Борьба жителей Стародубья и казаков Малороссии с всевластием польской шляхты

Социально-экономическое положение населения Стародубщины и Малороссии в первой половине XVIIвека

Как уже отмечалось, по мирному договору с Речью Посполитой 1618 года в польское подданство перешли Стародуб, Почеп, Трубчевск, Попова Гора, Погар, Мглин и ряд других поселений. Все они были включены польским правительством в состав Стародубского повета Смоленского воеводства, которым распоряжался сам королевич Владислав, приглашённый в 1611 году боярами на московский престол.

Однако земли, доставшиеся Речи Посполитой в 1618 г., были очень сильно разорены. Например, Мглин полякам удалось отстроить только в 1620-х годах. Тем не менее, поляки принялись энергично заселять доставшуюся им область, привлекая сюда переселенцев обещаниями разного рода льгот. Такая политика имела успех, и за время польского владычества в Северской земле возникло около 300 новых поселений. Социально-экономическому развитию региона. способствовали благоприятные природные условия, богатые лесные массивы, водные ресурсы (реки Ипуть, Судость). Большое значение имело то, что города Стародубья, как между собой, так и с близлежащими российскими и польскими городами были издавна связаны торговыми путями.

В начале 1620 года королевские комиссары провели ревизию вновь приобретенных Польшей замков и распределили земельные наделы между переехавшими в наши края польскими шляхтичами.

Известно, что в начале 1620 г. были присланы в Стародуб польские комиссары «для отбирания замков северских от Москвы, так теж и для ревизования прав от людей стану духовного, яко и дворян, сынов боярских, яко зачим хто всякие добра ойчизние и поместя держит». Такими комиссарами в Стародуб были назначены Балтазар Стравинский, староста мозырский, и Войцех Глембоцкий, королевский секретарь.

Польское правительство в широких масштабах проводило колонизацию Северского края. Земли раздавались как литовским и русским феодалам, ставшим на службу Речи Посполитой, так и многочисленным мелким польским шляхтичам, прибывшим на Стародубщину в надежде получить здесь подходящий земельный участок. Поляки, нахлынувшие в Стародубщину, по праву победителей захватили в свои руки разные селища и пустоши, в том числе и такие, которые имели ранее русских хозяев.

Например, право на владение и отстройку местных земель в окрестностях Стародуба получили от короля польские магнаты Николай Абрамович (который владел также Мглином и округой), Александр Пясочинский. Ян Куницкий, Кшиштоф Фащ и другие шляхтичи.

Польская щляхта составляла привилегированное сословие в Речи Посполитой. Она была сильно проникнута корпоративным духом, чувством сословной солидарности и энергично отстаивала свои сословные интересы, которые часто находились в противоречии с интересами других сословий. Экономической основой господствующего положения шляхты была феодальная собственность на землю. Взаимоотношения между разными слоями шляхты основывались на принципах иерархии. Доступ в сословие шляхты был возможен только в исключительных случаях за большие заслуги.

В Великом княжестве Литовском основная масса мелких владельцев в XIII-первой половины XVI в. называлась боярами. Впервые бояре были названы шляхтой в Городельском привилее 1413 г. Тогдашний состав шляхты в Литве был неоднороден: одни по владению крупными наследственными имениями были почти магнатами (с XV в. звались панами), другие по своему имущественному положению почти не отличались от крестьян.

В 1476 году король Казимир Ягеллонович в русских землях Литвы ввел устройство, заимствованное из Польши. Были установлены чины воевод, каштелянов, старост. По польскому образцу вольные города, местечки, села раздавались старостам в пожизненное владение, что неизбежно убивало древнее вечевое общинное самоуправление. То был первый шаг к тесному сближению русского дворянства с польскими обычаями и нравами, которое привело его к совершенному ополячиванию и к разделению с остальным народом. Русские паны также стали для русского народа вполне чужими и власть их получила вид как бы иноземного и иноверного порабощения. 

Рембрандт. Польский шляхтич, 1637 год

Шляхта освобождалась от всех государственных повинностей, за исключением платежа поземельной подати, получила исключительное право занимать должности воевод, каштелянов, судей, подкомориев и др. Шляхта обладала собственностью, иммунитетом, имела судебную власть над крестьянами. Формой организации шляхты был сеймик — собрание всей шляхты, принадлежавшей к одной и той же местной общине, как к одному общественному целому.

Будучи парламентским институтом, сеймики также исполняли функцию органов местного самоуправления, представлявшими собой основную форму реализации политических интересов шляхты, постоянно добивавшейся расширения их полномочий. С формальной и идеологической точки зрения все представители шляхты были равны, хотя на практике решающую роль в управлении государством играла немногочисленная группа крупнейших землевладельцев — магнатов. Особенно сильно влияние магнатов было в Великом княжестве Литовском. Постепенно мелкая и даже средняя шляхта оказалась зависима от магнатов, так как без их поддержки не могла добиться назначения на должности и улучшения своего экономического положения. По мере расширения влияния магнатов сеймиковая политическая культура приходила в упадок, виной чему была слабость государственного аппарата и особенно отсутствие влияния центральной власти на регионы.

Польская шляхта изначально была исключительно воинским сословием, сумевшим со временем утвердить право на выборную монархию. Сложные отношения между монархией и шляхтой, а также далеко идущие привилегии шляхты стали одной из основных причин упадка Речи Посполитой в XVIII веке. Чтобы издать новый закон, установить новый налог или созвать земское ополчение («посполитое рушанье»), король обязан был обращаться за разрешением к шляхетским сеймикам. Вместе с тем шляхта приобрела ещё раньше важные привилегии, гарантировавшие имущественную и личную неприкосновенность шляхтича.

В Речи Посполитой XVI—XVIII веков шляхта занимала господствующее положение. При слабости королевской власти страна была по сути шляхетской республикой. Право свободного запрета (либерум вето) на сейме рассматривалось как одно из важнейших прав шляхты и содействовало шляхетской анархии, которая усилилась во второй половине XVII-первой половине XVIII века. В то время как российское дворянство не превышало 1 % населения, в Речи Посполитой ко времени её раздела шляхта составляла 8-10 %, доходя в отдельных районах до 20 %.

После Люблинской унии 1569 года шляхта стала всевластным хозяином в государстве, и осталась таким хозяином до конца существования Речи Посполитой. Она законодательствовала, судила, избирала королей, оберегала государство от врагов, вела войны, заключала мирные договоры и т. п. Не  только  политическая  и  социальная  организация  Польши  была шляхетскою, — шляхетское  миросозерцание   господствовало   безраздельно   и   в умственной жизни страны.

Знатный малороссийский шляхтич

Польское право предоставляло шляхте абсолютную власть над подданными. Не только не было никаких правил, которые бы определяли отношения подчиненности крестьянина, но шляхтич мог, по произволу, казнить его смертью, не давая никому отчета.

Даже всякий шляхтич, убивший простолюдина, вовсе ему не принадлежащего, чаще всего оставался без наказания, потому что для обвинения его требовались такие условия, какие редко могли встретиться.

Свидетельство современников показывает, что в конце XVI и первой половине XVII века безусловное господство панов над хлопами привело последних к самому горькому быту. Иезуит Скарга, фанатический враг православия и русской народности, говорил, что на всем земном шаре не найдется государства, где бы так обходились с земледельцами как в Польше. «Владелец или королевский староста не только отнимает у бедного хлопа все, что он зарабатывает, но и убивает его самого, когда захочет и как захочет, и никто не скажет ему за это дурного слова». Со времени унии пан готов был поступать безжалостнее с русским крестьянином, чуждым ему и по языку, и по вере.

В то же время в шляхте и дворянстве Речи Посполитой распространилась чрезмерная роскошь и мотовство, требовавшие огромных издержек. По описанию жившего тогда в Польше француза Боплана, обыкновенный обед в знатном польском доме превышал званые столы во Франции. Серебряная и вызолоченная посуда, множество кушаний, иноземные вина, в то время дорогие, музыка при столе и толпы служителей составляли условия тогдашнего обеда. Такая же расточительность господствовала в одежде.

Бережливость считалась постыдной – за хороший тон в доме принималось, когда лакеи вытирали сальные тарелки рукавами господских кунтушей, вышитых золотом по драгоценному бархату.

Польский хронист Шимон Старовольский (1588-1656) дал яркое бытоописание нравов польских панов и шляхты своего времени: «В прежние времена короли хаживали в бараньих тулупах, а теперь кучер покрывает себе тулуп красной материей, хочет отличиться от простого народа, чтоб не заметили на нем овчины. Прежде, бывало, шляхтич ездил простым возом, редко когда в колебке на цепях, а теперь катит шестернею в коче, обитом шелковой тканью с серебряными украшениями. Прежде, бывало, пили доброе домашнее пиво, а теперь не то что погреба — и конюшни пропахли венгерским. Прежде, бывало, четырехлетнего венгерского бочка в сто гарнцев стоила десять злотых, а теперь за бочку в шестьдесят гарнцев платят по 150, по 200, по 400 злотых и дороже того. Все деньги идут на заморские вина, на сахарные сласти, на пирожные и паштеты, а на выкуп пленных и на охранение отечества у нас денег нет. От сенатора до ремесленника все пропивают свое состояние, потом входят в неоплатные долги. Никто не хочет жить трудом, всяк норовит захватить чужое; легко достается оно, легко и спускается; всяк только о том думает, чтобы поразмашистее покутить; заработки убогих людей, содранные с их слезами, иногда со шкурою, истребляют они, как гарпии или саранча: одна особа съедает в один день столько, сколько множество бедняков заработают в долгое время, все идет в дырявый мешок — брюхо. Смеются над поляками, что у них пух верно имеет такое свойство, что на нем могут спать спокойно (не мучаясь совестью)».

Ян Матейко. Карл X Густав и Шимон Старовольский (справа).

Знатный пан считал обязанностью держать при своем дворе толпу ничего не делающих шляхтичей, а жена его такую же толпу шляхтянок. Таких дармоедов в ином доме было по несколько тысяч. Все это падало на крестьянский класс. «Крестьяне в Польше, — пишет Старовольский, — мучаются, как в чистилище, в тo время, когда господа их блаженствуют, как в раю.»

Кроме обыкновенной панщины, зависевшей от произвола пана, «хлоп» был обременен различными работами. Помещик брал у него в дворовую службу детей, не облегчая повинностей семейства; сверх того, крестьянин был обложен поборами: три раза в год, перед пасхою, пятидесятницей и рождеством он должен был давать так называемый осып, то есть несколько четвериков лебного зерна, несколько пар каплунов, кур, гусей; со всего имущества: с быков, лошадей, свиней, овец, меда и плодов, должен был отдавать десятую часть и, кроме того, каждый улей в его пчельнике был подвергнут пошлине под именем очкового, каждый вол пошлине под названием рогатого; за право ловить рыбу платил он ставщину, за право пасти скот — спасное, за право собирать желуди — желудное, за ловлю рыбы и зверей — десятину, за помол муки — сухомельщину и т.п.

Крестьянам не дозволялось не только приготовлять у себя в домах напитки, но даже покупать в ином месте, кроме панской корчмы, отданной обыкновенно жиду на аренду, а там продавали хлопам такое пиво, мед и горилку, что и скот пить не станет; «а если — говорит Старовольский, — хлоп не захочет отравляться этой бурдой, то пан велит нести ее к нему во двор, а там хоть в навоз выливай, а заплати за нее».

Если у пана случится какая-нибудь радость, то подданным его – печаль: надобно давать поздравительное. Если пан владеет местечком, то торговцы должны были в таком случае нести ему материи, мясник — мясо, корчмари — напитки. По деревням хлопы должны были давать «стацию» его гайдукам и казакам. Едет ли пан на сеймик или на богомолье, или на свадьбу к соседу — на его подданных налагается всегда какая-нибудь новая тягость. Куда ни проедет пан со своим своевольным оршаком (свитой), там истинное наказание для бедного хлопа –  панские слуги шляхетского происхождения портят на полях хлеб, забирают у хлопа кур, баранов, масло, колбасы, «а пойдет хлоп жаловаться пану, — говорит Старовольский, — так его за то по ушам отшлепают, зачем беспокоить его милость, тем более, что сам пан привык поступать как его слуги. Наберет у купца товаров, сделает ремесленнику заказ — и тому и другому не платит».

В королевских имениях, управляемых старостами или же управителями, положение хлопов было еще хуже, хотя закон предоставлял им право жаловаться на злоупотребления; никто не смел жаловаться, потому что обвиняемый будет всегда прав, а хлоп виноват. «В судах у нас,— говорит Старовольский — завелись неслыханные поборы, подкупы; наши войты, лавники, бурмистры — все подкупны, а о доносчиках, которые подводят невинных людей в беду, и говорить нечего. Поймают богатого, запутают и засадят в тюрьму, да и тянут с него подарки и взятки».

Если же найдется такой смельчак, что не покорится и не оставит иска, так его убьют или утопят, а имущество его отдадут другим, угодникам панским. Убитого обвинят — будто он бунтовщик, хотел бежать в опришки (бродяги), на границе воровство держал и т. п. И не мудрено было поступать таким образом старостам, когда привилегию на староство выхлопотать стоило дороже, чем приносимый староством годовой доход.

«Много,— замечает Старовольский,— толкуют у нас о турецком рабстве: но это касается только военнопленных, а не тех, которые, живя под турецкой властью, занимаются земледелием или торговлей. Они, заплативши годовую дань, свободны, как у нас не свободен ни один шляхтич. В Турции никакой паша не может последнему мужику сделать того, что делается в наших местечках и селениях. У нас в том только и свобода, что вольно делать всякому, что вздумается; и от этого выходит, что бедный и слабый делается невольником богатого и сильного. Любой азиатский деспот не замучит во всю жизнь столько людей, сколько их замучат в один год в свободной Речи Посполитой».

Но ничто так не тяготило и не оскорбляло русского народа Стародубщины, как власть иудеев. Не умея или не желая управлять лично имениями, паны отдавали как родовые, так и коронные имения, обыкновенно жидам, с полным правом панского господства над хлопами, а сами или жили и веселились в своих палацах, или уезжали за границу и там выказывали перед иноземцами блеск польской аристократии. Отдавать имения в аренду казалось так выгодным, что число иудеев-арендаторов увеличивалось все более и более, и южная Русь очутилась под их властью. Жиды вымышляли новые поборы, какие только могли прийти в голову коростолюбивой расчетливости.

Польский жид

И тут-то не было предела истязаниям над рабочей силой и духовной жизнью хлопа. Кроме всевозможнейших проявлений произвола, иудеи, пользуясь унижением православной религии, брали в аренды церкви, налагали пошлины за крещение младенцев («дудки»), за венчание («поемщина»), за погребение и, наконец, вообще за всякое богослужение; кроме того, и умышленно издевались над религией.

Жид обыкновенно требовал с хлопа еще больше того, сколько было назначено: и если крестьянин не мог заплатить, то дитя оставалось некрещеным несколько лет, нередко и умирало без таинства, а молодые люди принуждены были сходиться между собой без венчания.  Кроме того, имущество, жизнь крестьянина, честь и жизнь жены и детей находились в безотчетном распоряжении жида арендатора. Жид, принимая в аренду имение, получал от владельца право судить крестьян, брать с них денежные пени и казнить смертью. Даже римско-католические священники, при всей своей нетерпимости к ненавистной дляних «схизме», возражали против передачи русского народа во власть иудеев.

В 1625 году малороссийские казаки отправили своих депутатов на сейм с требованием признать законными православных священнослужителей, удалить униатов от церквей и церковных имений, уничтожить всякие стеснительные постановления против казаков и не ограничивать их числа. Они указывали, что повсюду отнимают у православных церкви, тянут в суды православных под разными предлогами, отдаляют их от цеховых ремесел, сажают в тюрьмы и бьют священников; жаловались, что православные дети вырастают без крещения, люди живут без венчания и отходят от мира без исповеди и  причащения.

