Виталий Черенцов
Посиделки на Мглинщине. Часть2
(продолжение, начало см. Часть 1 или в книге «Мглинчане вспоминают…»)
Читатель, по-видимому, соскучился без моих бабушек – Яковлевны и Марьи. Почему их долго не было? Да болели обе… Кишечный и свиной грипп, радикулит… И откуда они только берутся эти «хваробы»? Скоро пасха, и уже пахнет в воздухе весной... Ну и настроение у моих бабушек понемножку улучшается. Встретились они, как всегда, у колодца…
– Ну, давай поздаровкаемся, Марьюшка. Ну, што новага у тябе? Штой-то ты так падпирязалась? Чи балела?
– Ды ничога, усё па-стараму, акрамя здаровья, хваробы адна за другой… И аткуль яны бяруцца? Нидавна радикулит хватив, так нагинацца ще трудна… Тольки шчас трошки аклемалась.
– Так и я тож… Ну, Бог дасть да лета датяним, скоро паска…
– А як будим празнавать?
– Дык штось сгатуем…
– Нада пабачить, што куплять. Я нидавна схапилась, а муки мала и алейну тож нада пляшку купить, а расчины у кагой-та нада пазычить, у мяне на рожство кончилась.
– Пойдём в хату и там пагаманим, ветер халодный, яшче прадметь нас у наших кухвайках. Ой, гляди, гляди, шпаки на кокатах бярёзы… Прилятели, хоть и холадна… а жыды па кустам снують, як шумашеччие… пачуяли вясну, иш який кигал падняли…
– А я пазавчоры бачила и чярнагуза на лугу… вясна прийшла…
Яковлевна и Марья пошли в хатёнку, что стояла поодаль…
– Чимся тябе угастить? А давай папьём узвару пакуль тёплый, вон на загнетки в глёчку стоить, ни пагрэбуй, ён у мяне из груш. Помнишь, якие вкусные летам были груши дули? Я их досушивала па осени на чарэни.
Бачишь, як холадна в хате? Не абшалёвана хата и загавалина па осени толкам тырсой ни засыпана, у маяго усё руки ни даходять, у яго усё рыбалка на вуме, да бязглуздый ён и валацюга. Як-та стала яму гаварить пра етот раскардаш, а ён став лаицца, всхапився и убёг из хаты… Так и хатела яму выспячча дать. Вон гною набралось в пуни, так ета, кажить: «ни маё дела». Другий раз набузуваецца в стельку, взилаб пугу ды отхлистала. А вон, гляди, усё разваливаецца: у пуни шулы похилились, у акне шибку вставить новую некали, хвортка балтаецца, прясла и пагрэбня развалились, лутки в хате нада красить… гидка на усё глядеть.
Да сымай ты хусту, патяплела в хате, я цельную бярэму дров спалила…
Ну, а як твой-то?
– А кали твярёзы, то ничога, а кали пьяный, то розума нима и мужчинскага дела тож нима. Позавчёра даймав: прасив траячку на бутэлку, а я кажу: «трясца табе и ражна, а ни траячку». А ён усёж перехапив у кагой-та, прийшов на карачках, калоши штанов мокрыя, видать нажлуктився пива с самагонкай, набгом напився из кадки вады и лёг спать.Так я яго чуть качулкай па патылицы ни агрела. Правда, праспавши, казав, што думаить куплять на ярмалки падсвинка и яще чегой-та абещав сделать, ну як всигда апасля пьянки. Ета ён к таму, што, сала пашти нима, а ета яго любимая закусь, в цебре тольки куски подчярёвка да масалыги на халадец… А чим кармить таго падсвинка? Субари да шаройки нямного осталась и леташняя бульба ёсть…
Ой, падивись, падивись, прусак побёг…
– Дык яны пад масницами моста живуть, а шчас к вясне выпалзають… клопат, няхай живуть.
– А штой-то у тябе в макитре?
– Да саракваша, думаю сгатавать тварог к паске.
– А-а…А мая карова сёлята яловая, летась ни пагуляла…
– А чагой-та так?
– А хто ж яго знаить…
– Ой, Марья, хапить нам пра пьяниц наших… А хто к табе на паску приедить?
– Унучка абещалась, а дачка прибалела.
– Ну, ладна, я пайду, сустремся на паску, пака…
Как и обещалась, Яковлевна пришла на Пасху к Марье.
– Ну, давай, Марьюшка, пахристосуемся… Христос васкрес…
– Ваистину васкрес…
– Учора глядела па телику службу у Маскве, у главнам саборе… красива…
– А я тольки паглядела паначалу и заснула. Нима церкви близка, а так бы схадили.
– Ну, давай разгавляцца… Навбитки сыграем?.. О, я выграла!
– Ну, бяри кусочик паски… Ой, давай папярёд памолимся…
– Госпади, прасти, Госпади, памилуй…
– Плоха, што больши мы с табой ни яких малитв ни знаим…
– Ничога, Бог прастить…
– Ну што, па рюмки?..
– Крэпка, правда? Ета леташняя, а сёлята мой ще не гнав.
– Цвет такий красивый… отчаго?
– Так я дабавляла краснай паречки…
– А-а… красива и вкусна, даж самагонам ни ваняить.
– Бяри-ка халадец и накладай бульбачку, яна у мяне сёлята такая сопкая, я сварила цельную бальшую махотку… накладай, накладай…
– Так ще па рюмки?
– Пробуй-ка тваражок… да бяри поболе… бачишь, у мяне яго цельная махотка коптарам палучилась из той саракваши, што была в макитри…
– А куды твой-то падивався? Такий день, а яго нима…
– Дык пайшов на рыбалку, кажить: «у нас пайшла платва, а разгавеемся там, на речке».
– Яка ж сычас рыбалка? Тольки пазавчоры бачила крыги на Варонусе…
– А мой к брательнику паехав, ну и «нахристосуются» яны таматьки пакуль пар из галянищ ни пайдёть… Госпади, прасти маю душу грешную… А иде унучка твая?
– Дык спить ще, поздна приехала… Спрашивала пра етот, як яго, тернет, у нас. Каму ён нужён тутатьки етот тернет? Казала, што у ней ёсть який-та свой блок, ну я ничога ни поняла. Чтой-та яны там усё пишуть…
– Слухай, Яковлевна, вот сёння паска… усе гаманять и мы тож: «Христос васкрес…» А кто яго бачив? Никому ён пакуль и нигде ни трапився…
– …Никому ён и ни трапицца, ён, кажуть, на небе…
– Ой, слухай, наши рыбаки, кажись, приехали, щас будуть их сгружать…
– Ну, давай яще па маленькай, и я пайду…
– Таперича на Духов день, можеть, сабярёмся, кали ни памрём, пака…
– Пака…
(Продолжение последует, но когда – не знаю).
Апрель, 2013 год, Таллинн, Эстония
