирала их и выбрасывала никому не нужные ржавые гвозди, камешки, разноцветные стеклышки. Только у Коли всегда был порядок, он держал там только краски, карандаши и бумагу для рисунков, и всегда просил мать не трогать ничего, он сам ей все показывал. На полу в детской были не очень толстые ковры, чтобы можно было на них играть, сидя на полу. Еще одна особенность в детской – кровати.

 

* Возможно, «какой-то» родней могла быть тетка Констанция Ивановна, а сам абажур мог принадлежать Кларе Петровне Голицыной.

 

** Эти картины так и остались висеть в доме при бегстве семьи из Волосово в 1919 году.

 

Когда приезжали в отпуск или на каникулы другие братья, то кровати, хранившиеся в кладовой, ставили вторым этажом. Для этого выкручивались блестящие шары, по углам украшавшие спинки, завинчивались трубки длиной 20–25 см, и в них ставили ножки другой кровати. Это было придумано и сделано отцом. Мать каждый раз хвалила его за это изобретение.

 

После Великой Отечественной войны была еще жива соседка Константиновых по фамилии Иеракимфова. Она вспоминала о некоторых особенностях в доме своих соседей по Волосово: «Нам всем было непонятно, зачем у них на обеденном столе у маленькой салфеточки лежат стеклянные палочки (она не понимала, что это специальные подставки под нож и вилку. – П.К.). Как-то «не порусски» была обставлена их квартира. Ведь даже туалет у них был особенный…».

 

Действительно, Владимир Константинович, унаследовавший на генном уровне влечение к разумному благоустройству, привез из Петербурга фаянсовый унитаз с крышкой, сделал небольшую пристройку прямо из сеней дома (выгребная яма оставалась на улице за домом и имела плотную двойную крышку). В углу на полочке был тазик с водой для мытья рук, а под ней ведро с водой для смыва. Если в ведре оставалось мало воды, то последний, кто пользовался, обязан был принести новое ведро.

 

Обустройство волосовского дома Константиновых говорит о многом. Во-первых, как отмечали все дети, сравнивая с виденным, у них все было «как-то иначе», чем у соучеников, знакомых. Может не совсем по-господски, но и не по-простому. В доме ничего лишнего не было. Но стремление к ценностям, не присущим его окружавшим людям, было. Где-то Владимир Константинович все-таки видел это. Вопрос только, в чьем доме? Даже подарки, которые он делал жене, были не провинциальными побрякушками. Дарил он не часто, но это было нечто особенное, к примеру, сделанные на заказ серьги, кольцо и брошь в золотой оправе, рубин, окаймленный мелким жемчугом, в другой раз – такой же крест на шею. Золотую цепь, длинную и толстую, она надевала каждый день, а вот другие украшения дети не помнили, чтобы мать их часто надевала, разве что несколько раз: в церковь на пасху, да раза два, когда они ездили на поезде в Петербург, – в театр. При такой большой семье понятно, что не было возможности часто отдыхать, ездить куда-то. Однажды Владимир Константинович, приверженец справедливости, с обидой сказал жене «Тебя бы в карете возить надобно, а то ездят те, кто этого не заслужил», и мальчики в один голос поддержали его.

 

Дети вспоминали отца, как очень трудолюбивого, вечно занятого работой. Возвращаясь с работы, пообедав и переодевшись, он шел в свою кузню и ковал кресты, ограды, и даже венки для кладбища (внук великого князя!). Ему без конца несли заказы, работа была художественной и доставляла ему удовольствие. А деньги, полученные за эту работу, он клал в банк, собирая на приданое детям. В сарае были аккуратно сложены изготовленные им секции для ворот и ограды, которые он готовил, чтобы сразу поставить вокруг дома. На вопрос «Зачем это, ведь домто казенный?» Владимир Константинович с гордостью ответил: «Ну и что, если останется другим, зато будут помнить, что в этом доме жил Константинов!»

 

Детей у Константиновых было одиннадцать: Дмитрий, Мария, Евгений, Василий, Анастасия, Алексей, Павел, Александра, Николай, Адриан, Валентина. У всех судьба сложилась по-разному, но у каждого нелегко. Надо отметить, что все братья и сестры были воспитаны в любви и преданности друг другу, и родителей своих не просто почитали, а любили. Женившись, сыновья были преданы своим женам, детям. Может быть, все следовали отцовскому наказу, когда первым женился сын Василий: «Как бы плохо не было, только никогда не бросай своих детей». Казалось, отец всегда что-то не договаривал, ну а дети не расспрашивали. С детства было так заведено, что все, что надо, отец сам расскажет. Да и некогда было много говорить, все были заняты работой. А то, что порой проскакивали непонятные для ребят высказывания, этому никогда не придавалось значения. Лишь позже, вспоминая о прошлом, они задумывались, с чем это было связано.

 

 

 

 

Но в те годы им и не приходило в голову с чем-то увязать эти высказывания. Так, например, сын Павел, живший в Тойла, приехал к отцу в Ревель, одетый по-рабочему, так отец ему с упреком сказал: «Не забывай, кто мы и не опускайся до работяги». На вопрос сына «А кто же мы?», он с усмешкой ответил: «Мы – Константиновы от Константина!» и перешел на другую тему.

 

Сохранились некоторые воспоминания детей Владимира Константиновича, которые, с одной стороны, немного проливают свет на его происхождение, а, с другой стороны, ставят новые вопросы. Так, Мария и Алексей вспоминают, что до революции отец несколько раз возил их с собой к кому-то в Гатчину. Они хорошо запомнили этот огромный дом, который казался им сказочным дворцом. Детей отправляли играть со сверстниками во дворе, а отец заходил в дом и долго не появлялся. О чем он говорил с людьми, жившими в этом доме, никто не знал. Но выходил он всегда сумрачный, однако, по-видимому, с деньгами. После этого справлялись детям обновы, обязательно делался подарок Катеньке (Екатерине Алексеевне). Однажды был и такой случай: когда дети Владимира Константиновича играли с господскими детьми у дома, те стали дразнить их, что только простые могут быть так плохо одеты, как они. Тут вышла прислуга (или их гувернантка) и сказала:

 

«Это не простых людей дети, они такие же, как и вы».

 

Отголоском этой истории послужил случай в 1930 году, когда семья уже перебралась в Эстонию и жила в Таллинне. Однажды к ним домой пришел очень старый, даже древний «человек из Гатчины», который держал путь из Финляндии во Францию к сестре. Детские воспоминания выросшей Марии перенесли ее к сказочному дворцу в Гатчине. Этот «человек из Гатчины» передал Марии приличную сумму денег «для всех детей Константинова» и несколько очень дорогих украшений из бриллиантов и сапфиров. Все это богатство Мария передала матери, на что та сказала: «Было бы это все тогда, то и мы жили бы во Франции, а не в этой бедной стране».

 

Анастасия вспоминала, что однажды на кухне, уже после смерти Владимира Константиновича, Екатерина Алексеевна с обидой сказала: «А все-таки он (муж. – П.К.) так мне и не рассказал о себе, несмотря на то, что мы прожили всю жизнь душа в душу. Я не хотела его сама спрашивать, думала сам расскажет. Просил беречь детей и очень странно выразился – «Они не просто дети – они мои дети». Слово «мои» было странно выделено голосом, что даже мне не понравилось, и я его поправила «наши дети». А он как-то странно ухмыльнулся и сказал «Наши, наши, и спасибо тебе за все». И еще один маленький эпизод: однажды жена спросила его, знает ли он дом, где жил в детстве. Он раздраженно ей ответил: «Знать-то знаю, но для меня он потерян – его у меня отняли» и, хлопнув дверью, ушел в кузню.

 

Еще Анастасия помнила, что ее и Алексея отец возил куда-то на подводе примерно в часе езды от Волосово. Там было огромное имение – деревянный дом светло-зеленого цвета с белыми колоннами у входа. Во время обеда подававшая прислуга приговаривала «Кушайте, барин, кушайте». Ребята потом, смеясь, рассказывали матери, что папу называли барином. На что мать ответила: «Это в шутку, какой он барин, разве господа так много работают?»

 

Дети вспоминали жившую в том доме с колоннами бабку Кушку, которая разговаривала басом, как мужчина, и постоянно нюхала табак, что даже под носом у нее были черные усы. Видно, она занимала высокий пост в семейной иерархии – Анастасия почему-то ее боялась, а Алексея очень интересовала табакерка, которая, когда ее открывали, издавала мелодию. Отца она тоже отчитывала, как мальчишку, но тот молчал.

 

Дом в Гатчине, куда В.К. Константинов привозил детей (современный вид)

 

Однажды за обедом Алексей поправил пальцами почему-то выскользавшие изо рта макароны. Бабка Кушка, с необычайной строгостью относившаяся к соблюдению этикета, поддержанию хороших манер, ко всему, что называется «хорошим тоном», грозно спросила отца: «Ты это почему не научил детей красиво кушать? Таких нельзя даже родне показать!» По дороге домой Алексей спросил отца: «А какая у нас родня?». На что Владимир Константинович ответил: «Может, бабушка имела в виду свою родню». И после паузы сказал: «У каждого человека всегда была и есть родня, но не все родные это признают, а потому я никому не собираюсь вас показывать, толку то что от этого… А вот кушать за столом надо действительно прилично и не лезть пальцами в рот».

 

Семья Владимира Константиновича окончательно обосновалась в Волосово. С родителями оставались младшие сыновья и дочери. Отец работал по-прежнему на железной дороге. В его обязанности входила проверка всех мостов и сооружений от Петербурга до Ямбурга (ныне Кингисепп). Алексей и Евгений помнили, что отец имел две награды, но какие именно – не знали. Одна, повидимому, была за сколько-то лет «Безупречной службы», а другую так и не вспомнили. А вот слова его, когда мать поздравила с наградой, запомнились Алексею хорошо: «Ну и что, я это честно заслужил, у меня не было протекции их сиятельств».