Кроме безграничного произвола старосты или жида-подстаросты, в коронных имениях Стародубья свирепствовали жолнеры (солдаты), которые тогда отличались буйствами и своеволием.

Польский жолнер

Наш жолнер — говорит Старовольский — не знает ни веры, ни отечества: получит от Речи Посполитой жалованье и пропьет его в один вечер, а потом достанет себе платье, упряжь и продовольствие от убогих людей, награбит у них всякой всячины и везет в обоз, а там раскинет палатку и продает награбленное, потом кричит на гетмана, жалуется, требует, чтобы войско отпустили на гиберны (зимовые квартиры), получает жалованье по четвертям и не помнит того, что получил не в зачет за четверг. Жолнеры составляют конфедерации, расписывают самовольно квартиры, собирают на себя королевские доходы и таким образом тот, кто обязан защищать отечество, делается его разорителем. На войну ли идут жолнеры — обдирают бедных людей; с войны возвращаются — то же самое; одна хоругвь придет в село, грабить его, за ней другая, третья, и нет такого села, где бы не перебывало тридцать, сорок хоругвей. Люди плачут, кричат, разбегаются.

Следствием беспощадной эксплуатации крестьянских хозяйств Стародубщины было их разорение и упадок. Крестьянские наделы сократились; уменьшилось количество крестьянского скота, и крестьянам приходилось пользоваться панским скотом за дополнительные повинности. Увеличилось число малоземельных и безземельных крестьян, вынужденных наниматься в батраки на крайне тяжелых для них условиях.

Безграничная власть панов над их «подданными» подтверждалась многими сеймовыми постановлениями. Шляхта продавала или дарила своих хлопов, распоряжалась их наследством, имела над ними неограниченную судебную власть. Паны обладали так называемым правом меча, т. е. правом жизни и смерти по отношению к своим хлопам. Против панского гнета крестьяне защищались всеми средствами. Они бежали от своих панов, отказывались выполнять повинности, убивали своих угнетателей. Несмотря на то что шляхта располагала сильным аппаратом принуждения, часто вспыхивали крестьянские волнения. Упадок техники, разорение крестьян, обострение классовой борьбы и непрерывные войны этого периода подорвали и панское хозяйство.

Организация жизни городского населения Стародубья

Города Стародубья, отошедшие в 1618 г. от России к Польше, в социально- экономическом отношении, естественно, оказались в орбите порядков, господствовавших в то время в Речи Посполитой. Учитывая их пограничность и желая привлечь в них торговое и ремесленное население, польская администрация «на вечные часы» ввела в Стародубе, Мглине, Погаре и Почепе магдебургское право. В середине XVII в. эти города имели важное промышленно-торговое и фортификационное значение и введение в них магдебургского права способствовало их социально – экономическому развитию.

По Магдебургскому праву города Стародубья получили развитое самоуправление, осуществляемое выборными членами магистратов и ратуш, свой суд, право земельной собственности, а также все необходимые атрибуты городской власти – гербы и печати.

Суть нового самоуправления сводилась к тому, что горожане не обязаны были подчиняться никакому другому суду, кроме избираемого из их же среды суда магистрата. Если представитель не городского сословия приобретал себе в городе дом и землю, он также был обязан подчиняться магистрату. Работой магистрата и жизнью в городе руководил войт, избираемый горожанами.

Согласно Магдебургскому праву экономическая деятельность, имущественные права, общественно-политическая жизнь и сословное состояние горожан регулировались собственной системой юридических норм, что соответствовало роли городов как центров производства и денежно-товарного обмена.

Жители городов, получивших Магдебургское право, освобождались от феодальных повинностей, от суда и власти воевод, старост и других государственных служащих. Они выполняли как общегосударственные повинности, так и те, что определяла городская власть. Магдебургское право освобождало город не только от судебной, но и от административной власти собственника, на земле которого этот город находился. Мещане освобождались от всех повинностей в пользу собственника. Из общегосударственных повинностей главной была военная. С введением Магдебурского права отменялась также деятельность местного права.

Городское мещанство переводилось в отдельное общественное сословие, имевшее свои органы самоуправления. Таким органом в крупных городах был городской совет (магистрат), состоящий из двух коллегий - рады (радцы, советники) и лавы (лавники, заседатели), которых избирало мещанское население. Во главе рады стоял бурмистр, а во главе лавы – войт.

Войтовская власть составляла существеннейшую и важнейшую часть муниципального управления. Все живущие в городе должны были повиноваться во всем войту; ему же принадлежала власть судебная, хотя приговоров он не мог постановлять без совещания с присяжными. Ввиду того, что государственные должности в Польше, в том числе и войтовство, могли отчуждаться посредством дара или купли, многие богатые города воспользовались этим и рано скупили войтовство; все права войта перешли, таким образом, к городской общине.

В тех городах, которым это удалось, на первый план выступает рада. Рада в польских и литовско-русских городах не была строго разграничена от лавы, т. е. коллегии присяжных (лавников). Обыкновенно та и другая разумелись под именем магистрата, причем лаве поручалась судебная власть, раде — заведование текущими делами и управление городом.

Магистрат, как правило, размещался в отдельном здании – Ратуше. В Ратуше проходили заседания лавы и рады, тут работали служащие лица самоуправления, находился привилей, изданный Великим князем на получение магдебургского права, и печать.

Ратуша Магдебурга

Магистратом управляли бургмистр и войт. Кроме них, в магистрате действовали и другие служебные лица – писарь, полицейские, ревизоры. Писарь присутствовал на заседаниях обеих коллегий магистрата, вёл записи во всех магистратских книгах, выдавал выписки из решений магистрата, копии магистратских документов. Полицейские отвечали за порядок в городе или местечке. Они собирали налоги в казну самоуправления, следили за исполнением правил торговли, пожарной опасности, рассматривали бытовые споры между жителями и наказывали их за мелкие правонарушения. Важной функцией полицейских считалась проверка качества всех пищевых продуктов, которые привозились на рынок в тот или другой город. Ревизоры следили за тем, как формируются доходы данного самоуправления, и как они применяются.

Стародуб получил магдебургское право от польского короля Сигизмунда III   в 1620 году, а Мглин и Погар – в 1626.

Мглинская Ратуша, сзади купола Воздвиженской церкви. Фото начала XX ст.

Неизменной деталью преамбулы в каждом привилее на Магдебургское право присутствовало заверение о желании город «в мере лепшой поставити», способствовать росту населения, а также установить в нем справедливость и порядок. Выдача привилеев городам, установление их правового статуса преследовало цель оградить горожан от своеволия шляхты и великокняжеской администрации, на  что неоднократно жаловались города.

Рада во главе с бурмистрами должна была собираться в ратуше «не менее одного раза в неделю, либо столько, сколько потребуется». Предметом обсуждения на этих заседаниях должны были служить общие интересы города, «умножение общего блага», предупреждение ущерба, решение возникших тяжб, установление мер к предупреждению дороговизны на продукты питания. Магдебургское право также обязывало раду принимать нужные меры для предупреждения в городе раздоров, «защищать вдов и сирот», искоренить азартные игры (карты, кости и др.). Раде должны были быть «во всем послушны все ремесленники города». Те из них, кто нарушал устав цеха, подлежали наказанию, которое определяла рада.

Очевидно, что круг деятельности рады был весьма обширен, но главное место отводилось функциям исполнительной и судебной власти. Рада строго следила за тем, чтобы торговля велась только на рынке и категорически запрещала торговлю на улицах и в домах. Защиту городского рынка от частновладельческих торговцев рада города нередко осуществляла путем репрессий против ремесленников и торговцев, находившихся под властью отдельных феодалов. Рада запрещала им вести торговлю и изгоняла с рынка. По предписанию рады разрушались лавки, построенные на городском рынке частновладельческими горожанами. Отстаивание и расширение привилегий города отражало стремление рады закрепить сословные позиции горожан.

Наряду с судебными функциями рада несла ответственность как административный и распорядительный орган. Она наблюдала за ведением торговли, изготовлением и продажей продуктов пекарями, мясниками, рыбаками, солодовниками. Рада устанавливала цены на хлеб, единые меры продажи зерна на рынке. Она осуществляла сбор налогов и поборов, организацию выборов и отчетности городского самоуправления, ведала городскими доходами и земельными участками, устанавливала нормы и правила внутригородской жизни, назначала и освобождала мещан от выполнения тех или иных обязанностей в качестве должностных лиц.

О начале торговли возвещала вывешенная над воротами рынка «торговая хоруговка». Первое право покупки продуктов и сырья для ремесленного производства предоставлялось ремесленным мастерам. До тех пор, пока они не произведут нужные закупки, никто не имел права под угрозой конфискации приобретать эти товары. Например, солодовники имели право первых покупателей зерна, кузнецы – закупки угля, скорняки – меха и т.д. Вместе с тем рада запрещала закупать нужные для ремесла товары в количестве, превышавшем производственные нужды мастера. Таким путем она стремилась не допустить спекуляции продовольствием и сырьем, в которых города всегда остро нуждались.

Столь же ревностно следила рада за сохранением земельных участков, принадлежавших городу. Каждая попытка шляхты посягнуть на эти земли встречала сопротивление. Распределение участков, передача их во владение, по наследству, купля и продажа производились только с разрешения рады. Каждый такой акт заносился в книгу рады с обязательным указанием, что за полученный или приобретенный участок горожанин обязан нести установленные повинности и поборы в пользу города. Помимо регулярных ежегодных налогов, шедших в казну, горожанам приходилось нести расходы на постой воинских отрядов, расположившихся в городе.

Сложной обязанностью рады был сбор налогов и поборов. Ее выполняли специально назначаемые лица. Не было более трудной и порой опасной обязанности, чем обязанность сборщика налогов. Если, например, для вызова мещанина на суд рады достаточно было «слуге мескому» написать на стене дома адресата мелом извещение о дне явки, то сборщик налога столь простым способом выполнить свою обязанность не мог. В раду он обязан был явиться, собрав определенную сумму денег, которая заранее подсчитывалась.

Собирая поборы, формируя бюджет города, рада по истечении срока своих полномочий, длившихся обычно год, представляла отчет. Для выслушивания отчета собирался весь состав рады. Процедура отчета носила название «слухание личбы». После утверждения отчета войтом города функции рады считались законченными.

В деятельность рады входили заботы о благоустройстве города, безопасности его жителей. Последнее обеспечивалось главным образом судебными средствами. Сурово карались воровство, поджоги, даже мелкая кража. Постановление предусматривало ряд мер по благоустройству города и обеспечению безопасности. К первым относился запрет пасти скот у городской крепости, установление побора с каждого жилого участка для ремонта дорог, городских укреплений, предписание, чтобы в каждом доме был построен дымоход. В противопожарных целях постановление обязывало горожан соблюдать осторожность, «беря огонь у соседа», в каждом доме иметь всегда запас воды, очищать дымоходы от сажи.

Главной причиной конфликтов горожан с радой были непрерывные денежные поборы. Рада нередко совершала их незаконно, измышляя поборы, не предусмотренные ни сеймовыми решениями, ни грамотами, данными городу, ни городским правом. Нередко рада изобличалась в присвоении служащими «грошей» из городского бюджета.

Способ назначения войта был не везде одинаков. Войт избирался горожанами и утверждался королем, ему помогали лавники - пожизненные присяжные (судьи уголовных дел), бургмистры, сборщики налогов и доходов, а также лица, занимавшиеся гражданскими делами. Лава, в которую входило 20 лавников, выполняла судебные функции, а также она была судом по криминальным делам. Рада распоряжалась собственностью города (или местечка), управляла местной полицией, следила за торговлей и выполняла некоторые функции по управлению местным хозяйством.

Войт с лавниками и бурмистр с радцами могли судить не только своих мещан, но и приезжих купцов в их спорах и столкновениях с местными обывателями. Им были подсудны люди и за тяжкие уголовные преступления (увечья, насилия, убийства и т. п.).

Мещане, как сословие, получили важные льготы относительно промыслов и торговли. Всякий мещанин имел право свободно курить горелку, варить пиво и мед, делать солод и торговать даже привозными винами. Эта привилегия была самой важной и существенной, за нее городское население держалось очень крепко и лишилось ее только в начале XIX столетия. За эти привилегии мещане несли известные денежные поборы. В Стародубе по грамоте 1620 года всякий мещанин с каждого напитка уплачивал по 2 «таляра». Кроме того, с дома и огорода — по 15 грошей, с каждого морга земли — по 3 гроша литовских.

От польского короля те же стародубцы получили ряд важных привилегий, за которые держались вплоть до XIX века: в Стародубе в день святого Юрия Римского позволялась ярмарка; всем горожанам разрешалось заниматься винокурением и торговать вином за небольшую налоговую пошлину.

Горожане обязаны были свой хлеб молоть за определенную плату на казенных мельницах, участвовать в ремонте мельниц материалами и рабочей силой. Жители города несли определенные военные повинности, принимали участие в обороне города. Граждане покупали себе порох и разное оружие, вместе с замковым урядом заботились об исправном содержании валов, рвов, окопов, несли подводную и почтовую повинность. Сторожевой службы горожане не несли (кроме ближайшей, возле самого города), но зато являлись ежегодно на смотр перед городским и замковым начальством.

С течением времени права граждан, путем внесения в грамоту поправок, постепенно сокращались. Так, в Стародубе грамотою 1620 года разрешалось мещанам города выбрать войта из собственной среды, необходимо было только утверждение его в должности королем. Но уже грамота 1625 года значительно изменила этот порядок. Власть войта перестала быть выборной, войтом обязательно становился староста (католик) — начальник местного военного гарнизона. Мотивировалось это нововведение тем, что, при существовании двух отдельных властей — военной и гражданской — оборона Стародубского замка не могла бы выполняться удовлетворительно. По грамоте 1625 года бурмистры, радцы и лавники должны были избираться из среды горожан, сведущих в Магдебургеком праве, но обязательно из католиков или униатов.

Очевидно, что Польское правительство не вполне доверяло местному русскому православному населению и старалось опереться на католицизм. Допуская к управлению городом исключительно католиков, поляки нарушали принцип религиозной свободы и терпимости, подрывали идею свободы выборов – почти все городское население исповедовало православную веру, а своими представителями должно было выбирать католиков.

Кроме того, назначая войтом старосту, польское правительство устраивало такое смешение военной и гражданской властей, которое должно было уничтожать саму суть магдебургского права, стремившегося к отделению гражданского уряда от военного.

В результате проведенной управленческой реформы в первой половине XVII века происходит дальнейшее развитие городов Стародубья. Совершенствуются ремесла, промыслы, торговля и, как следствие, углубляется социальное расслоение городского населения. Дав мещанам юридические гарантии частной собственности, определенный экономический стимул, оно создавало благоприятные условия для хозяйственного развития города. Это ускоряло расслоение общества и формирование социальных слоев среди горожан.

В результате, городское население по правовому положению разделилось на три группы: магнатско-шляхетскую аристократию, торгово-ремесленную верхушку, и цеховиков (работных людей). Магнатско-шляхетская аристократия в составе магнатов и богатой шляхты продолжала контролировать городскую жизнь. В оппозиции к аристократии находилась торгово-ремесленная верхушка, в которую входили богатыекупцы и ремесленники, цеховые мастера. Аристократия старалась не допустить торгово-ремесленную верхушку в органы городского самоуправления.

Основную часть населения городов составляли работные люди, к которым принадлежали мелкие ремесленники, подмастерья, ученики, городская беднота. Это была наиболее эксплуатируемая часть городского населения. Кроме того, в городах Стародубья значительную часть населения составляли жолнеры (солдаты) и казаки.

Жители городов с самоуправлением, хотя и были юридически независимыми, однако оплачивали общегосударственные налоги и несли повинности, кроме тех налогов и повинностей, которые устанавливались городской властью. К последним относились: содержание городской администрации, предоставление квартир для постоя королевской стражи и т.д.

Все эти порядки были по-своему неплохи, но за ними скрывалось то, с чем не могли смириться стародубцы – поляки хотели сделать из них католиков. Напомним, что уже в 1625 году здесь предписывалось избирать в магистрат только католиков или униатов (христиан, сохранивших православную церковную службу, но подчинённых главе католиков Папе Римскому). Войта перестали избирать — его назначали польские власти также из числа поляков и католиков. Потом делопроизводство в магистрате перевели с русского языка на польский, а позже собирались перевести с польского на латинский. Наконец, поляки начали всячески издеваться над православными. Социальный, национальный и религиозный гнет, ограничения в правах вызывали резкий протест мещанства Стародубья и заложили основу для долгой и упорной борьбы за возвращение его прав.

Таким образом, в первой половине XVII века в Стародубье существовало три центра административной, судебной и экономической власти – городской (магистрат в лице бурмистра, радцев, войта и лавников), королевский (в лице воеводы, старосты и каштеляна) и церковный (в лице католических настоятелей монастырей и соборов). Такое гражданско-правовое устройство сохранялось на Стародубщине долго, почти до конца XVIII века.

К началу XVIII в. города Стародубья являлись не только развитыми экономическими центрами Левобережья, но и представляли собой важные стратегические пункты, имевшие действующие крепости. Самая слабоукрепленная крепость была в Мглине, который «…против других городовъ полку стародубовскаго и прочих на самомъ пограничу стоитъ и отъ неприятеля шведа весма ушковенъ».

Народ энергично выступал против польского владычества и религиозного притеснения. В 20-ые годы в Москву поступает несколько обращений от казачества и духовенства о необходимости воссоединения с Россией. В начале 30-х годов по Левобережью прокатывается несколько антипольских восстаний. Речь Посполитая по-прежнему не признавала законность царствования Михаила Федоровича, и на российский трон претендовал польский королевич Владислав.

Вместе с этими внешними формами нового устройства на жизнь Стародубья весьма существенное влияние оказывала церковная уния, которая постепенно стала завладевать всеми православными храмами. Польский король Сигизмунд III, ревностный поклонник унии, Проводил на всей территории Речи Посполитой ярую антиправославную политику. В насаждении унии правительство не останавливалось и перед применением силы. Духовным руководителем в этом выступал папа римский Урбан III. В послании к Сигизмунду III он писал: "...державный король, ты не должен удержаться от огня и меча. Пусть ересь чувствует, что ей нет пощады".

 

Якоб Трошель. Портрет Сигизмунда III Вазы, 1610-е годы.

Принятие в 1596 г. унии с римско-католической церковью существенно повлияло на политику Польши, проводимую на вновь перешедших в 1618 г. под ее власть земель Смоленщины и Стародубщины. Король Польши Сигизмунд III, горячий сторонник католичества, готов был на все, чтобы угодить римскому папе. Стремление польской политики к поглощению и полному слиянию вновь приобретенных земель Северщины с Польшей казалось недостижимым, если не поколебать православную веру русского народа. Поэтому в это время одной из наиболее острых проблем стало униженное положение русского населения Стародубья, которое попало в полную зависимости от католической польской шляхты.

Брестская уния 1596 г. была осуществлена чрезвычайно грамотно и с большим искусством. Не показывая явного намерения подчинить русских римско-католической церкви, ограничились только тем, что русские должны были признать спасительность римско-католического исповедания, со всем учением западной церкви, наравне с греческим, и почитать обряды западные такими же святыми, как и восточные; а римская церковь признавала святость всего, составляющего достояние восточного православия. Такова была видимая сущность унии.

Способ ее введения был также прикрыт завесой справедливости – будто церковь православная, в лице своих духовных представителей, добровольно предлагает братское соединение с западной церковью для блага всего христианства. Некоторых епископов «убедили» подписаться на бланках, на которых потом написали совсем не то, что им обещали, а будто они все желают признать первенство римского апостольского престола. Этот-то акт был утвержден папою, а потом поляки считали себя вправе употреблять всякие явные меры к уничтожению русской веры в русской земле, думая, что коренной закон соединения русских с поляками, как равных с равными и вольных с вольными, отнюдь не нарушен.

Унию выдумали только для простого народа – дворян предполагалось обратить прямо в католичество. И уже лет через тридцать после заключения унии французский инженер Боплан, служивший в Польше, писал: «Дворянство русское походит на польское и стыдится исповедовать иную веру, кроме римско-католической, которая с каждым днем приобретает себе новых приверженцев, несмотря на то, что все вельможи и князья ведут свой род от русских».

Многие русские дворяне, происходя от св. Владимира, или Гедимина, пользовались перед польским дворянством знатностью рода, обладая богатствами, принимали участие в государственном управлении и заседаниях сейма. Они свыклись с мыслью, что отечество их целая Речь Посполитая, а не присоединенные к ней смоленские и стародубские земли Московской Руси.

Приняв, по необходимости, польский язык, употребляемый при дворе и на сейме, они скоро переменили и веру, потому что эта перемена освобождала их от невыгодного взгляда на них римско-католического духовенства, открывала им дорогу к получению от польского короля староств, приобретению расположения двора и всеобщему одобрению шляхетского сословия.

Дети русских дворян, как и нынешних олигархов, учились за границей, в Австрии, во Франции, в Испании, Италии, а также во внутренних городах Речи Посполитой (Кракове, Львове, Ярославле), где иезуиты полностью контролировали процесс воспитания. Как только молодой дворянин прибывал в училище, на него, устремлялось всеобщее внимание; ему внушали отвращение к вере отцов его; описывали ее ересью; представляли догматы римско-католической церкви истинными, а обряды ее старались выставить в привлекательном виде. Молодые люди, возвращаясь на родину, смотрели на своих подданных не только как на презренных рабов, но и как на существо, отверженное Богом, лишенное облегчения своей горькой участи и за пределами гроба.

Поляки выгоняли и унижали православных служителей, намеренно лишали средств к образованию, дабы они не были в состоянии спорить с римско-католическими священниками и опровергать их. Более двадцати лет после введения унии, большая часть православных епископских кафедр оставалась незанятой; посвящение в православные иерархи было сопряжено с затруднениями. Дворяне видели вокруг себя католиков и униатов, которые были образованнее православных. Притом польские дворяне, с каждым годом, все более и более расселялись в присоединенных к Польше землях Руси.

Дворянин православной веры мог в своем имении или старостве построить церковь, монастырь, покровительствовать духовным, впрочем, с опасностью подвергнуться наезду какого-нибудь соседа, возбужденного католическим духовенством, ибо и совесть, как честь и жизнь хлопов, зависели от произвола пана.

Владельцы захватывали церковные имения, приписанные к тем храмам или обителям, которые находились на земле их вотчин или старосте; обращали насильно православные церкви в униатские. Нередко толпа шляхтичей, живших у пана, врывалась в монастырь, разгоняла и мучила иноков, принуждая к унии: их заключали в оковы, вырывали им волосы, томили голодом, иногда же топили и вешали.

В 1631 году в Стародуб прибыл представитель католического смоленского епископа и потребовал от местного православного духовенства признать верховенство Римского Папы. Получив отказ, католический эмиссар закрыл стародубские церкви, опечатал их двери, а наиболее горячего защитника православной веры, настоятеля Свято-Никольской церкви отца Исидора приказал заковать в железные цепи и посадить под замок до прибытия смоленского епископа в Стародуб. Католический епископ Леонтий Кривза ещё более жёстко принялся насаждать новую веру среди православных – людей били до тех пор, пока те не примут католичество, разрушали православные храмы, в 1635 г. в Стародуубе закрыли православный Спасский монастырь и открыли католический францисканский.

Тогда жиды, смекнув, что в новом порядке вещей можно для себя извлечь новые выгоды, убедили панов отдавать в их распоряжение, вместе с имениями, и церкви гонимого вероисповедания. Случалось, что православные церкви поляки сдавали в аренду иноверцам-евреям, и чтобы крестить ребёнка, обвенчать новобрачных, отпеть покойника, нужно было за особую плату просить открыть храм.Кроме того, за каждое богослужение они взимали с прихожан пошлину, не забывая при этом доказать всякого рода пренебрежение к религии, за которую некому было вступиться.

Часто люди, изнуренные работой и поборами, не в состоянии были платить, а священники, не получая содержания и притом терпя оскорбления от жидов, разбегались. Тогда приход приписывали к униатской церкви, а православная церковь, если не нужно было обращать ее в униатскую, уничтожалась, так вся святыня переходила в управление жидов. Римско-католические духовники подстрекали отдавать православные церкви на поругание, думая этим скорее склонить народ к унии. Естественно, что религиозные и национальные чувства жителей Стародубья и всей Северской земли были оскорблены, и ни что не могло удержать народ от выступлений. Издевательства шляхты, попытка искоренить православие унией с помощью смоленского епископа А.Квашнина-Золотого и многое другое подняло народ на борьбу против поляков.

Той силой, которой, со временем, суждено было стать во главе борьбы стародубцев за русскую народность против Польши, охранителем православной веры, проводником свободы, независимости и единения с Москвой, стало стародубское и малороссийское казачество, руководимое гетманом Богданом Хмельницким.

Стародубские казаки

Условия тревожной пограничной жизни северской земли требовали организации защиты границ. Поэтому польское правительство вынуждено было не только терпеть казацкие поселения в Северщине, но и сами организовывать отряды казаков. Для обороны городской земли король направил жителям «привилей стародубской казацкой хоругви», где им давались различные имущественные и правовые привилегии. Тем самым, сделав попытку сделать «мирных, оседлых, местных казаков» в количестве сотни («хорогви»), так называемых не реестровых казаков.

В тоже время города Стародубья продолжали пользоваться магдебургским правом и сохраняли магистратскую и ратушную (более ограниченную) систему городского самоуправления. Таким образом, в городах Стародубья в первой половине XVII в. сложилось своеобразное «двоевластие» – власть казачества с одной стороны и власть мещан – с другой.

Это было следствием того обстоятельства, что именно в этот период в городах Стародубья рельефно выделились два основных социальных слоя – казаки и мещане. Такое положение заложило целый ряд политических, экономических и социальных проблем, которые особенно ярко проявились в городах Стародубья.

Русские казаки впервые возникли еще в начале XVI века, когда Стародубье было в составе  Московского государства. Но это название в XVI веке ещё не ограничивалось значением военных людей. В это время на севере Московского государства были волостные и деревенские казаки, называвшиеся так в отличие от земских людей и не платившие, как они, тягла за землю. Волостные и деревенские казаки имели свои дворы, лошадей и скот и занимались промыслами и торговлей.

Таким образом, слово «казак» в XVI веке имело очень широкое значение и вообще выражало то, что иначе называли гулящим человеком, т.е. не связанным тяглом вольный, чаще бездомный работник.

С учащением и усилением татарских набегов развивалось и усиливалось, русское казачество. 1516 год обозначается историками как период уже значительной деятельности казаков. Обязанностью казаков было воевать с татарами, но они не были единственными воинами в крае.

Стародубское казачество было порубежной самой северной частью малороссийского казачества. Исторические моменты происхождения казаков, образования казачьих селений, традиции и нравы на данной земле стали основой формирования особого языка и самобытной культуры всего Стародубского региона, включая, в том числе, и Мглинский край. Стародубщина была своеобразным культурным и этнографическим «водоразделом» между великорусским и малорусским населением.

В IX-XII веках это было место “стыка” северян, радимичей и вятичей. Для того, чтобы определить особенности населения данного региона, которые отличают его как от великороссов, так и малороссов некоторые исследователи называли жителей Стародубщины литвинами. Так, в 1843 г. украинский автор “Словника украинской мовы” П. Белецкий-Новенко писал: «Литвин - житель и подданный Великого Княжества Литвы. Полтавские малороссияне называют литвинами всех жителей задесенских, говорящих белорусским "наречием"».

Сами себя литвины называли “казаками” и “русскими” и, как уже отмечалось, отделяли себя как от великорусского населения, называя их “москалями” и “кацапами”, так и от украинцев (“хохлов”). В документах филологической экспедиция в 1924 году зафиксирован такой разговор с жителем Новозыбковского повета:

— Кто вы такие? К какой нации принадлежите?

— Хто мы? Мы руськия.

— Какие русские? Великоруссы, что ли?

— Да не, якия мы там великарусы? Не, мы ня москали.

— Да кто же наконец?

— Мы — Литва, литвины. 

Отметим, что литвины – это не литовцы. Литвины – это подданные Великого Княжества Литовского или их потомки. Они имеют примерно такое же отношение к литовцам, как сегодняшние россияне к русским, т.е. все русские – россияне, но не все россияне - русские. Известный украинский историк Н. Костомаров считал, что жители правой стороны Десны, то есть Стародубщины, «образовали переходную народность между великороссиянами и малороссиянами».  

Интересно, что за право считать стародубских “литвинов” своими активно борются украинские и белорусские историки. Так белорусы поднимают на щит исследовательницу истории и языка Стародубщины нашу землячку, уроженку с. Рассуха  Марию Косич, издавшей в 1902 г. монографию "Литвины-белорусы Черниговской губернии, их быт и песни", в то время как современные украинские историки националистического толка подвергают ее исследования остракизму, заявляя, что литвины Стародубщины – это этнические украинцы, не имеющие к белорусам никакого отношения.

Но вот, к примеру, слова жительницы Рассухи из монографии Марии Косич: «Як остануся я сама сабе у дворе, да як ушибе мене охота, так уси песни перепею, так яны одна за другой и лезуть у голову, а далей, як узойде на ум вся моя горькая жисточка да бездолье, так я все пею и плачу, пею и плачу… до охоты наплачуся». Ясно, что это скорее старорусский (белорусский), чем украинский язык.

Описания местности, уклада жизни и быта населения края, его занятий, одежды, обрядов и обычаев, его верований, преданий и песен у Марии Косич настолько точны и полны, что являются энциклопедией жизни наших предков - литвинов, как она их называла. Ниже представлена диалектологическая карта 1914 г., на которой представлена область расселения литвинов, говорящих на одном диалекте, разделенная на две части – северо-восточную, включающую Смоленщину и Стародубье, и юго-западную, включающую большую часть нынешней Белоруссии.

Мария Косич считала, что все северные уезды Черниговской губернии (Суражский, Мглинский, Стародубский, Новозыбковский) по типу населения составляют, как бы переход от Малороссии к России и населены народом, который по характеру, по наружному виду и одежде отличается как от малоросса, так и от великоросса. В частности, М. Косич замечает: «литвин, как называют его соседи, с виду неповоротлив, движения его медлительны, ходит «як пень теряз колоду», не предприимчив, беспечен, но при нужде трудится много для своего пропитания…»

Таким образом, стародубские литвины XVII века – это «русское» население, которое вследствие замкнутого характера сельской жизни и благодаря проживанию вдалеке от политико-административных и промышленных центров сохранили свой специфический говор и русское самосознание, начиная со времен Древней Руси. Но уже к концу XIX века они стали относиться отрицательно к названию «литвины», считая его унизительным. Живя на периферии и в то же время на перекрестке формирования восточноевропейских народов, они называли себя «русскими» и категорически отмежевывались как от «кацапов» и «москалей» и их языка, так и от «хохлов» и их «мовы». Стародубцы стойко сохранили это «русское» самосознание до настоящего времени.