 

 

 

Дом недалеко от Волосово, в который В.К. Константинов возил Анастасию и Алексея (современное фото)

 

 

Надо отметить, что все мальчики Константиновы, приезжая из технических училищ на каникулы, не просто отдыхали, но и работали – кто в Волосово, кто в Кикерино. Отец не «из надобности» заставлял их работать, просто в семье не было привычки к праздному безделью. Да и заработанные деньги они были вправе расходовать по своему усмотрению. Здесь их и застали октябрьские события 1917 года. Однако какого-либо выбора родители не сделали, и все продолжали жить как и прежде.

 

 

 

 

* * *

 

Между тем политическая обстановка на Северо-Западе России резко менялась. Рано утром 4 марта 1918 года немцы заняли Нарву без сопротивления частей Красной Армии. Начались преследования, аресты и заключения в тюрьмы большевиков и тех, кто высказывал недовольство немецкой оккупацией. Городское население голодало – все продукты реквизировались в пользу немецкой армии. Нарвские мануфактуры прекратили работу из-за отсутствия сырья, ткацкие станки вывозились в Германию. Многие семьи выселялись с целью предоставления жилья немецким офицерам. Немецкая оккупация продолжалась до конца ноября 1918 года. После бегства немцев из Нарвы и с занятием города частями Красной Армии была провозглашена Эстляндская трудовая коммуна. Над зданием ратуши был поднят красный флаг и образован Совет народных комиссаров. Коммуна просуществовала 52 дня, и 19 января 1919 года город заняли шведские и финские добровольцы, пришедшие по призыву Эстонского буржуазного правительства сражаться с Красной Армией. Их появление способствовало формированию отрядов белой гвардии, идею которой поддерживали страны Антанты (Англия, Франция, Соединенные Штаты Америки). Добровольческий корпус А.П. Родзянко перешел границу Эстонии с Россией и начал наступление по нескольким направлениям – на Гдов, Остров, Псков. После захвата Волосово нависла серьезная угроза над Петроградом.

 

 

 

Но командование Красной Армии без промедления перебросило на северо-западный фронт пятидесятитысячную 7-ю армию и не только остановило продвижение белых, но и заставило белых отступить. Тогда союзники пригласили на пост главнокомандующего Северо-Западной армии генерала Н.Н. Юденича.

 

Англичане настойчиво требовали наступления армии Юденича на Петроград, заявляя о своей готовности оказать содействие с моря. 28 сентября 1919 года сорокатысячная армия Юденича перешла в наступление на участке железной дороги Псков–Луга, а 11 октября части Родзянко заняли Ямбург, выйдя в тыл обороняющейся красной группировки. Части Красной Армии в беспорядке отступали и к 20 октября белые заняли Гатчину, Павловск и Царское Село. Несколько дней продолжались упорные бои за Пулковские высоты. Наступили решающие дни битвы за Петроград.

 

Но Красная Армия получила подкрепление с других фронтов; под Ижорой ввели в бой тяжелый бронепоезд «Ленин». 21– 23 октября продолжались беспрерывные бои, давление белой армии стало ослабевать. Белая армия выдыхалась, уверенность в победе таяла. В этот момент Красная Армия ударила по открытому правому флангу и 1 ноября она вышла к Луге. Железная дорога Псков– Петроград оказалась под контролем большевиков. От Пскова на Нарву наступали свежие части 15-й армии красных: были заняты Красное Село, Павловск, Ропша, Царское Село, Гатчина. Наступление от Гатчины велось в направлении на Волосово.

 

 

Город Нарва (начало ХХ в.)

 

О неспокойном, неопределенном и страшном времени той поры говорит следующий трагический инцидент, который произошел в Ямбургском уезде в усадьбе Врангелей в Торосово в 1918 году. Георгий Михайлович Врангель, представитель многочисленного рода остзейских баронов в Санкт-Петербургской губернии, с женой и детьми в то время жил в своем имении. Человек крайне добродушный и ладивший с крестьянами настолько, что свое имение он передал в «общую собственность», но преспокойно остался жить в своей усадьбе. Ему и его семье выдавали, как и крестьянам, паек, оставили для пользования одну из его коров, дали лошадь. Так они прожили несколько месяцев. Но вот с фабрики вернулся в деревню сын его бывшего камердинера и начал дебоширить на кухне. После одного очередного скандала Георгий Михайлович пригрозил выгнать его из дома. Обиженный дебошир пригрозил: «Выгоняешь? Ну, ладно, увидим, кто кого!» Ночью со станции Кикерино (недалеко от Волосово), где стояли красноармейцы, парень привел отряд солдат. Разбив окна, они проникли в дом, отобрали оружие, деньги, ценные вещи и потребовали ужинать «непременно в парадной столовой». Потом, приказав подать подводы, велели Георгию Михайловичу собираться. Но крестьяне упросили его не трогать. Часть солдат уже сидели в санях, когда один из них одумался: «Неужели так и уедем, не убив хоть одного буржуя?» Другой приложился и выстрелил. Георгию Михайловичу разрывной пулей раздробило плечо. Старуха-мать и жена подхватили его, унесли в спальню, начали перевязывать. Но солдаты ворвались в комнату, выстрелили в него в упор. Затем последовала дикая сцена насилия над женщинами. Это бессмысленное по своей жестокости и разнузданности убийство грозило расправой и детям барона. Староста бросился перед убийцами на колени и вымолил разрешение забрать детей себе. Так они были спасены…

 

В один из первых дней ноября 1919 года, когда семья Константиновых сидела за обедом, влетел перепуганный Дмитрий (он всю жизнь был паникером) и панически закричал: «Красные вот-вот будут здесь, нам нельзя оставаться. Скорее, пока обоз с беженцами идет в Эстонию, успеть бы и вам».

 

Владимир Константинович, вставая, сказал: «Вещи брать только самые необходимые на первые пару месяцев, а там, что Бог даст. Катюша, проследи, чтобы ребята лишнего не клали». А сам пошел запрягать лошадей.

 

-                Отец, а мундир? – крикнула Екатерина Алексеевна и побежала в дом, вернувшись с его формой.

 

-                На кой он мне, оставь. Нет, пожалуй, китель надену, так надежнее и меня многие знают, – ответил Владимир Константинович.

 

На двух подводах, поделив поровну скарб и детей, Константиновы спешно покинули дом с нажитым имуществом, в котором прожили почти 18 лет. Подводы Константиновых вклинились в обоз, идущий в ставшую независимой Эстонию. Сделано это было вовремя: за проехавшими подводами мост через Лугу у Ямбурга был взорван, и люди попадали в воду. Впервые мать семейства оглянулась и очень грустно произнесла: «Прощай, Россия, и теперь уже навсегда…», и несколько раз перекрестила остающуюся позади страну. Владимир Константинович не был сентиментальным и не любил эту черту в характере жены. Раздраженно он спросил: «А много ли хорошего дала тебе эта Россия, да и того, что было, уже не вернешь. Раньше надо было ехать, да не сюда, а не тебя слушать».

 

В Нарве пришлось остаться на несколько дней, так как заболели дизентерией Николай и сама Екатерина Алексеевна. Коленька умер на третий день, похоронили его в Нарве. В Нарве дочерей Александру, Валентину и сына Адриана Владимир Константинович устроил учиться в русской частной гимназии с проживанием в интернате. А Екатерину Алексеевну, еще больную, он повез дальше. Первая долгая остановка была в Еви (ныне Йыхви). Тут беженцев расселяли временно, пока не найдут себе постоянное жилье.

 

Первое жилище Константиновы нашли в Сагофе (ныне Саку) – домик с верандой, выходившей к морю. Екатерина Алексеевна вставала на заре и по дорожке к морю под елочками собирала рыжики, мариновала их, все дети до смерти своей помнили эти «грибочки в желе». Ребята ходили на берег, помогали рыбакам мыть выловленную рыбу. За работу им платили рыбой, которую они тут же и продавали. Владимир Константинович оставил одну лошадь и на ней перевозил и рыбу, и прочий груз для селян, немного зарабатывая этим на проживание. Жизнь вроде бы налаживалась, но к сельской жизни Константиновы никак не могли привыкнуть. В 1921 году старший сын Дмитрий помог родным перебраться в Ревель, куда, к родителям, приезжали из Нарвы дети на каникулы. Здесь, в Эстонии, Владимир Константинович старался быть внешне неприметным, избегал расспросов о прошлом. Расстрел царской семьи сделал его угрюмым, и часто даже без повода он повторял: «Все-таки мы правильно поступили, что покинули Россию. Но, надо было раньше и не сюда, в бедную страну».

Город Ревель (начало ХХ в.)

 

 

В Ревеле Владимир Константинович нашел сносное жилье – пятикомнатную квартиру на улице Вильмси в доме № 14. Здесь Константиновы жили с 1924 года по 1943 год. К сожалению, не сохранилось ни одного снимка молодого Владимира Константиновича. Портреты молодых отца и матери, когда-то написанные маслом в дорогих золоченых рамках, всегда висели в спальне в Волосове, а затем в гостиной ревельской квартиры. По свидетельству очевидцев, изображенный на том портрете глава семейства был похож на императора Александра I. А Екатерина Алексеевна всегда утверждала, что Владимир Константинович был похож на свою мать – Софью Рутковскую, такие же карие глаза.

 

 

 

Могиласемьи Константиновых в г. Таллинн (фото В.Ф. Вебера, 2010 г.).