В XVIII в. Стародубщина была малороссийским регионом (хотя и не совсем типичным) и соответственно впитывала в себя весь колорит, менталитет, традиции и культуру, присущие Малороссии, а Брянск был городом великорусского типа. Так, например, у Стародубщины тесные культурно-политические связи с Брянском практически отсутствовали вплоть до XX века, несмотря на его близкое соседство. Стародубский край во всем был ориентирован на малороссийское политическое и культурное пространство, что проявлялось во многих аспектах жизни нашего региона. Это было объективно обусловлено сразу несколькими факторами. Так сложилось, что Стародубье еще со времен Киевской Руси, волей исторических судеб и в силу своего административного подчинения имело культурно-политические связи в основном с Малороссией и Смоленщиной, особенно в период с XVII по XX века, когда Стародубщина входила в состав Смоленского воеводства, а затем Гетманщины и Черниговской губернии. Соответственно, родственные связи большинства жителей Стародубщины и в первую очередь местной элиты уходили корнями тоже в Смоленщину и Малороссию. Поэтому, даже сегодня две части Брянщины - восточная и западная, имеют немало проявляющихся во множестве аспектов различий, обусловленных именно разностью культур, в орбите которых столетиями развивались эти две части ныне единого региона. Эти различия, кстати, нашли полное подтверждение на диалектологической карте 1914 г., представленной выше. Хотя, конечно, сегодня эти различия сгладились и не так заметны, как в былые времена.

Об особенности населения Стародубья  сообщпет также и  Никоновская летопись, указывая, что Новгород-Северское княжество населяли  так называемые северские или окраинские казаки, называемые «севрюками», которые жили во многих городах – Новгород-Северске, Чернигове, Стародубе, Рыльске, Путивле и пр.

Жители Северщины очень долго сохраняли особенности бытовой культуры и даже самоназвание «севрюки». Севрюки - это была достаточно мобильная этнокультурная группа, по военной организации и по знанию родной им Великой Степи, очень близкая казакам, они являлись типичными полукочевниками и полностью оседлого образа жизни не вели. Еще в середине XIX века славянофил Иван Аксаков уверенно писал: «Древняя Северия – не Малороссия». «Севрюки» к тому же носили бороды, что сближало их с русскими крестьянами – их восточными и северо-восточными соседями.

Территории, входящие в состав Стародубского повета, будучи в XVI-XVII вв. пограничьем между Речью Посполитой, Литвой, Малороссией и Россией, постоянно находились в состоянии войны и разбойничьих набегов. Военизированный образ жизни, как коренных, так и прибывших, служивых  жителей пограничья, объединённых общей задачей – выжить, привёл к тому, что казачество, стало наиболее лучшей и естественной формой для достижения этой цели.

Необходимость военной силы в пограничных городах побуждала правительство держать их жителей на военной ноге. Не будучи, таким образом, воинами, подобно казакам, мещане Стародубья несли сверх того повинности, соответственные мещанскому званию. Казаки же, как люди исключительно военного сословия, освобождались от всяких других повинностей, кроме военной. Что для казаков составляло привилегию, то для мещан было отягощением. Сверх того, города, кроме тягостей, положенных законом на мещанское сословие, терпели еще от произвола старост и воевод, и оттого мещане, особенно молодые и бедные, убегали самовольно в казаки. За ними и хлопы из селений стали также порываться в казачество и самовольно покидать свои тяглые обязанности. Из них-то образовалось другого рода казачество — вольное, не подчиненное существовавшему по закону управлению. Ядром такого вольного казачества сделалась Запорожская Сечь.

Первые организованные казачьи отряды на Стародубщине появились в середине XVI века, а термин "казак" на территории Стародубщины стал использоваться с начала XVI века, когда для усиления охраны русской границы с Литвой в северские пограничные крепости (Севск, Брянск, Новгород-Северский, Рыльск, Путивль, Стародуб, Почеп) из Москвы были направлены, так называемые, городовые казаки.

Само название казак — бесспорно, татарского происхождения, означающее по-татарски бродягу, вольного воина, наездника. По основании крымского ханства и по занятии ордами черноморских степей, татарские наездники стали беспокоить русских жителей обоих существовавших тогда государств — Московского и Литовского. Они отправлялись на военные подвиги по своей охоте, без приказания и часто без позволения своих старших. Таких называли «вольными» казаками.

Вот как о «вольных казаках» писал Н. И. Костомаров:

«Слово казак чисто татарское и означало сперва вольного бездомного бродягу, а потом и низший слой воинов, набранных из таких бродяг, в том же значении вольных бродячих удальцов. В глазах народа слово казак соединилось вообще со стремлением уйти от тягла, от подчинения власти, от государственного и общественного гнета, вообще от того строя жизни, который господствовал в тогдашнем быту. Издавна в характере русского народа образовалось такое качество, что когда русский человек был недоволен средою, в которой жил, то не собирал своих сил для противодействия, а бежал, искал себе нового отечества. <…>

Более смелые и удалые стремились вырваться совсем из прежней общественной среды и убежать или туда, где приходилось пользоваться большими льготами, как например в казаки украинных ( южных московских городов) или туда, где, где уже не было для них никаких государственных повинностей: таким притоном были степи. Там образовалось вольное казачество. От этого собирались разбойничьи шайки и называли себя казаками, а предводителей своих называли атаманами, да и само правительство называло их казаками, только воровскими. В глазах народа не было строгой черты между теми и другими».

Первое отчетливое упоминание о городовых казаках относится к 1502 г., когда Московский Великий князь Иван III приказывал княгине Рязанской Агрипине: «Твоим служилым людям и городовым Казакам быть всем на моей службе, а кто ослушается и пойдет самодурью на Дон в молодечество, их бы ты, Агрипина, велела казнити».

Вообще, русские летописи начинают замечать казаков только через полвека после изгнания их татарами с берегов Дона, т. е. с того времени, когда они, придя в себя на чужой земле, начали боевую службу князьям Рязанским и князьям Московским.

Служба городовых казаков с самого начала носила характер регулярный, а при Иване Грозном была полностью регламентирована специальным уставом, который четко отделял их от казаков «вольных» и донских и привязывал к общим интересам Московии. Из них «верстались» разные категории (типы) казаков: казаки - дети боярские, казаки - дворяне, казаки—помещики, казаки-однодворцы, казаки -полковые и казаки станичной сторожевой службы.

Поэтому городовых казаков не следует смешивать ни с запорожскими, ни с донскими, ни с другими «вольными» казаками. «Вольные» казаки были свободными людьми, добровольно или по обстоятельствам, составившими особые общины, ни от кого независимые и со своим управлением, городовые же казаки были учреждены как особый класс служилых людей не являющихся этнической общностью и находились от правительства в полной зависимости. В царствование Ивана IV они поступили в ведение Стрелецкого приказа и, наравне со стрельцами, составляли особый род русского войска, наряду с дворянами и детьми боярскими, которые находились в ведомстве Разрядов. Казаки жили в городах, имевших значение острогов и крепостей, и служивших передовой пограничной линией для отражения нападений кочевников. На территории Стародубья – это крепости Стародуб, Почеп, Погар, Новгород-Северский.

Таким образом, данная категория служилых людей набирались Стрелецким Приказом из холопов, мещан, обедневших дворян, «вольных» казаков, «охочих» людей и других групп населения. Московское правительство наделяло городовых казаков землей, снабжало оружием, порохом и свинцом.

Комплектовались городовые казаки призывом на службу целых казачьих отрядов с Мещеры, Северщины, Запорожья, Дона, Волги, Яика и Терека, а также и набором в их состав вольных «охочих людей» за поруками старослужилых казаков, что им «государева царева служба казачья служити въ рядъ съ казаки и живучи, имъ никакимъ воровствомъ не воровать, не красть, не разбивать, зернью не играть и корчмы не держать и лихимъ людямъ, татемъ и разбойникамъ къ нимъ не пріѣзжатьиникакоюворовскоюрухледьюнепромышлять, государюцарюнеизмѣнять, въКрымъ, въ Ногай, и въ Литву, и въ Нѣмцыинивъкоторыяордынеотъѣхатьисъгороданикуданесбѣжать». А случится что-либо изъ перечисленнаго с новоприборным, «и на насъ поручикахъ пеня и казни поручиковы головы въ его голову мѣсто»; ручалось обыкновенно 10 человек за одного круговой порукой, отмечая, «кто изъ насъ поручиковъ въ лицахъю' (то есть на лицо), на томъ пеня и порука».

Городовые казаки делились на сторожевых, пеших и конных, над которыми стояли «головы», атаманы, писари, сотники, есаулы, пятидесятники и десятники, выбиравшиеся сроком на один год. Со второй половины XVII века все городовое казачество южных и юго-западных городов Руси было уже устроено землями поместным порядком.

 

Городовые казаки несли гарнизонную, полицейскую и пограничную службу на укрепленных («засечных») линиях, преимущественно по южным и восточным границам Русского государства. Городовые казаки выступали на службу со своим оружием и запасами. Однако, сами по себе, городовые казаки были мало способны к хорошему несению военной службы, и поэтому на офицерские должности (от сотника и старше) у них обычно назначались дети боярские. Позднее казачьи атаманы и «головы», а также сторожевые казаки были приравнены к детям боярским.

Типы казаков XVIIстолетия

Управление всеми городовыми казаками, когда Стародубщина в XVI в. входила в состав  Московского государства,  находилось в ведении Стрелецкого Приказа. Стрелецкий Приказ набирал казаков на службу и отставлял от нее, выплачивая денежное жалованье, перемещал по службе из одного города в другой, назначал в походы и являлся для казаков высшей судебной инстанцией. Через Приказ проходило назначение начальствующих лиц над казаками (голов, сотников), которые во время службы у казаков также подчинялись Приказу.

Внутреннее устройство городовых казаков было таким же, как у городовых стрельцов. Казаки находились в «приборе» у своего головы, который и набирал их на службу. Казацкий голова непосредственно подчинялся городовому воеводе или осадному голове. Нормальный состав «прибора» исчислялся в 500 человек.

 «Приборы» делились на сотни, которые находились в «приказе» у сотников. Сотни в свою очередь подразделялись на полусотни (во главе с пятидесятниками) и десятки (во главе с десятниками). Права и обязанности должностных лиц городовых казаков соответствовали функциям таких же должностных лиц у стрельцов. Размещенные по городам казаки получали название того города, где были поселены. У казаков, поступивших на службу отрядами (станицами), сохранялись их выборные атаманы, подчинявшиеся казацкому голове или городовому воеводе.

За службу правительство расплачивалось с казаками денежным жалованьем и земельными наделами, поселяя их преимущественно в пограничных городах. Размещенные по городам казаки получали название того города, где были поселены.

Во время Русской Смуты (1605—1615) большинство городовых казаков Стародубщины активно выступило на стороне Лжедимитрия I и Лжедимитрия П. После избрания на московский престол Михаила Федоровича, многие из них ушли на Дон. Оставшиеся городовые казаки потеряли свой статус, растворившись в среде мещан и крестьян.

Дальнейшая история казачества на территории Стародубщины связана с ее пребыванием в составе Речи Посполитой, когда после подписания Деулинского перемирия в 1618 году Стародубье (территории современных Почепского, Погарского, Мглинского, Унечского, Стародубского, Суражского, Новозыбковского районов) отошло к Польше.

Земли Стародубского повета, доставшиеся Речи Посполитой по Деулинскому договору, были пограничными с Московским государством. Поляки принялись энергично заселять доставшуюся им область, привлекая сюда переселенцев обещаниями разного рода льгот. Такая политика имела успех, и за время польского владычества в Северской земле новые крестьянские поселения росли как грибы.

Историк Стародубщины и краевед В.Д. Бабодей в исследовании «Гетманщина на Украине» пишет, что поляки, получив Стародубщину, стали укреплять её города, предполагая использовать их в качестве крепостей при потенциальных конфликтах с Москвой. Такими крепостями были Стародуб, Почеп, Мглин Погар, которые в Польше именовали замками. А крестьян, нанятых для защиты города – замковой прислугой. В 1620 году замковой прислуги в Стародубе было не более двух десятков человек. Несколькими годами позже её количество возросло уже до сотни. Поляки оригинальностью в названиях не отличались, и новое военное формирование было названо казацкой хоругвью (сотней). В состав хоругви нанимали  местных жителей, имевших своих коней.

Так на территории Стародубского повета были образованы четыре казацкие хоругви: Стародубская — 100 всадников, Почепская — 50 всадников, Мглинская — 100 всадников, Трубчевская — 30 всадников. Во главе хоругви стоял ротмистр, каждая хоругвь имела свое знамя. В привилее Сигизмунда III Стародубской сотне (хоругви) указывалось: "Позволяем им иметь хоругвь особую красную с крестом голубым, которая должна быть в дозоре...". Мглинская и другие хоругви отличалась от стародубской только цветом креста.

Стародубская «хорогва» – голубой крест на красном поле – развивалась уже в 1410 г. во время Грюнвальдской битвы, в которой польские и литовско-русские рати, а также татарское ополчение, наголову разгромили тевтонов. Как писал участник битвы, польский хронист Ян Длугош: «В этом сражении лишь только русские витязи из Смоленской земли, построенные тремя отдельными полками, стойко бились с врагами и не приняли участия в бегстве. Тем заслужили они бессмертную славу. И, если один из полков был жестоко изрублен, и даже склонилось до земли его знамя, то два других полка, отважно сражаясь, одерживали верх над всеми мужами и рыцарями, с какими сходились в рукопашную, пока не соединились с отрядами поляков».

Характер жителей стародубского повета значительно отличался от характера полуразбойной казацкой вольницы южной Малороссии (Запорожской Сечи) – они более склонны были находиться в подчинении и под защитой своего государя, занимаясь мирным трудом. Поэтому для привлечения людей в казаки, поляки наделили последних значительными, по тем временам, льготами.

Так, в 1625 году «Привелей Стародубской козацкой хорогве» короля Сигизмунда III предоставлял льготы:

1. Ста казакам из крестьян вместо жалованья было отведено 400 волок земли по 4 волока (около 85 га) на коня (одна волока равнялась 21, 36 га). Земля навсегда закреплялась в их собственности.

2. Сотня получала особое знамя, хорогву, которое находилось под наблюдением старосты Стародубского замка.

3. В самой крепости, так называемые казаки – крестьяне получили места для постройки домов и площади под огороды.

4. Для ускорения застройки казаки – крестьяне на 6 лет освобождались от всех повинностей. В дальнейшем они должны были нести только казацкую службу. На случай осады казакам из крестьян было положено жалованье 8 злотых раз в три месяца.

Таким образом, в период военных действий казакам хоругви выплачивалось жалованье, а остальное время они "служили с земли". Каждый казак, служивший на своем коне, получал "на каждый конь" участок усадебной земли и 4 волоки полевой земли за пределами крепостного замка. Казакам предоставлялось право владеть крестьянами, они были освобождены от платежа податей и несения других повинностей.

Эти казацкие земельные владения на Стародубщине сохранялись в неприкосновенности не только до конца XVII века, но и в течение всего XVIII века. Возникла даже особая земельная мера — "чвертка", т. е. четвертая часть земельного казацкого надела, равная в среднем 22 га. Эта чвертка существовала как земельная мера до самого XIX века.

Возглавляли стародубских казаков, как правило, либо польские офицеры, либо просто солдаты, в достаточном количестве находившиеся в любом северском замке. Так возникло Стародубское казачество, которое заметно отличалось от малороссийского (запорожского) казачества. Характер и ментальность стародубских казаков коренным образом расходились с характером и ментальностью казаков малороссийских.

Крестьяне же при всех условиях оставались "подданными" своих панов, зависимым и почти бесправным рабочим людом. 

Однако массовое оказачивание населения Стародубщины пришлось на период освободительной войны под руководством Богдана Хмельницкого против польского владычества.  Жители края вливались в реестровые казачьи сотни и в состав местных, организованных стихийно, «загонов самовольных казаков». Многие жители Стародубщины записались в казаки уже после воссоединения Малороссии и Великоросии.