 

Публикуется впервые

 

 

 

Единственный сохранившийся снимок, сделанный сельским фотографом в 1928 году, когда они оба ездили к сыну Павлу в Тойла, «настолько безобразен, что его никому нельзя показать» – Владимир Константинович тогда был уже болен и совсем на себя не похож. Врачи находили у него рак печени, который образовался от старого ушиба – его лошадь понесла, и он упал на булыжную дорогу.

 

 

 

 

 

 

Здесь покоится прах внука великого князя Константина Павловича – В.К. Константинова

 

(фото В.Ф. Вебера, 2010 г.). Публикуется впервые

 

Вероятно, что-то несправедливое произошло в семействе Константиновых– Лишиных–Рутковских, что на всю жизнь сохранило у Владимира Константиновича устойчивую обиду и слабо скрываемое врожденное достоинство. Екатерина Алексеевна вспомнила, что лишь однажды, когда Владимир Константинович был больной и уже не вставал с постели, она бросила ему упрек:

 

«Всю жизнь ты работал, чтобы доказать, что сам своих детей поставил на ноги и дал им больше, чем богатый отец, несмотря на то, что твое детство было обкрадено, ни отца, ни матери, и лишили всего наследства, сказали, что ничего нет…» На это он ответил: «Но мы были счастливы больше, чем наши родственники, и если бы не революция…»

 

Скончался В.К. Константинов 11 ноября 1929 года, и прах его был захоронен в Таллинне на маленьком кладбище Хийу. Екатерина Алексеевна, прожив нелегкую жизнь, скончалась 21 декабря 1943 года и была похоронена рядом с мужем.

 

 

Чета Константиновых – Владимир Константинович и Екатерина Алексеевна в г. Тойла (Эстония, 1928 г.).

 

Публикуется впервые

 

 

 

Екатерина Алексеевна Константинова родила на свет 11 детей – внуков Константина Ивановича и правнуков великого князя Константина Павловича.

 

Первый сын Константиновых – Дмитрий родился в 1889 году в Петербурге. Родился семимесячным; до этого у Екатерины Алексеевны были неудачные роды, и потому все тряслись над младенцем. Молодая мать долго лежала в хорошей больнице и все боялась, что молоденькие санитарки могут уронить ребеночка. Поэтому младенца приносили на кормление в ватном коконе. Когда молодая мать с новорожденным уже была дома в Волосове, из Петербурга приезжал доктор, принимавший у нее роды. Ей было очень неудобно перед мужем, когда тот расплачивался с врачом «золотой пятеркой», ведь она знала, как нелегко ему порой достаются эти золотые.

 

Дмитрий первым из семьи закончил Ревельское техническое училище. Вероятно, поступление не обошлось без протекции, так как отец ездил в Петербург с письмом, которое велел передать директору училища. Митя подал это письмо довольно уже старому директору в пенсне, которое тот все время поправлял. Будущий студент подумал: «Вот хорошо, он, наверное, и половину написанного не видит». Однако, прочтя письмо, директор поднял голову и произнес: «Вот какой ты – Дмитрий Константинов. Что ж, посмотрим, как ты будешь учиться…»

 

 

 

Дмитрий Владимирович Константинов (фото 1932 г.). Публикуется  впервые

 

 

По окончании училища Дмитрий сначала работал в Волосово, жил напротив отцовского дома, только по ту сторону железнодорожного полотна. Квартиру снимал у одинокой барышни средних лет Альвины Мартовны, сдававшей казенным служащим две комнаты. Митя занимал одну. Он был небольшого роста, но очень интеллигентным, всегда ласковым, внимательным, носил смолоду пенсне и маленькие усики. Женщинам он нравился, да и сам не прочь был поухаживать, но не женился. На материнские сетования «пора бы и жениться» он часто отвечал: «Сразу же, как встречу на тебя похожую». Мать он очень любил, и, может быть, чтобы не обманывать молоденьких девушек, крутился возле замужних, о которых потом рассказывал матери с возмущением: «Ты хочешь, чтобы я женился и меня также обманывали?» Работал он подрядчиком на строительстве, тогда это хорошо оплачивалось, но ему так хотелось стать архитектором. Если бы не война…

 

В 1940 году, в связи с неотвратимой вероятностью присоединения к СССР, Митя вместе с товарищами по работе уехал в Германию. Во время войны он вернулся в Таллинн, а когда умерла мама в 1943 году, через два дня после похорон покинул Эстонию. В Германии Дмитрий не прижился, к языкам у него способностей не было. Он знал, что сестры тоже собирались в Германию, и попытался найти их через газету, но не нашел, оставаться одному на чужбине не имело смысла. Находясь в американской зоне, где были и русские, он вместе с другими перебрался в Америку.

 

Сначала работал хозяйственником при церкви, кое-как выучил английский язык, и, наконец, решился жениться на дочери местного православного священника, бежавшего из России в 1917 году – Ксении Владимировне. О ней родственники узнали в 1971 году от Курта (мужа Валентины), который тоже искал Константиновых все годы. Он поддерживал связь с Митей, а после его смерти – с Митиной женой. Она и рассказала родственникам о Дмитрии Владимировиче. У них был маленький домик (ее отца). Она боготворила его за доброту и по-детски чистую душу. В 1965 году Дмитрий Владимирович умер от рака желудка. До последних дней он тяжело переживал, не имея возможности узнать о судьбе сестер, а порой даже плакал от обиды, что они его не ищут. Но кому могло придти в голову, что судьба занесет его так далеко. Жена его, предчувствуя свой конец, отправила родственникам несколько хранившихся у нее фотографий. В 1976 году переписка прервалась, письмо, отправленное ей, вернулось. Ксения Владимировна страдала грудной жабой, как по старинке называли стенокардию.

 

В 1893 году у Константиновых родилась дочь Мария. После окончания гимназии она два года проработала в Лисино, вероятно учительницей (или гувернанткой) в богатой семье, поскольку хорошо владела французским языком и знала немного немецкий, играла на рояле и очень неплохо пела.

 

 

 

Мария Владимировна Константинова (в замужестве Зимина, фото 1934 г.). Публикуется впервые

 

 

 

Затем года два, до самого переселения в 1919 году, Мария помогала матери по дому, пока сестра Анастасия училась в школе. Было важно, чтобы сестра-инвалид получила и образование, и специальность, что обеспечило бы ей полноценную жизнь в будущем. В Эстонии, в Сагофе, Мария познакомилась со вдовцом Сергеем Порфирьевичем Зиминым, которого Владимир Константинович знал по Петербургу. Правда, отец почему-то был не очень высокого о нем мнения, пренебрежительно называя его «торгашом», но противостоять этому браку не стал.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Собор Успения Пресвятой Богородицы Пюхтицкого монастыря (Эстония, 2010 г.)

 

 

 

 

 

Несмотря на то, что Сергей Порфирьевич был намного старше Марии, он был очень интересным, обходительным человеком, и Мария согласилась выйти за него замуж. В конце 1920 года они поселились в Ревеле, где Сергей открыл свое дело и стал довольно состоятельным человеком. Правда, его «доили» дочери от первого брака, а также зять, игравший в карты и вечно приходивший к нему за деньгами. Сергей Порфирьевич не жалел денег, а жена должна была вести запись тратившихся на хозяйство средств. Образованная, хохотушка и очень набожная, она пела в церковном хоре. Жалела всех и готова была подавать милостыню всем, кто протягивал руку. Она была очень верна своему супругу и прощала ему нередкие грубости. В 1922 году родилась доченька Леонила, в которой Мария души не чаяла и баловала ее, как могла. Училась Лелик, как ее ласково звали родители, в частной гимназии, но характер у нее был в отца – деспотический и своенравный. В 1928 году Зимин умер от саркомы руки.

 

Мария очень любила сестер и братьев, те тоже любили ее. И все-таки они не могли понять, почему она в день расстрела царской семьи на протяжении всей жизни зажигала дома большую, привезенную из Пюхтиц, свечу, а иногда заказывала по ним молебен в храме подворья Пюхтицкого монастыря на Компасной улице. Мария знала многих монашек и принимала их всякий раз у себя, когда те приезжали в Таллинн.

 

Леонила Шило (дочь Марии Зиминой) с сыном Евгением (Таллинн, 1953 г.). Публикуется впервые

 

 

В 1938 году Мария отправила Лелю учиться в Брюссель на университетские курсы, при котором был и пансион для трудновоспитуемых детей из богатых семей, а Леля росла именно таким ребенком. Господским детям прислуживали католические монахини. Преподавание велось на французском языке, образование давалось разностороннее, по окончании курсов можно было работать учительницей или бухгалтером. Вернувшись в 1940 году, застала мать больной. Тогда, правда ее вылечили, но врач сказал, что еще одна простуда, и она может умереть.

 

На следующий год, ранней весной, посещая Пюхтицкий монастырь, Мария Владимировна не удержалась и окунула ноги в святой источник. В результате началось воспаление легких, которое перешло в абсцесс, а такого чудодейственного лекарства, как пенициллин, тогда еще не было. В последние дни своей жизни она просила дочь, собиравшуюся на танцы в клуб, посидеть с ней. Разозлившаяся девица швырнула в мать перчатки и раздосадованная, что должна была лишить себя удовольствия, осталась дома. Последние слова Марии, сказанные дочери, были:

 

«Ты не должна жить с моими сестрами, ты не достойна нашей семьи». Умерла Мария в 1941 году на 49-м году жизни.

 

Дочь ее еще в 1940 году завела шашни с одним советским солдатом, и вероятно, будучи беременной, отправилась в Россию к его родным. Но, не доехав, была арестована. Леонила просидела в Томской тюрьме по политической статье до 1949 года. Вернувшись в Эстонию, она до 1956 года не имела права на проживание в Таллинне. Советских людей ненавидела гораздо сильнее, чем все остальные родные, при этом ничем не мотивируя свою ненависть. Вышла замуж за украинца, но и его жизнь превратила в ад. Овдовела в 1967 году. Чтобы прилично жить, пошла работать в торговлю, что очень убивало теток, так как она владела иностранными языками (французским в совершенстве, очень прилично немецким), тем более, что взаимоотношения с тетками всегда были взрывоопасными.

 

Ее второй муж, звукооператор «Таллиннфильма» Герман Вахтель не мог долго спокойно терпеть ее «фокусы, и они разошлись. Их сын Евгений уехал жить на остров Сааремаа, мать постоянно портила и ему нервы, несмотря на то, что знала, что у сына дважды был инфаркт. Евгений был женат, у него двое сыновей. Старший Пауль погиб (возможная причина – современные криминальные разборки).

 

Евгений родился, согласно свидетельству о рождении, в 1896 году в Лисино. С отличием закончил Ревельское техническое училище по специальности техник-смотритель и машинист. Был от рождения очень добрым, сломя голову бросался на помощь каждому. Однажды, во время учебы, с экзаменов его отправили домой, чтобы не подсказывал другим. Имел прекрасный голос (баритон), пел под аккомпанемент своей гитары. Его любили друзья и братья. Особенно дружен был с Алексеем. В 1918–1920 годах работал в Нарве на железнодорожной станции техником. Жил в общежитии для железнодорожников. Там его окрутила сестра комендантши общежития Александра, которая была намного старше Евгения. Будучи человеком очень порядочным, он женился на ней. Она родила ему сына Владимира.

 

 

Евгений Владимирович Константинов (фото 1919 г.). Публикуется впервые

 

 

 

 

Мальчик был очень способным и впечатлительным. Едва закончив школу, он пошел в танковое училище, откуда добровольцем ушел на Финский фронт. Погиб в первые же дни войны. Евгений очень тяжело перенес утрату сына. Отправил жену в Псков к ее родственнице, сам остался в блокадном Ленинграде. Он составлял поезда, перевозившие ценные грузы в тыл, вглубь России. Когда по окончании войны Саша стала разыскивать его, то ничего конкретного не выяснила.

 

Версий было несколько: то ли погиб от голода (что мало вероятно, так как железнодорожники имели достаточный паек, чтобы выжить), то ли от случайной бомбы, упавшей в 1942 году как раз возле его дома, когда он вышел покурить (кто-то из бывших жильцов якобы видел), а кто-то сказал, что всю бригаду поезда, отправленного с ценным грузом, по возвращению в Ленинград забрали, и их никто больше не видел. Так закончилась жизнь еще одного из братьев Константиновых.

 

У старшей сестры Анастасии хранилась фотография Евгения в форме выпускника технического училища в форме, а усики и прическа делали его чем-то похожим на Александра I. Эта фотография хранилась отдельно, а потом пропала. На других снимках Евгений Константинов, с другой прической и без усов, совсем не похож на ту студенческую.

 

 

 

Василий Владимирович Константинов, студент Ревельского технического училища (фото 1917 г.). Публикуется впервые

 

 

Василий родился в 1897 году в Гатнском районе (вероятно, тоже Лисино). Окончил Ревельское техническое училище в 1918 году. Первое место работы – станция Лагеди (недалеко от Таллинна), где он трудился техником-строителем в депо.

 

Приобрел домик недалеко от станции, очень простой и небольшой. В 1920 году женился на жившей в Еви (теперь г. Йыхви) Елене Георгиевне Ядвской (1899 года рождения) – петербуржской «смолянке» (окончила Смольный институт для благородных девиц). В Эстонию она перебралась вместе с сестрой отца. Брат ее, белый офицер, был расстрелян большевиками в 1917 году. Отец умер. Родом хотя и из небогатой, но дворянской семьи, она не рискнула остаться в России. Мать ее, конфликтовавшая и раньше с родственниками мужа, (она была из небогатой и простой семьи служащего) уехала из Петербурга в провинцию. И Лена осталась с теткой.

 

 

 

Владимир Евгеньевич Константинов (фото 1926 г.)

 

 

 

 

Характер у нее был очень тяжелый, она постоянно выставляла свое происхождение перед Василием, ничего не знавшего о родовых корнях своей семьи. Он ее очень любил, и они были красивой парой (так утверждали те, кто их знал). В 1923 году родилась дочь Зоя.

 

Незадолго до рождения внучки Елену начала атаковать письмами мать, жившая в Боровичах, прося прощение и зовя домой, суля райские кущи, обещая нянчить ребенка и т.п. Как ни уговаривали их родные и знакомые, утверждавшие, что переезд в СССР непростительная глупость, Елена настаивала на своем, и Вася сдался. Как только они пересекли в 1924 году границу, сразу же поняли, что они совершили ошибку, но пути назад не было.

 

 

 

Василий Владимирович Константинов с женой Еленой Георгиевной и детьми Борисом и Зоей (фото 1930 г.).

Публикуется впервые

 

 

Мать ее жила с полуграмотным пьющим милиционером в маленькой хибаре (так назвала этот домик Елена Георгиевна 40 лет спустя при встрече с родными мужа) и надеялась, что образованный зять будет их всех содержать. Холеному и гордому Василию Владимировичу пришлось очень трудно: пресмыкаться он не умел, подчиняться глупому и часто малограмотному начальству тоже не мог. А жена по-прежнему хотела ни в чем не нуждаться и досаждала ему своими капризами. В 1928 году родился сын Борис. Василий купил в Боровичах домик и попробовал жить подальше от тещи. Братья Алексей и Евгений не раз посылали ему деньги, помогали устроиться на работу, предлагали вернуться в Эстонию. В то время он был начальником большого строительного железнодорожного участка, можно было работать и работать, платили неплохо, но Елена Георгиевна не пожелала с ним ехать и все время ныла, что некому помогать по дому. Так он метался несколько лет, а кончилось тем, что бросивший мать милиционер заявил, что бывшая супруга пригрела врага народа. Василия Владимировича забрали в 1937 году и расстреляли. Реабилитирован он был в конце 1950-х годов, но где именно расстрелян, дочь даже не постаралась узнать.

 

Узнав в 1957 году от брата Алексея, что семья Василия проживает и по сей день в Боровичах, сестры решили найти их – «как-никак там дети нашего брата», сказала Александра. Елена Георгиевна ответила сразу же на первое письмо, а через несколько месяцев приехали погостить в Таллинн вместе с невесткой Марией и внуком Андреем. Мальчик был очень похож на своего деда Василия, что очень растрогало тетушек.

 

Дочь Василия Владимировича Константинова Зоя с мужем и сыновьями Евгением и Александром, (г. Боровичи, фото 1960 г.). Публикуется впервые

 

От былой гордости дворянки Елены не осталось и следа, она очень сожалела, что поехала тогда в Россию.

 

После смерти Василия ей пришлось работать на фабрике, а работать она никогда не умела. Сыну Борису предлагали остаться не сверхсрочную службу в Германии (ГДР), но она уговорила его возвращаться домой, дескать, дом разваливается и нужен хозяин. Она села в полном смысле ему на шею, до пенсии уже не работала, а потому и пенсия у нее была маленькая. Дочь Зоя вышла замуж, родила двух сыновей, один из них умер в 1994 году, именно он был внешне похож на Константиновых. Другой сын здравствует, имел двух сыновей. Борис скончался в 1997 году, а его сын Андрей – единственный русский Константинов – в 1998 году от рака желудка.

 

 

 

 

Анастасия Владимировна Константинова (фото 1943 г.). Публикуется впервые

 

Анастасия родилась в 1898 году в Гатчине. Вторая из сестер – она жила для всех, и в ее судьбе каждый принимал участие. Не было детей в семье, которые не ощущали бы ее ласковых рук заботливой няни. Живая и озорная девчонка, принимавшая участие во всех мальчишеских играх, она жестоко поплатилась за свой непоседливый характер. Однажды, когда Леша и Женя бежали через железнодорожные пути к Мите, жившему по ту сторону дороги, проскакивая под вагонами, Настя, увязавшаяся за ними, не заметила маневрового поезда, ее детская ножка осталась под колесами вагона. Леша вспоминал:

 

«Помню, как папа нес ее на руках, а нога болталась на тонкой полоске кожи». Отрезали ей ногу чуть ниже колена. Первый протез заказали в Петербурге. Она даже пыталась бегать в нем.

 

Закончив школу, Анастасия выучилась на телеграфистку. Почти год проработала на телеграфе в Волосово. Она никогда не унывала. Сама научилась шить, и старалась всем, чем можно, помогать по дому матери, а потом и сестрам. Можно сказать, что она вырастила Валиных детей и внуков. Иногда летом Павел забирал ее в Тойла, где она возилась и с его сыном. Даже младшую свою сестру Валечку нянчила она. И очень любила ее, всегда защищала перед братьями, ну а потом, конечно, когда никто не слышал, Вале доставалось от нее за проказы. Валин сын Фред до самой смерти был ее любимчиком. И надо было слышать эту грусть, когда она, уже лежа в постели, в предпоследний день попросила Валину внучку принести ей трехмесячного младенца. Посмотрев на него, сказала: «Жаль, что мне не придется тебя нянчить…» Слегла она за пару дней до своего 85-летия.

 

Пришедшему поздравить ее брату Алексею она сказала: «Все-таки она «чертовка» (смерть. – П.К.) меня поймала, я уже не встану, а так не хочется помирать» и улыбнулась. Скончалась Анастасия в 1983 году.