Качественно новый этап в развитии Стародубского казачества начался во время восстания Богдана Хмельницкого (1648 - 1654), когда наиболее состоятельные местные жители (крестьяне и мещане), стремясь сохранить личную свободу и избежать в дальнейшем закрепощения, стали активно записываться в казаки. Так, по переписным книгам 1654 года, в Стародубе значилось 538 казаков, в Почепе - 900 казаков, в Мглине - 343 казака, а в Погаре - 372 казака и 89 мещан. Это означало, что почти все население северских городов во время восстания "показачилось". Поэтому, именно с середины XVII века можно говорить о формировании на Стародубье нового самостоятельного и многочисленного населения - казачества.

Борьба населения Стародубья против польской шляхты

Степень неприятия друг друга представителями двух различных групп населения Речи Посполитой – православными и католиками – в первой половине XVII была очень высока. Ненависть к православным верующим существовала вопреки тому, что они вовсе не покушались на устои польского государства.

Результатом этого противостояния стала борьба запорожского «вольного» казачества с Польшей, вспыхнувшая в 1648 г. под руководством гетмана Богдана Хмельницкого.

В XVII в. Запорожье, располагавшееся на границе Польши и Дикого поля, представляло собой явление исключительное – туда бежали от шляхетского притеснения православные русские разных сословий. Само Запорожье представляло собой густую сеть населенных пунктов, в которых развивались кузнечное, столярное, слесарное, сапожное и другие ремесла, население производило для себя все необходимое. Отдельные поселения (курени) составляли своеобразный "рыцарский орден", живший вполне независимо. Неприятие жителями Запорожья польских порядков уже к XVI в. сформировали особый стереотип поведения, фактически давший жизнь новому этносу – запорожскому (малороссийскому) казачеству.

Н. И. Костомаров в своей книге «Богдан Хмельницкий» отмечает: «Простота жизни, готовность на всякую опасность, благочестие, целомудрие, совершенное братство между собой и строгое повиновение воле начальства — то были нравственные требования запорожской братчины, приближавшие ее, за исключением военного занятия, к монастырской».

Историко-культурный комплекс «Запорожская Сечь». Национальный заповедник «Хортица»

Запорожцы собирались на раду — сходку, подобную старинным вечам. На раде выбирались начальники. Главным был атаман, носивший название кошевого, а вся запорожская община называлась кошем. Кош разделялся на курени; над каждым куренем был выборный куренной атаман, подчиненный кошевому. Кроме этих начальствующих лиц, выбирались радою: полковой писарь (заведовавший письменным производством) и есаулы (распорядители). Когда предпринималась какая-нибудь экспедиция из ограниченного числа запорожцев, то начальником над такими был полковник, нарочно выбираемый для такого предприятия.

Кошевой имел безусловную власть над кошем, но по окончании года должен был представить отчет, и в случае злоупотреблений, подвергался смертной казни. С этой целью, чтоб он не зазнавался, существовал такой обряд – новоизбранному кошевому мазали лицо грязью.

Они жили в куренях, человек по сто пятьдесят в одном; в конце XVI века это были шалаши, сплетенные из хвороста и покрытые для предохранения от дождя лошадиными шкурами; ссора между собой строго запрещалась – суровые и даже бесчеловечные на войне, запорожцы казнили смертью своих товарищей.

Известно, что для вступления в Запорожское войско достаточно было правильно креститься и говорить по-русски, неважно на каком диалекте. Наиболее образно этот обряд описал Николай Васильевич Гоголь: «В Христа веруешь? – Верую! – Горилку пьешь? – Пью! – А ну перекрестись! – Истинно христианская душа, пиши его в третий курень…». Естественно, что поляки относились к запорожским казакам крайне настороженно и недоброжелательно.

Столь же подозрительным и неприязненным было отношение шляхты и магнатов к "реестровому" казачеству. Реестровыми назывались казаки, принявшие присягу королю и служившие польской короне за определенную плату. Первые реестровые казаки появились в Польше после подписания грамоты королем Сигизмундом II Августом 5 июня 1572 года. Количество их было ограничено тремя сотнями, но постепенно численность возрастала. Так в Польше появилось новое сословие – казацкое, состоявшее из реестровых казаков, которые были зажиточными крестьянами, а чаще всего – мелкой шляхтой. Фактически, в обмен на присягу верности польскому королю они становились уважаемыми людьми и могли интегрироваться в «цивилизованное» польское общество.

Для отражения татарских набегов под знамена гетмана обыкновенно собиралось множество нереестровых казаков. Но по окончании войны войско распускалось, и вчерашнему воину предстояло возвращаться "до плуга" к пану. В 1625 г. поляки ограничили численность "реестрового" казачьего войска шестью тысячами сабель. Такое половинчатое решение никого не могло удовлетворить – в XVII в. на польской Украйне имелось уже около 200 тысяч человек, желавших быть казаками и бывших ими де-факто. Поэтому одним из главных требований казаков Речи Посполитой с самого начала было увеличение численности реестра.

Однако польская шляхта даже реестровиков считала быдлом и пушечным мясом в войне с Турцией, а самое главное с Россией. Ярким примером такого отношения может служить судьба самого Богдана Хмельницкого, столкнувшегося с амбициями польского подстаросты Чаплинского, который напал на хутор Хмельницкого Суботов, разграбил его, увез жену и высек одного из сыновей Хмельницкого так сильно, что тот вскоре умер.

Понимая бесполезность своего обращения в суд, где заседали те же католики, что и Чаплицкий, Хмельницкий отправился прямо в Варшаву к королю Владиславу. Владислав принял Хмельницкого, но, выслушав шляхтича, король только пожаловался на свое бессилие перед панами.

Ни участие будущего гетмана в войне против России 1634 году, ни золотая сабля за храбрость и спасение короля Владислава от русского плена во время одной из стычек под Москвой, не защитила его от ненависти польского шляхтича Чаплинского, каких в Речи Посполитой были сотни. Что говорить тогда об отношении ляхов к рядовым казакам. Холопы, лакеи и рабы - вот роль, которую отводили им «цивилизованные» поляки.

Казаки трактовались не гражданами Речи Посполитой, а "подданными" новых панов, как "схизматическая чернь", хлопы, покоренный народ, с которым от татарских времен тянулись незавершенные счеты за нападения на Польшу. Короли вначале старались сохранить старые литовские порядки, но казаки, чувствуя за собой естественное право местных людей, не желали подчиняться пришельцам, возмущались беззаконными нарушениями королевских указов и гордым отношением шляхты. Не вызывали в них теплых чувств и толпы новых поселенцев, хлынувших на их земли вместе с поляками.

Не добившись правосудия у короля, Хмельницкий поехал в Запорожье. Хмельницкий явился к запорожцам и заявил: "Хватит нам терпеть этих поляков, давайте соберем раду и будем защищать церковь православную и Землю Русскую!" Призыв Хмельницкого был желанен и вполне понятен. Он стал доминантой всех последующих действий казаков. Причем первоначально Хмельницкий и его соратники, как и жители Донецка и Луганска сегодня, отнюдь не ставили своей целью политическое отделение от Польши. Они хотели лишь добиться права жить в согласии с собственной совестью, при этом подчиняясь законам Польского королевства. Требования казаков были кратки: во-первых, зачислить в казаки всех желающих и предоставить казакам, как военному сословию, шляхетские привилегии; во-вторых, запретить в Малороссии пропаганду католической унии, убрать всех униатских священников и вернуть захваченные католиками церкви православным, позволив каждому свободно исповедовать его веру; в-третьих, изгнать с Малороссии евреев. Эта политическая программа отражала чаяния всего угнетенного православного населения Малороссии.

Вскоре Хмельницкий выступил в поход с отрядом из четырех тысяч запорожцев, к которым примкнуло еще три тысячи казаков. Силы повстанцев были совершенно ничтожны в сравнении с мощью противника – поляки могли выставить до 150 тысяч человек. Но мобилизовать эти войска для Польши оказалось невозможным. В стране царила абсолютная неразбериха, и паны, как всегда, отказались давать деньги королю на "посполитое рушение" (шляхетское ополчение). Поэтому, столкнувшись с поляками в 1648 г., Хмельницкий, несмотря на ограниченность своих сил, одержал три крупные победы. Первая из них - в битве при Желтых Водах, где погиб сын польского гетмана Потоцкого – Стефан Потоцкий; затем последовала победа при Корсуни, где были захвачены в плен два польских гетмана – Потоцкий и Калиновский, и, наконец, под Пилявцами, где посполитое рушение в панике бросилось бежать от казаков.

 

Печать Запорожского войска, XVII век

20 мая 1648 г. скончался король Владислав, и панство на время забыло о казаках – на сеймах и сеймиках обсуждались кандидатуры нового короля. Воспользовавшись передышкой, Хмельницкий укрепился. Заняв Киев и малороссийские земли по обоим берегам Днепра, он фактически стал вполне самостоятельным правителем – гетманом Запорожского Войска (Малороссии).

Но как только шляхта выбрала нового короля – Яна-Казимира, – началась подготовка к военным действиям против казаков, поляки вовсе не собирались мириться с поражениями. Снова было собрано посполитое рушение, на средства короны были наняты немецкие артиллеристы и пехотинцы, посланы тайные агенты к крымскому хану, дабы побудить татар порвать союз с Хмельницким. И когда поляки перестали соблюдать условия достигнутого с Хмельницким перемирия, война возобновилась.

В июне 1648 г. народное восстание охватило также и северную часть чернигово-северской земли Речи Посполитой, включая Стародуб, Почеп и окрестные места. Народное освободительное движение на Стародубщине находило сочувствие у жителей пограничных русских уездов, имевших издавна устойчивые торговые и культурные связи с Малороссией, хорошо знавших о национальном и религиозном притеснении, которые испытывали ее жители. Отдельные отряды (загоны) бродили по Малой Руси и Северщине, мстя полякам и евреям. Духовенство деятельно возбуждало народ бороться за веру православную.

Запорожские казаки

На помощь восставшим северянам пришли запорожцы. Весной-летом 1648 года казацкое войско под командованием Петра Головацкого, при содействии местного крестьянства выбило поляков из Стародуба и Почепа. Петр Головацкий в 1648-1649 годах был Переяславским наказным полковником, известен как один из близких сподвижников Богдана Хмельницкого и наиболее активных участников Хмельнитчины. Одной из главных заслуг Головацкого были активные повстанческие действия, которые он со своими казаками в 1648 году вел на землях, входивших в то время в Великое княжество Литовское (Стародубщина, Гомель, Речица). Петр Головацкий погиб в Берестецкой битве в 1651 году.

13 июня одним из их отрядов был занят Новгород-Северский. Затем казаки двинулись к северу, и всюду, по словам очевидцев, "безпрестанно ... своевольные люди-мещане и мещанские дети, из буд будники и всякие люди к козаком приставают". Во второй половине июня казаки вместе с восставшим населением освободили от поляков Погар, Стародуб и Почеп.

Когда Запорожцы были вызваны Богданом Хмельницким за Днепр, то после их ухода скрывавшиеся в заипутских волостях поляки вновь ненадолго вернулись в Стародуб и "учили уездных крестьян грабить". Некоторые бежали в Трубчевский уезд, другие же, "не истерпя грабежей", с оружием в руках поднялась против насильников-иноверцев. Борьба велась с огромной жестокостью с обеих сторон — и малороссийской, и польской. Народное движение снова поддержали запорожские казаки. Когда к Стародубу пришел их полутысячный отряд, то  поляки, "убоясь", бежали в конце июля из города.

При этом Запорожцы и повстанцы не допускали никаких столкновений на русских границах. К примеру, 16 июня в деревню Рожковичи Севского уезда прибыло более 50 запорожских казаков. Навстречу им вышли русские драгуны. Казаки заявили, что присланы для поиска бежавших за рубеж поляков, "а не для какого дурна", ибо им "с ... государевыми людьми не велено задираться ни за что, и все они войском запорожские казаки ... государю служить рады". Аналогичные мысли содержались и в направляемых воеводам приграничных русских городов грамотах Богдана Хмельницкого.

В свою очередь правительство Алексея Михайловича приказывало севским и другим воеводам, чтоб они "задору с черкасы никакова не чинили", а также разрешило малороссам торговать во всех пограничных русских городах. В июле 1648 года брянскому воеводе Н. Мещерскому было указано – что, когда малороссийские купцы "учнут из-за рубежа в Брянск приезжать с какими товарами или з животиною, и им всякими товары поволить торговать, опричь вина и табаку".

С конца лета 1648 года одним из центров антипольского восстания Стародубья стала Попова Гора, куда прибыли казацкие отряды атаманов Горкуши, Кривошапки, Микулицкого и др. Их отряды разошлись по левобережью Сожа, и с присоединившимися крестьянами громили шляхетские имения. Отсюда казаки делали набеги на польские территории. Поляки отвечали нападениями на Попову Гору и другие территории.

 

Заняв Стародуб, казаки вскоре вынуждены были срочно покинуть его. Один купец показал в Москве 22 июля 1648 года: "И которые де черкасы были в Стародубе и в Почепе в собранье с 36000, и к тем де черкасам от гетмана их от Хмельницкого пришол лист, а велел им быть к нему; и они де в полдни, поднявся, пошли все к нему к  Киеву. ...А жидов де всех черкасы побили, нигде мытчиков и никаких жидов не оставили; а иные де многие жиды крестились".

Н. И. Костомаров отмечал, что все польское, все шляхетское в Малой Руси несколько времени поражено было каким-то безумным страхом, не защищалось и бежало. Паны, имевшие у себя вооруженные команды, не в силах были и не решались противостоять народному восстанию. Только один из панов не потерял тогда присутствия духа – это был Иеремия Вишневецкий.

Вишневецкий родился в православной вере, но совращен был иезуитами в католичество и сделался жестоким ненавистником и гонителем всего русского. При начале восстания, Вишневецкий жил в Лубнах, на левой стороне Днепра, где у него, как и на правой, были обширные владения.

Князь Иеремия Вишневецкий

Собрав до 8 тысяч шляхтичей, живших в его владениях, Вишневецкий стал нападать на отряды мятежников, жестоко поступая с захваченными в плен. Мятеж, однако, разрастался, Вишневецкий перешел на правый берег и начал в своих имениях казнить мятежников с таким же зверством, какое выказывали ожесточенные хлопы над поляками и иудеями, выдумывал самые затейливые казни, наслаждался муками, совершаемыми перед его глазами, и приговаривал: «Мучьте их так, чтобы они чувствовали, что умирают!»

В ноябре Попову Гору занял 5-тысячный отряд князя Иеремии Вишневецкого, который перебил находившихся там казаков. В ответ на это к Поповой Горе были посланы новые казацкие отряды "и обоз Вишневецкого ... збили и людей многих побили".

Казацкий отряд Гаркуши дважды пытался овладеть Быховской крепостью, но неудачно. Отряд вынужден был отойти к Чечерску, а затем к Поповой Горе. Из Быховской крепости были высланы крупные отряды шляхтичей и наемников в направлении Чечерск—Попова Гора—Стародуб. По утверждению иезуита Кояловича, свидетеля тех событий, эти отряды разгромили и рассеяли повстанцев. Наемники и шляхтичи заняли Попову Гору, где в то время не было казацкого войска, а затем заняли и Стародуб, в котором оставались только жители, не принимавшие участия в восстании. Поляки оставались в Стародубе всего лишь один день. Отдохнув там, они повернули обратно и "поспешно вернулись к остальному войску".

В результате побед казацко-крестьянских войск в 1648 году огромная территория от Запорожской Сечи на юге до Стародубщины на севере была освобождена от польского господства, на ней установилось казацкое правление.

В марте 1649 года князь Лукомский с тысячным отрядом "ходил ... разорять и грабить ... в Стародубские и Почепские и в иные в Северские места", но местные жители, "собрався в Стародубском уезде, … того князя Лукомского побили на голову".