 

 

 

Алексей Владимирович Константинов, студент технического училища (фото 1917 г.). Публикуется впервые

 

 

Алексей родился в 1900 году в Волосово. Как и все старшие братья, закончил волосовскую школу и поступил в 1915 году в то же самое Ревельское техническое училище. Когда Алексей учился на последнем курсе, училище в конце 1917 года было эвакуировано в Вышний Волочек. Во время последних каникул в родительском доме Алексей устроился работать в библиотеку, чтобы иметь возможность готовиться к окончанию училища, которое он закончил уже в Перми в 1919 году. Так 19-летний юноша остался в России, навсегда отрезанный от дома, без родных и с вечным страхом в душе.

 

В 1921 году впервые предоставилась возможность побывать в Ленинграде. Алексей помчался, прежде всего, в Волосово, но дома уже не было: через несколько часов после того, как Константиновы покинули его в 1919 году, в дом попал снаряд. Соседка Иеракимфова сообщила Алексею, что родные уехали с обозом в Эстонию. После этого в своих первых анкетах он писал, что родителей своих не помнит, сирота. Позже все-таки уточнил, что родился в семье железнодорожного рабочего. Алексей четко усвоил, что это единственный способ выжить.

 

 

 

 

 

Алексей Владимирович с женой Тамарой (фото 1924 г.). Публикуется впервые

  

 

 

Пытливый ум, прекрасные организаторские способности и константиновское трудолюбие, открывая перед ним большие возможности и позволили ему лучше всех реализовать себя в жизни. Живя в Перми, он сумел избежать службы в Белой и Красной армиях, меняя места жительства.

 

В 1923 году Алексей попал в Славгород, работал техником в коммунальном отделе города. Там он женился «на единственно благородной и толковой» девушке Тамаре Алексеевне Потаповой, которая работала чертежницей в строительном управлении, писала стихи для стенгазет, играла на мандолине в рабочем оркестре. Она же рассказывала о нем так: «Он не ходил, а пригарцовывал, среднего роста, всегда щеголевато и очень чисто одетый молодой человек, не пьющий, как все другие, за него была готова выйти замуж любая девушка в их отделе.

 

А он подошел ко мне и при всех объявил:

 

«Я уже в том возрасте, что могу позволить себе создать семью. Я уезжаю на год, а когда вернусь, то приеду за тобой, и мы поженимся». Девушка, конечно, не очень в это поверила (пошутить он любил), и даже почти забыла. Однажды они сидели с матерью в кухне за столом и пили чай, как во двор на подводе въехал молодой Константинов, и сразу, даже не поздоровавшись с невестой, обратился к матери невесты: «Я обещал жениться на Вашей дочери, вот я и приехал, чтобы забрать ее со всеми вещами и отвезти хозяйкой в дом». Мать расплакалась: «А как же не обвенчавшись?» Обвенчались они в местной церквушке, молодая была в белом платье и материнской фате. Расписались неделей позже в райсовете, в обеденный перерыв, никто даже не знал об этом.

 

Соединение эпох – документ Советской власти, выданный правнуку великого князя (фото 1926 г.)

 

 

Молодую жену, а неделей позже и ее мать, Алексей увез в Семипалатинск, где во время работы в летней экспедиции построил себе из списанных железнодорожных шпал добротный дом. Алексей Владимирович и Тамара Алексеевна вместе прожили 65 лет. Как он позже объяснял: «Я был увлечен работой, часто в длительных изыскательских экспедициях мне нужен был человек, охранявший дом и верно ждавший моего возвращения». Тамара Алексеевна оберегала мужа до конца жизни, но постепенно ее любовь превратилась в тираническую. Она ревновала его к работе, друзьям, позднее даже к родным. Он считал ее «слабенькой» и не очень серьезно реагировал на ее истерики. Двое родившихся в начале их совместной жизни сыновей умерли в грудном возрасте. У одного была гемофилия, другого заразил рожей крестивший его священник, который до этого причащал больную. Больше своих детей у них не было.

 

Почти у всех соседок, живших с ними в Ленинграде на Московском проспекте в доме № 178, были дети и даже внуки. Тамаре тоже очень хотелось иметь ребенка. В 1949 году Константиновы взяли из детдома мальчика. Анатолий Паев был одним из трех детей, сданных овдовевшим офицером в детдом. Тамара говорила, что ребенок был чем-то похож на нее. Разумно было бы уехать из дома, где все их знали, но она боялась потерять льстивших ей подружек – в основном это были жены подчиненных Алексея Владимировича. И, конечно, кто-то из ребятишек проболтался мальчику о «тайне» – «А ты им не родной». Когда Толе исполнилось 10 лет, мать все чаще стала жаловаться отцу, возвращавшемуся из очередной длительной командировки, на плохие отметки сына, непослушание и частое вранье. На вопросы родителей мальчик однажды злобно ответил: «Вы мне не родные, я давно это знаю и не верю ни одному вашему слову потому, что вы сами меня обманывали все время». Будучи уже взрослым Анатолий как-то сказал выпивавшему с ним родственнику: «Отец хороший человек, но он всегда был занят работой, а мать это холодная лягушка, зачем только я ей был нужен, она любит только себя, даже сейчас». К великому сожалению, он не оправдал их надежд. Дважды был женат, в результате: трое оставленных детей. Старики долгое время помогали этим внукам, дважды из-за сына разменивали квартиры, и, наконец, в 1974 году переехали в Таллинн, убегая от пьющего и непорядочного приемного сына.

 

После одного из визитов Анатолия в Таллинн, когда он изрядно пообчистил своих названных родителей, Алексей Владимирович поехал вслед за ним в Ленинград, поймал его, как говорится, с поличным, сдал в милицию, расплатился с долгами сына, взятыми у прежних знакомых и сослуживцев Алексея Владимировича, и уже после этого родители окончательно порвали отношения с сыном и больше никогда о нем не слышали. И он не объявлялся.

 

Семейную жизнь Алексея Константинова нельзя назвать удачной, зато его рабочая биография достойна огромного уважения. Он полностью отдавал себя работе, это было смыслом его жизни, и даже перед смертью, просматривая свои грамоты, почетные адреса, книги, где упоминалось и о его работе, он сказал, что «если бы пришлось вновь прожить, то он пошел бы таким же путем».

 

Его организаторские способности всегда поражали начальство и друзей. Когда после работы на строительстве Турксиба в 1931 году он был направлен в Ленинград на учебу в институт железнодорожного транспорта (на 2-ой курс), то, поселившись в студенческом общежитии, за лето организовал и осуществил ремонт здания, за что получил благодарность. Надо сказать, что, даже учась и во время каникул, он всегда где-нибудь работал. Жена одновременно с ним с отличием закончила техникум по специальности чертежница. Позже, работая с мужем в Лентранспроекте, ездила вместе с ним в изыскательские экспедиции.

 

В период Финской кампании Алексей Константинов трассировал дорогу на территории Финляндии, был начальником района, за что его наградили знаком «Почетный железнодорожник».

 

 

Алексей Владимирович Константинов и жена Тамара Алексеевна. (фото 1950 г.) Публикуется впервые

 

 

А в 1940–1941 годах, работая начальником Заполярной экспедиции Кожва–Воркута, на свой страх и риск произвел корректировку в плане строительства участка Воркута–Воргашор, сократив на 25 км строительство железной дороги (и это в зоне вечной мерзлоты), тем самым опередив сроки пуска поездов с углем. Немцы уже заняли Донбасс, когда в декабре 1941 года первый поезд с углем пошел с Севера на Большую землю. Тогда строительством железных дорог руководил НКВД, и всякое изменение их плана грозило расправой. Алексей Владимирович не знал, что и думать, когда из Москвы пришла короткая телеграмма: сдать дела и прибыть в Москву. Оказалось, что Л.П. Берия решил лично вручить ему медаль «За трудовое отличие», а в 1943 году и орден «Трудового Красного Знамени». В 1942 году Константинов получил назначение главным инженером Лентранспроекта, который был эвакуирован в Акмолинск.

 

Позже в Ленинграде до 1947 года служил в звании полковника директором пути и строительства. Затем в течении двух лет курировал в Сочи строительство так называемой Сталинской дороги на линии Армавир–Туапсе– Адлер (был начальником экспедиции особого назначения). Частые оползни наводили страх даже на опытных инженеров, поэтому никто не стремился получить эту почетную должность. Затем два года в Болгарии работал руководителем группы технической помощи. В 1950 году назначен начальником создаваемого проектного института «Ташгипротранс». Алексей Владимирович был одним из тех, кто на ровном месте создал и построил проектный институт.

 

Возвратившись в Ленинград, Константинов работал в Ленгипротрансе, в 1956 году создал и возглавил совершенно новый отдел аэрофотоизысканий. Вклад его в проектировку железных дорог был огромен. Когда Алексею Владимировичу исполнилось 80 лет, то из Ленинграда и Ташкента лично прибыли гонцы для вручения ему почетных адресов в торжественной обстановке. Москва прислала поздравление по почте.

 

Всюду, где бы ни работал Алексей Владимирович Константинов, помнили о нем, как не только о толковом инженере, но и прекрасном организаторе, чутком руководителе, отдававшим себя полностью выбранной им профессии. Но полностью реализовать свои возможности (как он говорил – развернуться) ему всегда мешал страх за свое прошлое, точнее за прошлое родителей, а также и за жену.

 

 

Внук К.И. Константинова Алексей Владимирович Константинов (третий слева в первом ряду) среди своих сослуживцев (фото 1975 г.)