Продолжение войны привело к новым побегам крестьян в порубежные уезды Русского государства. В марте 1649 года князь Н.Ф. Мещерский сообщал, что "переходят из-за рубежа ... многия литовские пашенныя крестьяне ... со всеми своими животы и статки, и садятца в селех и в деревнях и на пустошах во Брянском уезде".

Впрочем, Хмельницкий не прочь был и помириться с поляками; с этой целью он отправил даже посольство в Варшаву, с извинительным письмом к королю; но посольство это не застало Владислава IV в живых. Хмельницкий послал в Сейм послов с обещанием прекратить военные действия, если на польский престол будет избран Ян-Казимир.

Члены Сейма, испугавшись угроз казаков, выбрали Яна Казимира, который потребовал от Хмельницкого исполнения его обещания. Хмельницкий повиновался, отступил сначала к Киеву, затем к Переяславлю и там ожидал польских послов для переговоров. Посольство прибыло, но поляки не хотели делать никаких уступок.

Хмельницкий вновь начал издавать универсалы с призывом на войну. Они имели такое действие, что все бросали свои занятия и шли в войско. В этой борьбе под его знамена стали многие города и села Киевского, Черниговского и Брацлавского воеводств. В 1649 году все население Северщины, в том числе городов Стародуба, Мглина, Почепа, Дрокова и других, вплоть до Гомеля, охотно перешло на сторону Богдана Хмельницкого и приняло участие в его боевых действиях. В деревнях оставались только старики, калеки, женщины и дети, но и старики нередко ставили вместо себя наемников. Хмельницкий разделил весь народ на полки, полки на сотни, сотни на курени. Это были деления не только военные, но и территориальные – название "казак" потеряло свое традиционное значение и распространилось на все малорусское население.  

Даниэль Шульц. Ян II Казимир. ок. 1658 г. Королевский дворец в Варшаве

Богдан Хмельницкий, используя свой незаурядный политический талант и военный успех, сумел мобилизовать огромное войско и получить поддержку татарского хана Ислам-Гирея III. Союзники начали наступление в двух направлениях: основные силы под предводительством гетмана Хмельницкого шли на Запад, а часть казачьих полков во главе с полковником Станиславом Михалом Кричевским выступила на Север, против литовского войска Януша Радзивилла.

Дождавшись крымского хана, Хмельницкий двинулся вместе с ним против поляков и настиг их у города Збаража. У Хмельницкого было 150 тысяч войска; он окружил польский лагерь и начал правильную осаду. Противники окопались валами. Положение польского войска, которым на этот раз начальствовал Иеремия Вишневецкий, было очень затруднительно, но на выручку ему шел сам король. Узнав об этом, Хмельницкий оставил часть войска под Збаражем, а сам двинулся навстречу королю.

Армии встретились в Галиции, под Зборовом. 5 августа 1649 г. между поляками и войском Богдана Хмельницкого началось сражение под Зборовом.

Польский король Казимир со своими войсками был окружен казацкими и союзными войсками крымского хана. Запорожцы умелым манёвром расчленили польскую армию на три части и стали её уничтожать. К концу первого дня сражения поляки потеряли 57 пушек, 11 тысяч убитыми и 18 тысяч пленными. Благодаря контратаке немецких наёмников королю  удалось предотвратить разгром, но ситуация в польском лагере стала критической.

Схема битвы войск Яна Казимира и казаков Хмельницкого  под Зборовом

Лишь измена подкупленного королём крымского хана спасла их от полного разгрома. Накануне второго дня сражения хан, угрожая повернуть оружие против казаков, потребовал от гетмана прекратить сражение и заключить мир с Речью Посполитой. После этого и Богдану Хмельницкому ничего не оставалось, как вступить в переговоры с королем.

Марш Запорожских Казаков

9 августа был заключен так называемый Зборовский договор, по которому Киевское, Черниговское и Брацлавское воеводства перешли под правление Хмельницкого. Там запрещалось размещение польских войск, а воеводами могли быть только православные. Число Войска Запорожского было определено в 40 тысяч казаков; составление списков поручалось гетману; позволялось вписывать в казаки жителей как шляхетских, так и королевских имений. Киевский митрополит получил право заседать в польском Сейме. Однако когда в Варшаву прибыл киевский митрополит Сильвестр Коссов, чтобы согласно договорённости занять своё место в Сенате, то представители католического духовенства решительно этому воспротивились, объявив о намерении покинуть Варшаву, если православный епископ переступит порог Сената. В итоге Коссов вернулся домой ни с чем. Это событие поставило под сомнение и выполнение всех остальных условий Зборовского мира.

Никто в Польше не верил, что Хмельницкий выполнит условия Зборовского договора и действительно составит 40-тысячный реестр Войска Запорожского. Литовский летописец Станислав Освенцим в своем дневнике записал: «Составление этого регистра было лучшим доказательством искренности и повиновения Хмельницкого. Большинство панов наших, опытных в политике, были убеждены, что Хмельницкий не имел желания и, если бы даже желал, то не был в состоянии исполнить того условия, до того казалось трудным из нескольких сот тысяч восставших хлопов столь малое число признать казаками, всех же остальных вновь обратить в крепостное состояние. Однако в этом деле он выказал столько ума и сообразительности, что умел совершить то, что обещал, хотя дело всем казалось невозможным».

В своей книге «Воскрешение Малороссии» Олесь Бузина указывает истинную причину выполнения Хмельницким этого условия – «потому что, подобно нашим нынешним олигархам и политикам, очень хотел интегрироваться в европейскую цивилизацию. Настолько хотел, что будем же честны, после всех побед над поляками в 1648—1649 гг. чуть ли не лизал сапоги польскому королю Яну Казимиру».

«Черниговская летопись» гласит, что Хмельницкий, явившись к Яну Казимиру, «пал пред ним на землю» со словами: «Я на короля пана моего милостивого руки не подношу!». И «плакал король сам, сенаторы и Хмельницкий вельми час немалый, потом Хмельницкий снова пал перед королем плачучи, просил прощения и лежал, облапивши ноги королевские, а король приказал его поднять и дал ему руку поцеловать».

Таким образом, даже после одержанных побед над поляками, Хмельницкий, чтобы интегрироваться с польской щляхтой, был готов пойти ради этого на любые унижения. Но Польша, как и Западная Европа сегодня, не хотела никакой интеграции, она не могла содержать сорокатысячную казачью армию, соблазнявшую простонародье своими привилегиями. Она не желала и такого гетмана, как Хмельницкий, – ей было некуда деть своего князя Иеремия Вишневецкого, утратившего из-за восстания всю свою Вишнивеччину на левобережье Днепра.

По Збровскому договору изгнанные восставшим народом польские паны получали право возвратиться в свои имения, а крестьяне обязаны были по-прежнему выполнять свои повинности. Фактически,  получив право на своеобразную казацкую автономию, Хмельницкий вернул Малороссию в подданство Речи Посполитой. Дореволюционный историк Николай Костомаров, всем сердцем любивший Малороссию и посвятивший ей несколько книг, оценивая Зборовский мир, не скрывал разочарования: «Народ, который помогал Хмельницкому трудами и кровью, постыдно отдавался своим избранным главою в руки прежних врагов!»

Польская шляхта жестоко расправлялась с крестьянами, требуя от них рабского повиновения и возмещения убытков. Положение крестьян стало настолько невыносимым, что значительная часть их бежала в Брянские леса. Зборовский договор вызвал возмущение народных масс и обострил классовые противоречия в Малороссии.

Возвращение польских шляхтичей в свои имения происходило не всюду одинаково. Некоторые крестьяне и мещане, опасаясь репрессий, изъявляли покорность. Об этом свидетельствует, например, письмо от 22 июня 1650 года одного из крупнейших землевладельцев Мглина и Дрокова Николая Абрамовича: "Вам, мещанам мглинским и дроковским ... И всем мужам обеих волостей этих городов, с пожеланием вам при добром здоровьи, благословения господня и мирного жития, сим объявляю: вручены мне листы ваши, как от городов, так и от обеих волостей, из коих усматриваю, что вы, опомнясь от прежних своих преступлений и возмущения, вновь обращаетесь к надлежащему подданству мне, господину своему ... Посему ... прощаю вам все то, в чем провинились вы в нынешние смутные времена ... И я вспоминать ваших преступлений и карать кого-либо за них не желаю и до самой смерти желать не буду; и хочу жить с вами, как отец с сынами своими, лишь бы и вы также жили со мной .., оказывая мне надлежащее подданство и повиновение".

Однако не всюду крестьяне встречали польских феодалов с покорностью. Русский посол в Польше Г. Пушкин также сообщал, что в 1650 году по возвращению польских панов "около Чернигова и Стародуба и Почепа все мещане взбунтовалися и стояли все собрався в копах, многих панов своих побили".

В феврале 1651 года война Хмельницкого с поляками разразилась с новой силой. Главным театром военных действий против войск Речи Посполитой стала Малороссия. Но волна восстаний охватила южные районы Смоленщины, примыкавшие к Стародубщине. В марте-апреле в Стародубе, а также в Почепе, Мглине и Новгород-Северске формируются казацкие части под командованием полковника Степана Окши, которые должны были идти под Рославль для оказания помощи смолянам.

В районе Стародуба собирались также и казацкие части против литовского войска, двигавшегося в Малороссию. В апреле 1651 года полоцкий игумен Крыжановский доносит в Посольский приказ, что "...войско у Хмельницкого стоит и збираетца от Стародуба к Любечю и к Лоеву за Днепром. Остерегают того, чтоб сюда литовского войска не перепустить за Днепр...".

Города Северского края — Мглин, Почеп и Стародуб — стали центром сосредоточения казацких сил для похода на Рославль против поляков. Русское правительство не возражало, чтобы отряды казаков прошли через Брянский уезд, но без любимых союзников Хмельницкого — крымских татар, которые ограбили бы местных жителей.

В полученной в Брянске 1 мая 1651 года грамоте указывалось, что если "порубежных городов черкасы учтут бити челом .., чтоб им итти к Рославлю Брянским уездам", то воеводы должны "тех черкас (запорожцев) Брянским уездом к Рославлю пропустить".

Давая это согласие, русское правительство оказывало прямое содействие Войску Ззапорожскому в борьбе с Речью Посполитой. В то же время оно опасалось нежелательного влияния похода на местных жителей.

Поэтому 19 мая брянский воевода князь Д.С. Великогагин направил "по государеву... указу" брянских дворян И. Юрасова, Р. Мачехина и В. Бородавицына, которым поручалось "съехатца на рубеже" с руководителями казаков и предупредить, "чтоб они Брянским уездом шли смирно, и... никаким людям дурна никакова не учинили, и в селах и в деревнях никаких людей не грабили". Одновременно брянским "служилым и уездным и всяких чинов людям" было приказано, "чтоб они к черкасом не приставали, и с ним за рубеж не хадили, и с черкасы чурна никакова и задоров с ними никаких не учинили".

26 мая воевода Д.С. Великогагин дополнительно послал "за рубеж" в село Ишово четырех брянских дворян: М. Семичева, М. Похвиснева, А. Тютчева и П. Потресова, которые должны были уточнить положение на месте, встретиться с руководителями казаков и вновь предупредить, чтоб они "государевою землею шли смирно", что было охотно подтверждено полковником И. Шоховым, командовавшим отрядом казаков.

При этом Россия старалась еще поддерживать с Речью Посполитой нормальные отношения и не хотела афишировать свою помощь освободительной борьбе казаков Хмельницкого. Поэтому Д.С. Великогагину было сделано внушение, что, вступив в переписку с И. Шоховым, воевода "учинил не гораздо", так как ему "к черкасом писать не указано, а велено посылать дворян добрых и говорить словесно".

Соответственно, на русско-польских переговорах в начале 1652 года русские послы представили поход казаков к Рославлю, как самовольные действия: "В прошлом де... году в-ыюне месяце шли из-за литовского рубежа Брянским уездом литовские люди, от города от Брянска 40 верст. И как прибежали уездные люди в город в осаду, … воевода князь Данило Великогагин посылал к тем литовским людям говорить дворян Михаила Семичева с товарыщи 4-х человек: для чего они царского величества землею Брянским уездом идут насильством ... И те де дворяне ... им говорили, чтоб они царского величества землею не ходили и воротились, И они де их не послушали и царского величества многих людей грабили".

На самом деле все обстояло иначе. В начале июня с разрешения царского правительства 4-х тысячный отряд казаков под командой наказного полковника Ивана Шохова перешел возле Почепа через русскую границу, чтобы при поддержке местных повстанцев нанести войскам Радзивилла удар с тыла. Замысел этот удался.

Появление казацкого войска в рославльской округе вызвало панику среди местной шляхты, обратившейся в поспешное бегство. Вскоре казаками был занят город Кричев и почти вся Смоленщина оказалась охваченной народным восстанием.

Как раз в это время Запорожцы начали предъявлять новые требования – немедленно ликвидировать церковнкю унию и предоставить Хмельницкому суверенную власть на землях Малороссии, куда не имел бы доступа ни один польский шляхтич, кроме тех, которые захотят обрабатывать землю своими руками.

Естественно, что Сейм отказался выполнять какие-либо требования и постановил начать войну. Каждый Поляк осознал ее необходимость и ради победы готов был идти на жертвы. Польская армия вскоре выросла до ста тысяч человек во главе с опытными начальниками.

В то же время армия Хмельницкого пополнялась неустойчивыми, мало дисциплинированными и привыкшими к бессмысленной жестокости повстанцев, присоединившихся к казакам. При всем этом крестьяне знали, что в глазах шляхты они - только рабочее быдло, которое уничтожать не рационально, а покорив и наказав, лучше снова запрячь в ярмо.

Черниговский полковник Мартин Небаба во главе Черниговского и Нежинского полков должен был преградить путь войскам литовского гетмана Радзивилла на Киев. 5 июля 1651 года двенадцатитысячное казачье войско под командой назначенного Хмельницким черниговского полковника Мартина Небабы, на месте, где река Сож впадает в Днепр, потерпело большое поражение от поляков, которыми командовал литовский гетман князь Януш Радзивилл, генерал-майор Мирский и литовский подмаршалок граф Потоцкий. В этом сражении под Репками, видно, полегло немало и Стародубцев, ибо казацкие сотни стародубщины входили в то время в состав Нежинского полка, сформированного Хмельницким.

Литовский гетман князь Януш Радзивилл.

В этом бою были убиты четыре главных казацких полковника: Мартин Небаба, Полтора Кожуха, Капуста и Кравченко, 3000 рядовых казаков были разрублены на куски, а оставшиеся в живых были взяты в плен.

В конце июня 1651 г. при встрече с противником под Берестечком у Хмельницкого собралось до трехсот тысяч разнородных войск. Но ему не удалось сразу овладеть хорошо укрепленным лагерем поляков, а отдельные встречи не приносили казакам удачи.

18 июня 1651 года у села Берестечко на Волыни началась битва. В один из решительных моментов крымский хан Ислам Гирей с татарским войском бросился отступать, прихватив по дороге и самого гетмана. Казачий лагерь лишился своего вождя, а сборная армия не проявила достаточной стойкости. Поляки использовали панику, возникшую в рядах повстанцев и легко овладели их укреплениями. До двадцати тысяч погибло и не больше этого прорвалось из окружения.

Я.Мадеевский. Иван Богун. Литография, 1884 г.

Оставшихся без руководства запорожцев возглавил полковник Иван Богун (?-1664), который сумел вывести из окружения значительную часть казаков.