 

 

Он говорил: «Если бы только знали, что ее брат был офицером царской армии, то мы оба могли бы полететь, а если бы еще докопались до скрытых мною родственников, то прощай моя работа». Алексей, на всю жизнь запомнив, как надо вести себя во время трапезы, хорошими манерами выдавал свое происхождение. Даже в условиях экспедиции он использовал нож и вилку, которые всегда возил с собой, что вызывало удивление окружающих. Однажды в Воркуте Константинов на собаках добирался по тундре до лагеря экспедиции, проводником был один пожилой политзаключенный. Он как бы невзначай спросил Алексея Владимировича: «А Вы все-таки из старых русских?» Испугавшись, что вдруг это «подсадной», Алексей ответил ему: «Нет, мой отец был простой рабочий». «Да, да, – продолжал проводник, – теперь все говорят, что из рабочих, а я вот горжусь, что я не из рабочих». Немало было подобных случаев, когда его внешность, манеры говорили за себя, и было трудно «играть под пролетария».

 

В то же время он переживал, что не мог встречаться с сестрами. Впервые в Таллинн в 1957 году он приехал, можно сказать, инкогнито. На пенсию вышел в 58 лет. Ему бы работать и работать, но он устал бояться. Незадолго до того, когда он возглавил отдел аэрофотосъемки, кто-то из парткома вдруг объявил на собрании: «А я слышал, что вы работали до революции приказчиком в магазине и владеете немецким». Смешно было доказывать, что до революции он был подростком и учился, и никак не мог работать в магазине, а немецкий учил только в училище, и то малое забыл за ненадобностью. Он принял решение уйти на «заслуженный» отдых – на пенсию. Своими руками Алексей Владимирович построил небольшую дачу в Токсово. Она стояла на пригорке и выглядела аккуратненько, как кукольный домик. Уезжая из Ленинграда, он продал ее совсем дешево одному «уважаемому профессору».

 

Общаясь с родственниками в те годы, он все еще оставался идейным коммунистом, стараясь подчеркивать это. Только позже, живя уже в Таллинне, в конце 1980-х годов, когда были перебои с продуктами и для ветеранов партии были свои магазины, какой-то старик, уставший стоять в очереди, брюзжал: «50 лет прошло, а жратвы все еще не хватает», Алексея Владимировича прорвало: «А я 70 лет терплю и стою». Впервые он не побоялся сказать правду. Позже, в беседах с родственниками, он понемногу начал делиться своими размышлениями. Например, когда в Эстонии в оборот вошли свои деньги, Алексей Владимирович сказал: «Может быть, маленькое государство сумеет вести разумную политику, и не будет губить свой народ, как это делалось в России. Знаете, я иногда вспоминаю свою жизнь с самого начала и думаю, что с самого начала советского строя велась политика планомерного истребления интеллигенции, людей думающих и грамотных. Уже тогда это втихаря называли геноцидом русского народа. Простые люди искренне верили в светлые идеи, я их не осуждал никогда. Ведь в принципе идеи коммунизма не были плохими, многое взято было почти из библии. Но к власти пришли люди коварные и хитрые, им нужна была власть ради собственной власти, истребление христианства было их целью. Я работал честно, и, конечно, мог еще долго приносить пользу, но я устал всю жизнь бояться…»

 

В 1924 году Алексей Владимирович встретился с братом Евгением, а потом и с Василием. Они постоянно поддерживали связь, хотя порой с большими промежутками, а Евгений каким-то образом имел связь с родителями, он им даже пару раз посылал деньги и фотографии. Родители узнали, что Алексей женился, уже из России они получили его, а также снимки Василия с детьми и женой. Особенно любил Алексей выезжать с Женей за город, там можно было говорить обо всем, никто не слышал.

 

Евгений старался все вспомнить, какие погоны носил их отец, какие имел награды, но тогда мальчики не очень-то обращали на это внимание. Также скромно относился к своим наградам и Алексей Владимирович, для него только звание «Почетного железнодорожника» имело особое значение. Скончался Алексей Владимирович Константинов в 1993 году.

 

 

 

 

 

 

 

 

Павел Владимирович Константинов (фото 1936 г.). Публикуется впервые

 

 

Павел родился в 1903 году в Волосово. В возрасте 25 лет он построил дом в Тойле и женился. Детей долго не было, только в 1936 году родился сын Алексей. Огромное трудолюбие и никому непонятная гордость выделяли его из среды селян, вызывая зависть и неприятие. Его называли гордецом, когда после удачного улова он не оставался со всеми выпить, а шел домой к семье. Он вообще редко выпивал, и не с каждым. В 1942 году Тойла была занята немцами Павла по наводке недоброжелателей арестовали и расстреляли как коммуниста. Справка об этом, полученная из сельсовета, позже помогла сестрам получить разрешение на проживание в Таллинне. Однако в 1993 году стало известно, что он бежал и был расстрелян советскими солдатами вместе с «лесными братьями». Их останки перенесли на кладбище и захоронили. Сейчас там, на братских захоронениях, установлены плиты с именами расстрелянных. А «стукач», некий Черницкий, после своих «подвигов» при немцах сбежал в Канаду. Старые жители рассказывали сыну Павла Алексею, что поводом для мести послужило то, что Павел отказался выпить вместе с Черницким и советскими солдатами, назвав предателя лизоблюдом.

 

 

 

Поселок Тойла, дворец купца Г. Елисеева (1930-е гг.)

 

 

Жена Павла – Альма, была болезненной, слабой женщиной, тяжелая работа была для нее непривычна. Но после смерти Павла, в советское время, она вынуждена была работать в колхозе, где вконец подорвала свое здоровье и умерла в 1949 году. Алексея забрала тетка матери – жадная эстонка, мечтавшая завладеть домом, в котором жил Алексей. Впоследствии он выгнал тетку, но прежде она поломала ему жизнь. Во-первых, не сообщила сестрам о смерти Альмы, те узнали от общих знакомых. Александра тут же поехала в Тойлу, чтобы забрать Алексея в Таллинн, но тетка даже не впустила ее в дом и настроила мальчика против русских родственников. Александра хотела отправить его в Ленинград к брату Алексею, тот не имел своих детей и выучил бы племянника, дав все возможное, так как мальчонка был очень толковый и самостоятельный.

 

Позже, когда Алексей учился в ремесленном училище в Таллинне, он сам нашел родственников и приходил по выходным в гости. После училища, вернувшись в Тойлу, он был призван в армию, а после службы работал водителем грузовика. В отца трудолюбивый и с определенным гонором, он всего хотел достичь только сам. Женился он в 1960 году в возрасте 24 лет, на Линде, которая вместе с родителями была выслана в Сибирь и вернулась в Тойлу только с больной матерью.

 

 

Сын Павла Владимировича Константинова Алексей с женой Линдой Хансовной (фото 1960 г.).

Публикуется впервые

 

Жили они в доме Алекса (так на эстонский лад звали его односельчане). Родились дети: в 1963 году Рауль, в 1968 году дочь Эха. Алекс начал строить более просторный, шикарный, двухэтажный дом, который тоже у многих вызывал зависть. Строил он своими руками. Помогал и друг.

 

Дом был под крышей, оставалась внутренняя отделка, как пришла беда: окончив работу, повез своего друга домой на мотоцикле. Перед поездкой еще заставил друга как следует закрепить шлем, и, надевая свой, приговаривал: «Кивер должен быть как следует застегнут». На обратном пути, въезжая на горку, в свете фар вдруг появился вилявший в стороны велосипедист. Резко затормозившего Алекса выбросило из седла мотоцикла на траву.

 

И надо же было случиться, что единственный в той траве белый камушек вдавился под плотно застегнутый кивер, наступила мгновенная смерть. Его гроб односельчане несли на руках два километра, до самого кладбища, а сколько хорошего было сказано про этого очень трудолюбивого, всем готового помочь человека.

 

И без того болезненной жене Алексея пришлось одной заканчивать строительство дома, растить детей. Поначалу родственники помогали, как могли, и до сих пор сохранились теплые отношения. Рауль (ввиду большой безработицы на селе) работает часто то в Норвегии, то в Финляндии. Женат вторично, от первого брака дочь. Характером в отца – немногословный, скрытый даже для родных. Сестра Эха работает на рыбном комбинате начальником отдела кадров (теперь это называется директор персонала). Одинока.

 

 

 

 

Александра Владимировна Константинова (фото 1927 г.). Публикуется впервые

 

 

Дочь Александра родилась в 1906 году в Волосово. Она полностью посвятила свою жизнь родительской семье, а позже семье своей сестры. Красивая, властная и гордая женщина, уже с юных лет она стала опорой семьи. Училась в Нарве, в частной гимназии. Училась старательно, была аккуратисткой до конца жизни. В интернате, по воспоминаниям сооучениц, ее всегда ставили в пример за аккуратно заправленную кровать, за всегда чистые руки. Александра мечтала об университете, но не так просто было небогатым беженцам пойти учиться. Надо было работать и помогать семье, так как была Настя, о которой она заботилась всю жизнь. Приезжая из Нарвы на каникулы, она училась бухгалтерии у Зимина, а, закончив гимназию, сразу пошла работать на деревоотделочную фабрику «Fleming & Ko» бухгалтером. Там научилась делать сметы на окна, двери. Когда приходили заказчики, то своим глазам не верили, что эта молодая и красивая женщина та самая, с которой они говорили по телефону. Приходивший часто архитектор Кольк неоднократно ей говорил: «Это преступление, что такая красивая женщина и не замужем, какие чудесные были бы дети».

 

Но ради семьи она пожертвовала и своей личной жизнью. В юношеском возрасте она полюбила гимназиста Бориса, но родители увезли его во Францию. Он умолял ее ехать с ними, но она не смогла бросить мать и сестру. Борис писал ей из Нанта, Марселя и даже приезжал за ней через год, но она прекратила с ним даже переписку. Она любила его до конца жизни, и перед смертью просила положить ей под подушку его первое письмо и фотографию. Сколько бы за ней не пытались ухаживать, она была верна себе и оставалась неприступной. Работала она много, несмотря на безработицу в Эстонии, кроме фабрики вела бухгалтерию еще в двух магазинах. Жила вместе с матерью, братьями Дмитрием и Адрианом, а также с сестрой Настей в большой 5-комнатной квартире, обставленной мебелью, сделанной на заказ, которую, к сожалению, пришлось оставить, покидая в 1943 году Таллинн. Может, не столько боялись наступавших советских войск, сколько из-за Насти, которая переживала за уже живущую в Германии (тогда еще в районе ВартегауГнезене) сестру Валечку. Позднее Александра не раз жалела, что послушала тогда Настю, так как впоследствии вся тяжесть новых потерь и испытаний легла на ее плечи. Ее жизнь уже до конца дней принадлежала семье Валечки, связав воедино оставшихся вместе сестер.

 

 

Скончалась Александра Владимировна в 1981 году.

 

Николай (Коленька – так называли его сестры, а родители называли его Ники) родился в 1907 году. Ему было всего 12 лет, когда его не стало. Кем бы стал этот мальчуган? Он обладал незаурядными способностями художника, особенно удавались ему портреты. К сожалению, несколько последних, долгие годы сохранявшихся у сестер портретов, пропали во время Второй Мировой войны, в результате очередного переселения семьи, вновь уходящей от Советов. Мы заострили внимание на рисунках Коленьки потому, что его самым любимым занятием поначалу было срисовывать с открыток портреты Романовых, которых в доме было очень много, правда, одевал он их в свои придуманные одежды. Однажды, по рассказам его старшей сестры Анастасии, Коля, срисовывая очередной портрет Александра I, вдруг спросил отца: «А почему царь так похож на тебя?». Вместо отца ответила мать:

 

«Ты папу все время видишь, вот и нарисовал папу, а царь на твоей открытке мало похож на себя». Коля расплакался и разорвал рисунок. Скончался он в Нарве в 1919 году от дизентерии.

 

 

 

Адриан Владимирович Константинов (фото 1939 г.). Публикуется впервые

 

 

 

Адриан, или Адя (как называли его братья и сестры), родился 26 сентября 1909 года в Волосово. Когда ему исполнилось 10 лет, Адя с родителями попал в Эстонию в 1919 году. дриан все-таки закончил в гимназию – сначала учился в Нарве, потом в Ревеле. С.П. Зимин, муж Марии, сначала во время школьных каникул приучал Адю к столярному мастерству, а потом устроил его работать на деревоотделочную фабрику «Fleming & Ko» столяром-краснодеревщиком. Надо было помогать семье, так как в то нелегкое время в Эстонии, чтобы достойно прожить, надо было немало трудиться. Отец уже не мог работать, да и ничего по его специальности не было, и возраст за 60.

 

Надо сказать, что Адриан внешне выглядел как господин, одевался очень изысканно. Ростом он был выше всех братьев – 187 см. Очень часто хозяин фабрики, где он работал, посылал его к заказчикам на дом обговаривать заказы, и когда Адя входил в дом, ему говорили: «Ну, зачем же вы сами пришли, могли бы послать рабочего». Заказчики принимали его за самого хозяина. Мастером краснодеревщиком он был классным, принимал и частные заказы, потому и деньги у него водились.

 

В 1942 году он удрал в Швецию из немецкой тюрьмы. А предыстория такова: в 1941 году советские войска вошли в Эстонию, и Адриана как русского специалиста по дереву отправили в Москву, чтобы познакомить с самолетостроением, так как выпускавшаяся на фабрике Лютера многослойная фанера представляла большую ценность, и из нее планировалось изготавливать в Таллинне детали для военной авиации. А когда пришли немцы, то какая-то отвергнутая им «доброжелательница» донесла на него, как пособника Советам. Отсидел он пару месяцев, сестре Александре удалось закрутить голову одному немецкому офицеру, и тот устроил побег Аде, помог переправиться в Швецию. Здесь он встретился со своей будущей женой Варварой Пормейстер. Перед началом войны она была послана в Лондон на головное предприятие для усовершенствования: в то время она работала секретаршей у старого фабриканта Лютера. Варвара, православная эстонка из Тарту, происходила из учительской семьи, после гимназии закончила учительские курсы, снимала комнату у Вали, там и познакомилась с Адей. Варвара не красавица, слишком высокого для женщины роста (178 см), влюбилась в Адю настолько, что готова была покончить с собой, если он на ней не женится. Адриан женился, и прожили они вместе до смерти. Из Швеции в 1951 году они переехали в Канаду. Там они оба очень много работали – Адя днем плотником на постройках, жена вечерами ходила убирать в богатые дома, так как дома росла дочка. Но уже в 1954 году Адя купил себе нуждающийся в большом ремонте дом. 9-комнатный двухэтажный особняк размещался посреди двух зеленых улиц в Торонто. Кто бы не заходил в их дом, говорил: «Вы живете, как помещик». В аренду был взят еще и трехэтажный дом, в котором сдавались меблированные комнаты, обслуживали оба дома сами, и это было их доходом, позволявшим жить более свободно. 

Адриан Владимирович и Александра Владимировна Константиновы (фото 1931 г.).

Публикуется впервые

 

Но тогда Адриану и в голову не приходило, что его любимый старший брат Митюха жил совсем недалеко, в Канаде. В 1957 году, через дочь одной таллиннской знакомой, которая работала в Красном Кресте в Швеции, родственникам удалось найти адрес Адриана. Примерно раз в 9 месяцев он стал посылать родственникам в Таллине кое-что из одежды для каждого, и по мелочам на продажу. Это было для сестер огромной помощью, благодаря чему и они стали на ноги. Когда в 1964 году у него был обнаружен рак прямой кишки, оправившись после первой операции, немедленно стал звать сестру Александру в гости. Продажей от дополнительных посылок была оплачена дорога (билет на самолет стоил тогда 899 рублей, для тех лет сумма очень большая). Адриан был бы рад приехать сам, но после операции еще не окреп, а видеть сестру (они были похожи друг на друга, их многие считали близнецами, и до войны они были очень дружными, их часто видели вместе на прогулках) ему очень хотелось.

 

 

 

 

 

 

Константиновы. Стоят слева направо: Александра Владимировна, Дмитрий Владимирович, Адриан Владимирович, сидят слева направо: Зимин (муж Марии Владимировны), Леонила (дочь Марии Владимировны) и Мария Владимировна (фото 1926 г.). Публикуется впервые

 

 

 

Когда сестра Александра в 1965 году навещала его в Канаде, Адриан сказал ей: «Я целовал каждую строчку ваших писем, я был на седьмом небе. И больше всех благодарен тебе, Шура, что ты не оставила Настю и заботилась о ней». И еще: «Что-то все таки наш отец скрывал, скажи – откуда у нас тяга к роскоши и хорошим вещам, а потом эта гордость. Вот и ты, Шура, словно не из Советского Союза приехала, а из Европы. Я же видел, какие приезжают к здешним эстонцам их родственники, как и прежде «из-под сохи», какие-то запуганные и все время плачутся, как им трудно жить».

 

 

 

Марика-Труди Виквейр (дочь Адриана Владимировича Константинова) с мужем (Торонто, 1995 г.).

Публикуется впервые

 

Ей он признался: «Знаешь, иногда ложусь спать и кажется, что утром проснусь и все кончится, и я снова буду дома». Но ему не суждено было побывать в Эстонии. В 1967 году в Монреале была выставка, он поехал туда с женой, хотя уже чувствовал себя плохо. Писал родственникам в Эстонию: «Был в советском павильоне, наелся блинов, какие пекла только мама, посмотрел на себя в зеркало и сказал: «Эх, парень, больше ты их никогда не поешь». 24 мая следующего, 1968 года, он умер.

 

Остались дочь Марика-Труди, родившаяся в Швеции в 1949 году, да жена, толком ничего без него не умевшая. Дочь вышла замуж. Дома продали почти задаром. Муж дочки обманул, лишил их и последнего полдома, и почти все промотал. У Марики двое взрослых очень хороших сыновей, старший – Микаэль женился в 2005 году. Марика снова вышла замуж, на этот раз очень удачно, но от прежней роскоши, что была при отце, – не осталось и следа. Переехав в Канаду, Адриан поменял фамилию на Кент, так как ему надоело, как он объяснил, словно оправдываясь, в банках и других учреждениях по буквам произносить свою фамилию. А жена все же не выполнила его просьбу высечь хоть на памятнике «Константинов».

 

 

 

 

 

 

 

 

Валентина Владимировна Константинова (в замужестве Вебер, фото 1943 г.).

Публикуется впервые

 

 

Последняя дочь в семье Константиновых – Валентина родилась в 1914 году тоже в Волосово. Однако год рождения, вероятно, напутан: скорее всего, 1913 год, исходя из того, что Насте было 15 лет, когда родилась Валя. Как потом Екатерина Алексеевна говорила: «Для нее даже не нашлось подходящего имени» – почему-то ни сестрам, ни матери это имя не нравилось. Кокетка и вертушка, она училась неважно. Хотела танцевать. Валю отдали в балетную школу к Т.Г. Литвиновой, но без идеального слуха мир танца немыслим, а у нее он отсутствовал. Да и платить за учебу было трудно. В это время ученица Анны Павловой Тамара Бек набирала юных балерин в свою труппу для балетной школы в Бразилии, но никто из домашних не рискнул отпустить 15-летнюю девочку так далеко. Валентина обучилась парикмахерскому делу и до замужества работала мужским парикмахером.