Преследуя повстанцев и жестоко расправляясь с казаками, поляки не убивали крестьян. Король даже приказал раздавать им пищу и объявить прощение в том случае, если они покинут ряды казаков и разойдутся по домам. Причины этого милосердия француз Шевалье объяснял так: "Его королевское величество был милосердным потому, что, убивая мечем этих мятежных простолюдинов, не хотел опустошать одну из провинций государства, служившую заслоном для остальных областей. Множество шляхты и даже самые крупные магнаты разорились бы и потеряли бы все доходы со своих огромных поместий в том случае, если бы их села потеряли население. Потому что в Польше крестьяне составляют наследственную часть имения и если оно их потеряет, то найти других на их место можно только с большим трудом".

 

 

А. О. Орленов. Битва под Берестечком.

После поражения казаков под Берестечком (17 августа 1651) и в боях на Киевщине положение казаков было отчаянным. Но и поляки, с одной стороны, видели, что перед грозившей им смертельной опасностью казаки были способны на всё, с другой стороны, войску Потоцкого и Радзивилла всё труднее и труднее было добывать продовольствие.

Малороссийский гетман первым предложил мир, поляки и литовцы согласились и выслали в белоцерковскую цитадель Хмельницкого А. Киселя для переговоров с гетманом и старшиною.  .

Народ узнал, что дело идёт о сокращении казачества и об уменьшении территории казацкой земли. Толпа собралась под стенами крепости. Раздались яростные крики: «Ты, гетман, ведешь трактаты с ляхами и нас покидаешь, себя самого и старшину спасаешь, а нас знать не хочешь, отдаешь нас под палки, батоги, на колы да на виселицы! Нет, прежде чем до этого дойдешь — и ты положишь голову, и ни один лях отсюдa живым не уйдет!» Они хотели схватить и убить Киселя и сопровождавших его комиссаров. Хмельницкий не испугался, вышел к толпе, открыто грозившей ему саблями и дубинами, уговаривал её, напоминал, что послов трогать нельзя, и, наконец, собственноручно разможжил своей булавой головы нескольким особенно рьяным казакам, непосредственно угрожавших его жизни. Решительность Хмельницкого и влияние, которым он всё ещё пользовался в народе, несмотря на разлад с ним, удержали на время казаков от дальнейшего взрыва.

Условия подписанного в сентябре 1651 г. Белоцерковского мирного договора были еще более тяжелыми, чем 3боровского. Он отразил соотношение сил, сложившееся в войне малороссийского народа за независимость после Берестецкой битвы. По Белоцерковскому договору казацкой территорией признавалось лишь Киевское воеводство. Казацкий гетман должен был подчиняться польскому коронному гетману и не имел права внешних сношений. Хмельницкий обязан был разорвать союз с крымским ханом.

Польской шляхте Киевского, Брацлавского и Черниговского воеводств предоставлялось право вернуться в свои имения. Все крепостные крестьяне, ставшие казаками, обязаны были вернуться под власть феодалов. Реестр казаков сокращался вдвое — до 20 тысяч человек. По этому договору на постой в Малороссию были введены литовские войска. Города Мглин, Стародуб, Почеп и другие здешние места фактически были оккупированы литовскими войсками.

На территории Стародубья стали восстанавливаться прежние порядки. Вновь возвращались в свои имения польские помещики, начались постои "жолнеров" польско-литовских войск, содержавшихся за счет населения. В январе-феврале 1652 года на Чернигово-Северщину вступило 16-ти тысячное войско Речи Посполитой. Под защитой этих жолнеров безбоязненно вступали в свои прежние владения польские и литовские паны, что сопровождалось убийствами и пожарами.

Введенные на Стародубщину литовские жолнеры чинили над местным населением разные насилия, и в 1652 году возмущенные северяне, объединившись, устроили настоящий погром жолнерам. Тот же Самовидец говорит: " того ж ... року из Сивера, то есть из Стародубова, Почепа, Мглина, Дрокова жолнеров выгнало посполство самих тих городов, много оных погромивши". Многие жители после этого, страшась мщения, стали разбегаться по лесам и вести гайдамацкую войну.

По словам украинского летописца, "в том року знова по городах много панов пропало, которые на свои маетности наездили были, бо знову оныих поспольство позабивало".

Польский сейм принял решение о подготовке новой армии для похода на Левобережье Днепра. Население Малороссии собирало силы для отражения этого нападения. Направленные в сентябре 1652 года "за рубеж в Литовскую сторону ... для проведывания вестей" брянские торговые люди Семен и Исай Макеевы по возвращении сообщили воеводе господину Долгорукому, что погарский сотник Афанасий Еремеенко "их ... из Почепа подале в иные городы не пропустил, для того что де у них ныне с поляки будет опять бой".

Центром сосредоточения польско-литовских сил был город Кричев. Именно отсюда польско-литовские войска во главе с М. Пацем в конце февраля 1653 года совершили внезапное нападение на окрестности Стародуба и в села Лыщичи "многих крестьян посекли". Жители разорённых литовцами городов, сёл и местечек частью ушли в леса, чтобы мстить захватчикам.

Солдаты-жолнеры творили много насилий над местными жителями, и севрюки восстали. Жолнеров изгнали из Стародуба, Почепа, Мглина и Дрокова. К Лыщичам был срочно направлен погарский сотник А. Еремеенко, который вступил в бой с незваными гостями; затем ему на помощь прибыл полковник Завадский с полуторатысячным казачьим отрядом. После боя, продолжавшегося всю ночь, противник отступил, потеряв около 50 человек.

В то же время почепский сотник Петр Рословец совершил удачное нападение на другой польский отряд. По словам захваченных пленных, целью похода польско-литовских отрядов "было ... Стародуб и Почеп высечь и теми городами самим засесть", но достаточных сил для этого Речь Посполитая не имела.

Переяславская Рада

Однако в целом к 1653 году положение в Малороссии было очень тяжелым, силы Хмельницкого были на исходе. Затяжная война с Речью Посполитой, нападения крымских татар привели к значительному сокращению населения, к упадку хозяйства. Простой народ требовал присягнуть единоверному православному русскому царю.

Богдан Хмельницкий понимал, что в его трудном положении, когда на него вновь наступают поляки, только воссоединение с Великороссией в состоянии будет покончить с бесконечными войнами и польским владычеством. В Москве также пришли к пониманию, что положение Хмельницкого стало критическим и настала пора действовать открыто и энергично. Активность Москвы стимулировало и известие о том, что якобы гетман по причине безысходности своего положения готов признать над собой власть турецкого султана Мехмеда IV.

17 августа 1653 года в своей слободе Субботове гетман Богдан Хмельницкий принял с большим почетом московского посла Ивана Фомина, которому на следующий день на имя великого государя Алексея Михайловича передал грамоту с просьбой принять его народ «под свою высокую руку и вечное холопство» и помочь ратным людям.

Феликс Разумовский.  Кто мы? Жили-были славяне 3/8 

1 октября 1653 года московский Земский собор принял следующее решение:

"За честь царей Михаила и Алексея стоять и против польского короля войну вести, а терпеть того больше нельзя. Гетмана Богдана Хмельницкого и все Войско Запорожское с городами их и землями чтоб государь изволил принять под свою высокую руку для православной христианской веры и святых божьих церквей, да и потому доведется их принять: в присяге Яна Казимира короля написано, что ему никакими мерами за веру самому не теснить и никому этого не позволять; а если он этой присяги не сдержит, то он подданных своих от всякой веры и послушания делает свободными. Но Ян Казимир своей присяги не сдержал, и, чтоб казаков не отпустить в подданство турскому султану или крымскому хану, потому что они стали теперь присягою королевскою вольные люди, надобно их принять"

Гости и торговые люди вызвались предоставить средства для ведения будущей войны, служилые люди обещали биться против польского короля, не щадя голов своих. Патриарх и духовенство благословили государя и всю державу на предстоящую войну с Польшей за веру.

31 декабря в Переяславль прибыли царские послы боярин Бутурлин, окольничий Алферьев и думный дьяк Лопухин с основной целью принять присягу от гетмана и всего казачьего войска. В Малороссии уже знали зачем едут царские послы и по всему пути следования их встречали хлебом и солью. Переяславльский полковник Павел Тетеря с 600 казаков встретил их за пять верст от города.

1 января прибыл в Переяславль гетман. Съехались все полковники, войсковой писарь Выговский, старшина и множество казаков. 8 января, после предварительного тайного совещания со старшиной, в одиннадцать часов утра, гетман вышел на площадь, где была собрана генеральная рада. Гетман говорил:

«Господа полковники, есаулы, сотники, все войско запорожское! Бог освободил нас из рук врагов нашего восточного православия, хотевших искоренить нас так, чтоб и имя русское не упоминалось в нашей земле. Но нам нельзя более жить без государя. Мы собрали сегодня явную всему народу раду, чтоб вы избрали из четырех государей себе государя. Первый — царь турецкий, который много раз призывал нас под свою власть; второй — хан крымский; третий — король польский, четвертый — православный Великой Руси, царь восточный. Турецкий царь басурман, и сами знаете: какое утеснение терпят братия наша христиане от неверных. Крымский хан тоже басурман. Мы по нужде свели было с ним дружбу и через то приняли нестерпимые беды, пленение и нещадное пролитие христианской крови. Об утеснениях от польских панов и вспоминать не надобно; сами знаете, что они почитали жида и собаку лучше нашего брата христианина. А православный христианский царь восточный одного с нами греческого благочестия: мы с православием Великой Руси единое тело церкви, имущее главою Иисуса Христа. Этот великий царь христианский, сжалившись над нестерпимым озлоблением православной церкви в Малой Руси, не презрел наших шестилетних молений, склонил к нам милостивое свое царское сердце и прислал к нам ближних людей с царской милостью. Возлюбим его с усердием. Кроме царской высокой руки, мы не найдем благотишнейшего пристанища; а буде кто с нами теперь не в совете, тот куда хочет: вольная дорога».

М. Хмелько. Речь Богдана Хмельницкого на Переяславской Раде

Раздались восклицания:

«Волим под царя восточного! лучше нам умереть в нашей благочестивой вере, нежели доставаться ненавистнику Христову, поганому».

Тогда переяславский полковник Павел Тетерин начал обходить казаков и спрашивал: — Все ли тако соизволяете?— Все!— отвечали казаки.

Тогда гетман произнес: " Будь так, да господь бог наш укрепит нас под его царскою крепкою рукою". На эти слова народ ответил: " Боже, утверди! Боже укрепи! Чтоб мы вовеки все едино были".

Затем были оглашены статьи договора, предложенного царскими послами. Смысл его сводился к тому, что все Войско Запорожское в границах Зборовского договора, то есть включая нынешние Полтавскую, Киевскую и Черниговскую области, а также часть Волыни и Подолии, присоединялась под именем Малой России к московскому государству.

Договор предусматривал предоставление этому административно-территориальному образованию некоторой автономии с довольно широкими полномочиями гетманской власти. В последующем эти территории и сама эпоха правления гетманов получили у историков название Гетманщины.

Управление Малороссией отныне подчинялось верховной власти царя. Были признаны имевшийся в Малороссии военно-административный аппарат и принцип его выборности, подтверждены сословные права и привилегии казацкой старшины, сохранялось местное управление, особый суд, выбор гетмана вольными людьми. Гетман имел право принимать послов и сноситься с иностранными державами, кроме Речи Посполитой и Турции. Сохранялись права шляхетского, духовного и мещанского сословий. Официально вводился реестр в количестве 60 000 казаков, но предел охочих казаков не ограничивался. Малороссия должна была платить государю ежегодную дань, но без вмешательства царских сборщиков.

Принеся присягу на верность царю, гетман и старшина в свою очередь настаивали на том, чтобы и послы принесли присягу за царя, как это было принято у поляков, однако послы отказались это сделать, указав, что "польские короли неверные, не самодержавные, не хранят своей присяги, а слово государево не бывает переменно".

Когда, после того, послы и приехавшие с ними стольники и стряпчие поехали по городам для приведения к присяге жителей, малороссийское духовенство неохотно соглашалось поступать под власть московского государя. Сам Киевский митрополит Сильвестр Коссов, хотя и встречал за городом московских послов, но внутренне не был расположен к Москве. Духовенство не только не присягнуло, но и не согласилось посылать к присяге шляхтичей, служивших при митрополите и других духовных особах, монастырских слуг и, вообще, людей из всех имений, принадлежащих церквям и монастырям.

Духовенство смотрело на московских русских, как на народ грубый, и даже насчет тождества своей веры с московской происходило у них сомнение. Некоторым даже приходило в мысль, что москали велят перекрещиваться.

Народ присягал без сопротивления, однако и не без недоверия – малоруссы боялись, что москали станут принуждать их к усвоению московских обычаев, запретят носить сапоги и черевики, а заставят надевать лапти.

Что касается до казацкой старшины и приставших к казакам русских шляхтичей, то они вообще, скрепя сердце, только по крайней нужде отдавались под власть московского государя; в их голове составился идеал независимого государства из Малороссии. Хмельницкий отправил своих послов, которые были приняты с большим почетом. Царь утвердил Переяславский договор и, на основании его, выдали жалованную грамоту.

Н.И. Костомаров в книге «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» так оценивает результаты произошедшего исторического события.

« Под знаменами Хмельницкого единодушно поднялся весь малороссийский народ: все хотели быть казаками, т. е. вольными обывателями и защитниками своей земли; вместо того из массы этого народа стали выделяться десятки тысяч привилегированных под исключительным именем казаков. В этом было собственно возвращение к прежнему польскому строю, с тою только разницею, что прежде записывали в казаки несколькими тысячами, а теперь десятками тысяч. <…> Остальной народ, за исключением духовенства, состоял из мещан, которым давались прежние магдебургские права, и посполитых - земледельческого класса, не имевшего казацких прав. И те, и другие должны были платить подати и исправлять разные повинности.

В договоре Богдана Хмельницкого выразительно сказано: "Мы сами смотр меж себя имети будем; кто казак, тот будет вольность казацкую иметь, а кто пашенный крестьянин, тот будет дань обыклую его царскому величеству отдавать, как и прежде сего". Казацкие старшины, заключавшие договор, заботились только о "вольностях" казацких; посполитый народ оставлялся на их произвол, а между тем в народе осталось убеждение, что раздвоение на казаков и посполитых произошло случайно: "Можнейшие (богатые и значительные) попали в казаки, а подлейшие (беднейшие) остались в мужиках". Польские понятия неизбежно перешли к казацким вождям; свобода понималась по-польски; быть свободным - значило иметь такие права, каких не имели другие; до способов устроить свободу, равную для всех, никто не пытался додуматься, а между тем каждый из народа также хотел сделаться свободным в упомянутом смысле, не желая свободы для своих собратий».

Города Мглин, Почеп, Стародуб и другие города повета по-прежнему продолжали оставаться пограничными городами и являлись форпостом Московского государства на западе. В период Хмельнитчины в этих городах стали массово «вписываться в казаки» и местные жители. То есть, происходило так называемое «показачивание» – переход мещан и крестьян в служилое сословие. Так, в 1654 году, когда московские люди приехали на Стародубщину приводить к присяге местное население, то они не обнаружили в Стародубе и других городах ни одного мещанина – все население назвалось казацким. Причем, выяснилось, что в казаки вписались даже городские райцы и бурмистры. Многие сотники специально вписывали крестьян в казаки для увеличения своей власти. В результате, на Черниговщине была создана группировка казацких сил в составе 3-х полков под командованием шурина Хмельницкого Ивана Золотаренко, нежинского полковника.

Когда же русские послы после Рады стали объезжать города Малороссии, то среди присягавших на верность русскому государю были и жители городов и селений Стародубской округи. 22 февраля 1654 года в церкви Рождества Пресвятой Богородицы на верность русскому царю присягнула Стародубщина. Принимать присягу были «командированы» стольник Михаил Дмитриев и подьячий Степан Федоров. Всех присягнувших царские представители записали в специальные присяжные книги.

В это время Стародубщина входила в состав Нежинского полка, поэтому Золотаренко стал писаться полковником Нежинским и "всего Севера". Но ''Север" был так далеко от полкового центра, что для оперативного управления в Стародуб назначался наказной полковник. На момент принятия присяги им был Афанасий Еремеев. Территория Стародубщины была поделена на сотни. Одновременно с наказным полковником присягали в Стародубе подчиненные ему сотники: стародубский, почепский, мглинский, топальский, попогорский, дроковский и ропский. Все они присягали в церкви Рождества Пресвятой Богородицы, "потому что тех городов сотники и казаки стоят с тем полковником в Стародубе на границе от поляков". Кроме указанных были сотни: Новгород-Северская, Шептаковская и Погарская.

За время войны 1648—1654 годов произошла интересная метаморфоза — в крае магдебургского права, где существовала высокоразвитая городская жизнь, при переписи "про мещан... сказали, что у них в городах и в местечках мещан нет". Все подались в казаки!

Непосредственными помощниками наказного стародубского полковника Еремеева в тот момент были:

писарь   войсковой — Илья   Антушков,

есаул   войсковой — Иван   Григорьев,

хорунжий — Тимофей Жлутковский,

судья войсковой — Филипп Семенов

Если сотники, писари, есаулы, хорунжий имелись в полках и во всех сотнях, то судья войсковой Семенов в Стародубе в 1654 году являлся единственным судейским представителем на весь Нежинский полк, в котором по переписным книгам было свыше 20 тысяч человек. Следовательно, в период казацко-крестьянской войны все суды в городах, местечках, полках, сотнях вершились казацкой верхушкой. Стародубской сотней руководили:

сотник — Гаврила Еремеев,

писарь — Александр Богданов,

есаул — Филипп Дмитриев,

хорунжий — Гаврила Семенов.

В состав сотни входили еще 27 атаманов и 506 рядовых казаков. В городе Стародубе не отмечено ни одного мещанина.

В Топальской сотне было 85 человек, в Попогорской — 58 человек, в Бобовской — 47 человек, в Дроковской — 138 человек, в Мглинской — 343 человека, в Погарской — 371 человек. Но самой большой была Почепская сотня — 40 атаманов и 856 казаков. Сотником здесь был Петр Иванович Рославченко, который впоследствии в течение многих лет всевластно правил Стародубским полком. К переписи приведенных к присяге жителей были, в частности, приложены краткие описания следующих городов и местечек — Новгорода-Северского, Погара, Почепа, Мглина, Стародуба.

Так как это, очевидно, самое первое сохранившееся описание Стародуба, приведем его полностью.

"Город Стародуб стоит на речке на Бобенце. Около посаду, вместо острога, от речки Бобенца, по горе, огорожено в забор бревнами, а те стены заборные огнили и оболились. В том остроге на посаде поставлены две церкви древеные: церковь во имя Рождества Пресвятые Богородицы; у тое церкви служащей поп Стефан. Другая церковь во имя Николы Чудотворца; у тое церкви служащей поп Торасей. Да в том же городе Стародубе, над речкою Бобенцем, на горе, поставлен городок, огорожен стоячими бревнами в два бревна. Меж того острожка сделаны ворота проезжие, на воротех башня, да глухих наугольных шесть башень, башни непокрыты, без верхов, обламы по тому острогу огнили и оболились".

В Почепской сотне присягу приняли сотник города Почепа Петр Иванович Рославченко (Рославец), писарь Ондрей Иванович Рославченко (Рославец), есаул Лазарь Добросельцов, хорунжий Афонасей Карпов, а также 40 атаманов и 856 казаков. В Почепе в то время имелось две церкви деревянные – церковь во имя Всемилостивого Спаса и церковь во имя святого Пророка Ильи, где служил поп Василий. «Да в том же городе Почапе над рекою Судостью, на горе; поставлен городокъ, огорожен стоячим острогомъ. В том остроге сделаны ворота проезжие; на воротехъ башня; глухихъ и наугольныхъ 5 башенъ. Около того городка ровъ, и в том рву стоитъ вода летнею порою».

В «Присяжных книгах Белоцерковского и Нежинского полков 1654 г.» сохранилась также  запись присяг казаков Мглинской сотни, в которой сообщается, что присягу приняли сотник местечка «Мъглина» Никифор Васильев сын Белешин, писарь Андрей Жуковский, есаул Яков Порфеньев, хорунжий Ермола Понамаренок, 11 атаманов (Афонасей Потоцкий, Яков Порфенев, Артем Васильев, Юрья Кривонос, Арефа Шуморовский, Остафей Терешовка, Богдан Заретцкий, Федор Павлов, Кузьма Лукьянов сын Чашуковский, Тит Лапазинский, Андрiй Стреченок) и 328 казаков.

В Присяжных книгах сообщается, что местечко Мглин расположено на речке Судынке. В том местечке две церкви деревянные: церковь во имя Воскресения Христова, где служит поп Григорий,  и церковь Всемилостивого Спаса Госполня, где служит поп Иван. «В том же местечке Мглинах старое земляное городище над речкою Судынкою, на горе; на том земляном городище острожка нет». Это значит, что в1654 году деревянные конструкции мглинской крепости была уже утрачены, хотя  в стародубской и почепской крепостях они еще сохранились, очевидно вследствие того, что  в XVIв. входили в «засечную черту» Московского государства.

Полный список присяг казаков Мглинской сотни 1654 года представлен по адресу http://old.mglin-krai.ru/Arhiv/Kazaki.htm. Фактически этот список включает почти все взрослое мужское население г. Мглина, а также  деревень (куреней) Шумарова, Чешуек, Лопазны и др., относившихся к  Мглинской сотне  в 1654 г.

В стихотворении Алексея Константиновича Толстого «Колокольчики мои, цветики степные» есть такие строки, посвященные, в частности, присяге малороссийских  казаков царю Алексею Михайловичу:

В кунтушах и в чекменях, С чубами, с усами, Гости едут на конях, Машут булавами, Подбочась, за строем строй Чинно выступает, Рукава их за спиной Ветер раздувает. И хозяин на крыльцо Вышел величавый; Его светлое лицо Блещет новой славой; Всех его исполнил вид И любви и страха, На челе его горит Шапка Мономаха.

"Хлеб да соль! И в добрый час!- Говорит державный.- Долго, дети, ждал я вас В город православный!" И они ему в ответ: "Наша кровь едина, И в тебе мы с давних лет Чаем господина!" Громче звон колоколов, Гусли раздаются, Гости сели вкруг столов, Мед и брага льются, Шум летит на дальний юг К турке и к венгерцу - И ковшей славянских звук Немцам не по сердцу!

Во время войн Б. Хмельницкого с поляками в Стародубе, Почепе других северских городах произошла значительная перемена. Все жители этих городов, не взирая на магдебургское право, волей или неволей были записаны в казаки. Первоначально наши юго-западные районы оказались в составе Нежинского казачьего полка, особой административной единицы, наподобие современной области, только управляемой казачьими войсковыми властями — полковником, писарем, есаулом, хорунжим. Немного позже был сформирован Стародубский полк, в котором числилось семь сотен: Стародубская, Новгород-Северская, Почепская, Погарская Мглинская, Топальская и Шептаковская, а ещё через какое-то время была образована восьмая, Бакланская, сотня.

"Что делать?" Переяславская рада. Есть ли повод праздновать юбилей

Польские феодалы не хотели мириться с потерей Малороссии, и в 1654 году начались военные действия между Речью Посполитой и Русским государством, в ходе которых запорожцы действовали совместно с русскими войсками.

В феврале 1654 года литовский гетман Януш Радзивилл направил часть своих войск к Стародубу, где они заняли село Бобовичи, но местные жители во главе с наказным полковником Афанасием Еремеенко "воевать себя не дали и их прогнали". Поскольку поступили сведения, что "идут к Стародубу поляки большим собранием", сюда поспешил на помощь с казаками нежинский полковник Иван Никифорович Золотаренко, а затем к Стародубскому рубежу из Севска пошел "с конными и пешими людьми на помочь" воевода Андрей Васильевич Бутурлин. Однако помощь не потребовалась: польско-литовские войска, потерпев неудачу, больше под Стародуб не приходили.

В последующие месяцы 1654 года основные военные действия между Россией и Речью Посполитой развернулись на Смоленшине и в Белоруссии. Одной из русских армий, действовавших здесь, командовал князь Алексей Никитич Трубецкой. В конце апреля 1654 года эта армия выступила из Москвы в Брянск, где должна была завершить последние приготовления, а затем начать наступление в направлении Рославль - Мстиславль - Борисов.

Русско-польская война 1654-1667 гг.

В июне войска двинулись из Брянска к Рославлю, "рославцы всяких чинов люди" русских ратных людей "встретили с честью, … добили челом и город Рославль здали". 12 июля войска А.Н. Трубецкого после ожесточенного боя приступом взяли город Мстиславль, затем переправились через Днепр, преследуя отступавшие литовские войска.

При вступлении на территорию Литвы царь Алексей Михайлович издал универсал к местным жителям православной веры, убеждая их отделиться от поляков. Однако и без царского обращения настрой местного населения по отношению к русским был лояльным.

В течение июня-августа 1654 года войско И.Н. Золотаренко после полуторамесячной осады заняло город Гомель, а также ряд других городов. С конца августа основные силы казаков приступили к осаде Старого Быхова. Могилев, Полоцк, Витебск добровольно открыли ворота, Гомель, Чечерск, Новый Быхов и Пропойск сдались казакам Ивана Золотаренко.

14 августа близ города Борисова русские войска наголову разбили основные литовские силы Я. Радзивилла и В. Гонсевского. Был захвачен обоз Радзивилла, другие военные трофеи, много пленных. Сам литовский гетман был ранен и едва "ушел не з большими людьми". Смоленск некоторое время оборонялся, но, когда князь Трубецкой 12 августа уничтожил войско Януша Радзивилла, спешившего на выручку осажденного гарнизона, начальник обороны воевода Филипп Обухович вынужден был сдать город.  

С русскими войсками на территории Белоруссии действовали и казацкие полки численностью около 29 тысяч человек, руководимые нежинским полковником И.Н. Золотаренко, который был назначен наказным гетманом. Это войско, состоявшее из казаков Стародубского, Нежинского и Черниговского полков, по приказу Богдана Хмельницкого в июне 1654 года двинулось из Новгород-Северского к Стародубу, а затем к Гомелю, откуда польско-литовские войска неоднократно производил и "вылазки ... загонами" и пограничные стародубские "села ... поиспустошили".

В 1654 году военные действия продолжались и в Малороссии, где вместе с казаками против поляков и крымских татар сражались и русские ратные люди. С июня в Малороссии находился и принимал активное участие в боевых действиях отряд воеводы А.В. Бутурлина, формировавшийся в Севске и состоявший из 3950 комарицких драгун и примерно 300 севских служилых людей, а также стародубцев и рославцев.

С конца сентября ратные люди А.В. Бутурлина стояли в Белой Церкви. В отряде ощущался острый недостаток продовольствия, так как эти места были разорены. Часть комарицких драгун "для корму" самовольно пошла "под польские городы в Подлесье", часть разбежалась.

Во второй половине мая 1655 года русские войска начали военные действия с целью освобождения всей белорусской территории. На центральном направлении действовала главная русская армия, во главе которой официально стоял царь Алексей Михайлович, а фактическое командование было в руках князя Я.К. Черкасского. Из Смоленска она двигалась на Минск - Вильно - Гродно.

Сформированная в Брянске армия князя А.Н. Трубецкого 25 мая выступила из Брянска к Почепу и далее к Стародубу и Поповой Горе. В течение лета армия А.Н. Трубецкого двигалась из-под Могилева к Старому Быхову, осада которого продолжалась, затем заняла город Слуцк, а к октябрю вновь вернулась к Старому Быхову. Здесь во время одной из стычек погиб И.Н. Золотаренко, под водительством которого малороссийские казаки совершили несколько успешных операций против польско-литовских войск.

Жители нашего края принимали активное участие и в боевых действиях 1655 года в Малороссии. В марте-апреле для похода в Малороссию готовилась новая армия во главе с боярином В.В. Бутурлиным, которому было "велено ... с ратными людьми збиратца в Севску". В нее входили и воинские люди (в основном конники-рейтары из числа дворян и детей боярских) из Брянска, Карачева и других соседних городов и уездов.

Отдельным полком вошли в армию В.В. Бутурлина ратные люди, возглавляемые А.В. Бутурлиным. Основу этого полка, как и в 1654 году, составляли комарицкие драгуны, а также служилые люди из Севска и соседних городов. 3 мая 1655 года армия во главе с В.В. Бутурлиным и вторым воеводой князем Г.Г. Ромодановским, выступила из Севска в Малороссию. 12 июня русские войска были в Киеве, летом вместе с казацкими полками гетмана Богдана Хмельницкого вели успешные боевые операции в Приднестровье, а в середине сентября осадили город Львов. Значительная часть армии во главе с Г.Г. Ромодановским была направлена навстречу войскам польского коронного гетмана С. Потоцкого. 20 сентября Г.Г. Ромодановский сообщил, что у него с поляками был "большой бой с седьмого часа по самую ночь", закончившийся разгромом польского войска. Преследуя неприятеля, передовые русские части и запорожцы вступили в пределы Польши. К концу 1655 года военные действия почти прекратились, а в 1656 году в городе Вильно было подписано временное перемирие между Россией и Речью Посполитой.

Источники и литература

1. Волков В.А. Войны и войска Московского государства (конец XV– первая половина XVII вв.). — М.: Эксмо, 2004
2. Широкорад А. Б. Польша. Непримиримое соседство. – М.: Вече, 2011.
3. Анатолий Тарас. Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв.  – М.: ACT, 2006
4. Крашенинников В.В. Взгляд через столетия. – Тула, 1990
5. Крашенинников В. В. Очерки по истории Брянской земли: сб. науч. статей – Брянск: БОНУБ, 2008. http://libryansk.ru/files/izdaniya/krashen.pdf
6. Поклонский Д.Р. Стародубская старина. Т.1. – Клинцы,1998.
7. История нашего края. Первая половина 17 века. http://unechaonline.com/history/hist1p17.html
8. Евтушенко В. Ф. Очерк истории малороссийского казачества. http://zhurnal.lib.ru/e/ewtushenko_w_f/kazaki1654.shtml
9. Летопись Самовидца. http://www.st-kazak-polk.ru/istoriya
10. А. В. Чернов, Вооруженные силы Русского государства в XV-XVII в.в.
11. А.И. Скрылов, Г.В.Губарев. Казачий словарь-справочник , т.1-3 –  США, 1966-1970
12. Е. А. Чеплянская История казачества на территории Брянской области. http://archive-bryansk.ru/24.10.2013-4
13. Воропаев А. Стародубцы, кто они? http://www.st-kazak-polk.ru/starodubtsy-kto-oni
14. Аксаков И. С. Письма к родным. 1849–1856 / изд. подгот. Т. Ф. Пирожкова. – М.: Наука, 1994.
15. Магдебургское право и его роль в социально-экономической жизни городов Беларуси. http://xreferat.com/22/2453-1-magdeburgskoe-pravo-i-ego-rol-v-social-no-ekonomicheskoiy-zhizni-gorodov-belarusi.html
16. Иловайский  Д. Смутное время  Московского   государства. Т. IV, вып. 1. – М., 1894.
17. Гумилев Л. От Руси до России. – М., 1995
18. Платонов С.Ф. Смутное время. Очерки истории внутреннего кризиса и общественной борьбы в Московском государстве в XVI-XVII вв
19. Соловьёв С.М. История России с древнейших времён: Сочинения в 18 кн. – М.: Мысль, 1989.
20. Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М,1993
21. Костомаров Н. И. Богдан Хмельницкий. – М.: «Чарли», 1994.
22. Лазаревский А. Описание старой Малороссии. Т. I. – Киев, 1888.
23. Википедия