 

Обаятельная, обладавшая хорошим вкусом, она не знала отбоя от клиентов и поклонников. Однако замуж вышла в 1933 году и, возможно, не очень удачно. Муж Курт Вебер, сын владельца винных погребов, умершего в 1927 году, коммерсант, любил жить на широкую ногу. Вечно пребывая в долгах, жена с родившимся в 1934 году сыном Фредом нередко столовалась у родителей. В 1939 году они уехали в Германию (последствия пакта Молотова-Риббентропа). В 1944 году в Познани родилась дочь Эрика. Курт, знавший несколько языков, был переводчиком в тылу – в детстве у него был туберкулез кости руки, та осталась короче, и к строевой службе он не был годен. После войны перебрались обратно в Таллинн, но здесь жизнь не задалась. Вот почему Настя так стремилась к сестре на помощь. Скончалась Валентина Владимировна в 2004 году в Таллинне.

 

Жизнь к 1940-м годам раскидала Константиновых. Во время войны в Таллинне остались лишь сестры Александра, Анастасия и Валентина. Но в самом конце 1943 года последними пароходами, под бомбами с советских самолетов, вместе с последними оставшимися здесь прибалтийскими немцами, элитой эстонской интеллигенции (врачами, юристами, профессурой) сестры покинули Таллинн.

 

Будучи уже в Германии (вернее, на бывших польских землях) сестры оказались вновь перед выбором. Фронт стремительно приближался, русские наступали, долго раздумывать было некогда. Если хотели спастись, то надо было перебираться на Запад. Но поезда были переполнены, царила суматоха, все складывалось для них неудачно. Могла уехать или только одна Валя с детьми (на это она, конечно, не решилась), или была возможность занять только два места (им это тоже не хотелось).

 

Так и не удалось перебраться на Запад – через пару дней в Гнезен вошли советские войска. Валентина уничтожила все документы мужа, сказав, что он эстонец, и что их насильно вывезли немцы. Сестер отправили назад в Эстонию. Сохранились лишь семейные драгоценности, благодаря тому, что Анастасии удалось спрятать в протезе.

 

 

 

Валентина Владимировна с сыном Фредом и дочерью Эрикой (фото 1948 г.).

Публикуется впервые

 

 

В начале июля сестры Константиновы прибыли в Таллинн. Разрешение на жительство в Таллинне им не хотели давать, вот когда пригодилась полученная Александрой справка, что брат Павел расстрелян фашистами. Сестер с детьми поселили в подвальной комнатке 10 кв. м, рядом были сараи и бегали большие крысы. Здесь они прожили до 1951 года. Говорить о всех перипетиях тех лет, которые выпали на долю этих много переживших женщин, трудно. В третий раз приходилось начинать с нуля. И надо отдать должное, что эти неизбалованные жизнью женщины, из дворянского рода, одни подняли детей, создали уют и домашний очаг, который всегда притягивал к себе знакомых и родственников.

 

 

 

Только благодаря выдержанности Александры и ее умению ладить со всеми, удалось избежать многих неприятностей, например репрессий 1949 года, когда тысячи ни в чем неповинных жителей Эстонии высылались в Сибирь. Не будь постоянно рядом Александры, то Валин длинный язык, спесивость и неуравновешенность могли бы принести немало неприятностей. Родственники вспоминали, что она пошла в бывшую квартиру Константиновых по улице Вильмси, чтобы из подвала забрать детские книги сына, но ее прогнали как собаку, приговаривая: «Ах, вы еще не в Сибири, так мы позаботимся». Конечно, в ответ она наговорила столько, что случилось чудо – ее не увезли сразу. В той квартире, обставленной мебелью, приобретенной когда-то Константиновыми, жила семья офицера. Когда Александра с племянницей Эрикой ходила в магазин, они проходили обычно мимо этого дома. Через занавеску, оставшуюся еще с довоенных времен, можно было видеть и абажур в гостиной, и буфет у стены, стоявший на том же месте, где и до войны. Можно себе представить, какой болью это все отдавалось в душе Александры, но она не подавала виду и не сеяла ненависть. Она только раз сказала: «На чужом горе счастья не построишь». Ее слова были пророческими. Соседи рассказывали, что этот офицер застрелился после того, как его бросила жена. А за год до этого утонул в реке Пирита их 12-летний сын.

 

Александра вновь стала главным добытчиков средств на жизнь. Вместе с бывшим фабрикантом Полищуком она создала маленькую артель «Эстотекстиль», которая шила детское белье на отходах производства. Эта артель дала начало существующей до сих пор фабрике «Текстиль», где всю свою жизнь до ухода на пенсию (с 1948 по 1983 год) Валентина проработала в отделе технического контроля. А Александру, благодаря длинному языку сестры в 1950 году выгнали, как политически неблагонадежную. С трудом она устроилась на работу в Торгмортранс бухгалтером, где дослужившись до должности главного бухгалтера, проработала до весны 1980 года. Александра была награждена грамотой министра Морфлота СССР (этой чести удостоилось всего несколько человек в Эстонии), а местных грамот и благодарностей не счесть. Валентина за свою многолетнюю работу так же награждалась всякими грамотами, значками и медалями, которые, принося домой, бросала в угол. Сестры считали, что это не повод для восторга или гордости.

 

 

 

Правнук К.И. Константинова – Фред Вебер, сын Валентины Владимировны (фото 1974 г.). Публикуется впервые

 

 

В Советской Эстонии Константиновы чувствовали себя свободно, были друзья, знакомые, но мало с кем делились мыслями и настроениями. Конечно же, не все нравилось, но они были благодарны стране, приютившей их. Любовь Константиновых к русской культуре была несоизмерима ни с чем. При каждом удобном случае Александра, а она была очень начитанной и знавшей русскую историю, рассказывала племянникам о прошлом России без лжи и приукрашивания, зачастую критикуя ошибки дома Романовых. Она предвидела крах той системы, которую породила революция. «Кровопролитие не может бесконечно продолжаться, – говорила она, – Россия должна возродиться, даже если 100 лет пройдет, но это произойдет. История государства русского не закончится на советской власти, и мы еще узнаем правду, как все было». Она верила в новую Россию. Уже в 1979 году она говорила: «Началась агония власти, которая продлится не более 10 лет». Она ошиблась на пару лет.

 

Эрика, племянница Александры Владимировны, жившая долгие годы бок о бок с теткой в Таллинне, вспоминает: «Она не верила, что русские, живущие за рубежом, могут быть счастливы вдали от России. Порой мне казалось, что семейную правду она знала в большем объеме, чем показывала. Меня поражало порой, что она так хорошо знала историю дома Романовых, чувствовалось, что она интересовалась ею, но почему больше, чем обычный человек, если она не знала, что связана чем-то с этим домом? На мой однажды заданный ей вопрос она ответила так:

 

«Я ведь тоже ходила в школу и знаю – это были такие же люди, как мы, со своими ошибками, чувствами, умели любить, среди них немало было незаслуженно оскорбленных. Рамки власти делали многих из их рода несчастными, они не могли поступать так, как велело сердце. Но столько русской крови ими не было пролито, как пришедшими к власти красными, которые боялись даже их тени, боялись, что народ рано или поздно вспомнит о царе, и потому надо было уничтожить всех Романовых». Она не верила в то, как считали многие, что Ленин отомстил за своего брата, что причина только в этом.

 

Это говорилось мне еще в те годы, когда за каждое такое высказывание можно было схлопотать во много раз больше сказанных слов. Мне, 10-летнему ребенку, было понятно, что услышанное мною нельзя было расплескать, это стоило бы всем… Я знала одно, что надо любить людей, если они этого стоят, и прощать, и уходить в сторону от недостойных. Правда могла царить только дома в семье. Все воспоминания, сохранившиеся в нашей семье, были проникнуты одним – сознанием страшной ошибки истории с последующим красным террором, а всякие террор и насилие вызывают только ненависть у порядочных людей».

 

 

 

Праправнук К.И. Константинова – Владимир Фредович Вебер с женой Ларисой (фото 1985 г.).

Публикуется

впервые

 

Э.К. Вебер, многие годы по крупицам собиравшей воспоминания своих родственников, удалось восстановить историю семьи Константиновых. Она утверждает: «В том, что Владимир Константинович – это сын К.И. Константинова, я не сомневаюсь, так как даже в детях его сына наблюдается какоето внешнее сходство. Только Василий и Мария унаследовали от Рутковской карие глаза. Упорный и организаторский характер Алексея Владимировича сродни ученому Константинову. Дети могли достичь многого, не попади они в круговорот исторических событий тех лет. А частые непонятные намеки самого отца, ощущения незримо присутствующей тайны – все это не без основания передалось детям.

 

Да и талант певицы Клары-Анны де Лоран присутствовал в генах многих Константиновых и Лишиных. Похоже, что и она из довольно знатной семьи.

 

Но, дело даже не в этом. Самое главное – это сознание того, что Константиновы не от «конюха и прачки», а образованные и на редкость порядочные люди. Ведь и в те времена не все дворяне были порядочными…»

 

В настоящее время в Москве живет праправнук К.И. Константинова – Владимир Фредович Вебер. У него семья – двое сыновей.

 

В.Ф. Вебер многое делает для увековечивания памяти своего знаменитого предка: он собрал сведения о своих родственниках (Константиновых–Лишиных), сформировал Константиновский комитет, организовал раскопки на месте захоронения Константинова– Лишиных в селе Нивное, благодаря его стараниям рядом с церковью построена часовня и установлен памятный знак.

 

 

 

Школа гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, в которой в 1833–1849 гг. служил ротным к